— А вы не думали, что яд мог взять кто-то еще? — спросил Пуаро.

— Ни секунды. Я сразу понял, что это Кэролайн. Я знал ее как облупленную.

— Что вы говорите? — пробормотал Пуаро. — Мне как раз очень важно знать, мистер Блейк, что представляла собой Кэролайн Крейл.

— На процессе она очень натурально изображала оскорбленную невинность, — злобно усмехнулся Филип Блейк. — Но это все игра.

— Какой же она была на самом деле?

Блейк снова уселся.

— Вам непременно хочется это знать? — сурово спросил он.

— Мне необходимо это знать.

— Тогда извольте. Кэролайн была дрянью. Дрянью до мозга костей. Но ей не откажешь в обаянии. Была в ней особая мягкость, которая так подкупает. Она казалась хрупкой и беспомощной, и всем всегда хотелось ее защитить, помочь… Я люблю почитать что-нибудь историческое, знаете ли. Так вот, у нее было много общего с Марией Стюарт[105]. Такая вся добренькая, несчастненькая, такая очаровательная, а копните поглубже — холодная, расчетливая интриганка, замыслившая убийство Дарили[106] и пытавшаяся увильнуть от ответа. Вот и Кэролайн была такой же — холодной и расчетливой. А вся ее доброта — абсолютная фальшь.

Вам не говорили — на процессе это было упомянуто как-то вскользь, но эпизод весьма красноречивый, — что она сделала со своей младшей сестрой? Кэролайн всегда была ревнивой, с самого детства. Ее мать вышла замуж вторично, и с появлением Анджелы все внимание и любовь были обращены на нее, на маленькую. Кэролайн не могла этого стерпеть. Она попыталась убить сестренку — кажется, ударила ее кочергой! К счастью, та выжила. Но сам поступок говорит о многом.

— Безусловно.

— Вот что такое настоящая Кэролайн. Ей всегда и во всем надо было быть первой. Быть на вторых ролях — этого она не могла пережить. Был в ней холодный эгоизм и предрасположенность к крайностям, вплоть до совершения убийства.

Она казалась импульсивной, но на самом деле все умела просчитывать. Когда она — ведь совсем еще молоденькой! — гостила в Олдербери, то сразу смекнула, на кого стоит делать ставку. Собственных денег у нее не было, а потому я в ее расчеты не входил — младший сын, которому ничего не обломится, который сам должен будет зарабатывать на хлеб. Забавно, не правда ли? Ведь сейчас я мог бы, пожалуй, купить Мередита и Крейла, будь он жив, со всеми потрохами! Некоторое время она присматривалась к Мередиту, но в конце концов решила прибрать к рукам Эмиаса. Эмиасу предназначалось Олдербери, и, хотя доходов от поместья было немного, это ее не смущало: она поняла, что он необычайно талантлив. И что со временем он будет неплохо зарабатывать живописью.

Она не ошиблась. К нему очень скоро пришло признание. Он не сделался модным художником — но талант его был признан, и картины хорошо раскупались. Вам доводилось видеть его картины? У меня есть одна. Пойдемте, я вам покажу.

Он провел Пуаро в столовую.

— Вот, пожалуйста. Картина Эмиаса.

Пуаро молча разглядывал картину, висевшую на левой стороне комнаты. Он был поражен тем, как можно препарировать самый обычный предмет волшебной силой таланта. На полированном столе красного дерева стояла ваза с розами. Казалось бы, донельзя избитый сюжет. Как же Эмиасу Крейлу удалось заставить розы полыхать буйным пламенем, почти непристойно чувственным? Блики этого пламени, словно и вправду, трепетали на полировке стола. Чем объяснить то изумление, которое вызывала картина? Ибо она была изумительна. Пропорции стола, наверное, повергли бы старшего полицейского офицера Хейла в отчаяние. Он принялся бы утверждать, что роз такой формы и такого цвета не бывает. А потом гадал бы, чем ему не угодили эти розы и почему его так раздражает этот чинный круглый стол из дорогого красного дерева.

— Удивительно, — с легким вздохом пробормотал Пуаро.

Блейк повел его обратно в кабинет.

— Я сам никогда особо не разбирался в искусстве и никогда им не интересовался. Но на эту картину мне почему-то хочется смотреть снова и снова не отрывая глаз. Сам не пойму, в чем здесь дело… Она такая… такая настоящая, — добавил он.

Пуаро энергично закивал головой.

Блейк предложил гостю сигарету и закурил сам.

— И такой художник, написавший эти розы, «Женщину, готовящую коктейль», создавший потрясающее «Рождество Христово», был на самом взлете своего таланта загублен мстительной, злобной ведьмой!

Он помолчал.

— Вы можете сказать, что я чересчур резок, что я несправедлив к Кэролайн. Да, в ней было много шарма, думаете, я этого не замечал? Но я знал, я всегда знал, какова ее истинная натура. Эта женщина, мосье Пуаро, была воплощением зла. Беспощадная, безжалостная хищница!..

— Но мне говорили, что в семейной жизни миссис Крейл приходилось сталкиваться с постоянными обидами?

— Ну да, она же не стеснялась все выкладывать — всем подряд. Вечная мученица! Бедняга Эмиас! Это его семейная жизнь была сплошным адом — или, скорей, была бы адом, не будь он человеком особой породы. Его талант служил ему защитой. Когда он писал, ему ни до чего не было дела и ни до кого. Он забывал про Кэролайн, про ее постоянные придирки, про бесконечные их ссоры и размолвки. Как вам, наверное, известно, не проходило и недели, чтобы не грянул очередной скандал. Ей эти стычки были в радость. Поднимали настроение, что ли. Давали выход эмоциям. Как только она его не оскорбляла, какими эпитетами не награждала, а потом словно ничего не было: буквально мурлыкала при его появлении, как гладкая, откормленная кошка. Ему же эти скандалы столько крови попортили… Он жаждал тишины и покоя. Такому человеку, как он, вообще не следовало жениться — ну не был он создан для семейного очага. У таких артистичных натур должны быть исключительно романтические отношения, но отнюдь не семейные узы. Они мешают полному раскрытию их индивидуальности.

— Он с вами об этом говорил?

— Он знал, как я ему предан. И понимал, что я сам все вижу. Он не жаловался. Не таким он был человеком. Порой у него вырывалось: «Будь они прокляты, эти женщины!» Или: «Никогда не женись, старина. Это что-то вроде ада на земле».

— Вы знали про его увлечение мисс Грир?

— О да, по крайней мере, я видел, как это начиналось. Он сказал мне, что познакомился с изумительной девушкой. Она совсем не такая, сказал он, как прежние его симпатии. Признаться, я не придал особого значения этим его словам: Эмиас слишком часто встречал «необыкновенных женщин». А уже через месяц смотрел на вас непонимающими глазами и не мог вспомнить, о ком, собственно, идет речь. Но Эльза Грир действительно была не похожа на других. Я понял это, когда приехал в Олдербери. Она его заарканила и явно не собиралась выпускать. Бедняга плясал под ее дудку.

— Значит, Эльза Грир вам тоже не нравилась.

— А чему там было нравиться? Такая же хищница. Она хотела, чтобы Крейл принадлежал ей и душой, и телом.

И все-таки она, по-моему, подходила ему больше Кэролайн. Будь он ее мужем, она бы предоставила ему полную свободу. Или он бы ей быстро надоел и она нашла бы себе кого-нибудь другого. Бежать ему надо было от всех этих баб — от них у него были одни неприятности.

— Но он, по-видимому, делать этого не торопился.

— Глупец, вечно он впутывался в какие-то интрижки, — вздохнул Филип Блейк. — Но в действительности женщины мало что значили в его жизни. Только две стали, в этом смысле, исключением — его благоверная Кэролайн и эта настырная Эльза.

— А ребенка он любил? — спросил Пуаро.

— Анджелу? Мы все ее любили. Славная девчушка. Не капризная, любила всякие проделки. Гувернантка только за голову хваталась. Эмиас ее очень любил, но порой она переходила все границы, и тогда он жутко на нее злился. Тут же вмешивалась Кэролайн, всегда защищавшая свою сестру, и Эмиас просто свирепел… Он терпеть не мог, когда все они выступали против него единым фронтом. В доме вообще было черт знает что… Эмиас ревновал Кэролайн к Анджеле, которая была для нее на первом месте и ради которой она была готова каждому перегрызть глотку. Анджела тоже ревновала Кэро к Эмиасу и постоянно бунтовала, ее не устраивали его властный тон и манера обращения. Это он надумал отправить ее осенью в школу, и она была в ярости. Не потому, что ей не хотелось ехать в школу, по-моему, она была вовсе даже не против, ее злило, что Эмиас решил все сам, даже с нею не поговорив. И она всячески старалась ему досадить. Однажды сунула ему в постель штук десять слизняков… Но я считаю, что Эмиас был прав. Пора ей было приучаться к дисциплине. Мисс Уильямс была прекрасной гувернанткой, но даже она не могла с ней справиться. — Он умолк.

— Все это очень любопытно, — сказал Пуаро, — но я имел в виду его собственную дочь.

— А, вы про малышку Карлу? Ее тоже все обожали. И Эмиас, когда был в настроении, с удовольствием с ней возился. Но его привязанность к девочке ни в коем случае не помешала бы ему жениться на Эльзе, если вас интересует этот момент. Он все же не настолько ее любил.

— А Кэролайн Крейл была очень привязана к ребенку?

Легкая судорога исказила лицо Филипа.

— Не могу сказать, что она была плохой матерью. Нет, не могу. Единственное…

— Да, мистер Блейк.

— Да, это до сих пор вызывает боль в моем сердце, — с горечью отозвался Филип, — мысль о Карле… При каких трагических обстоятельствах началась, по существу, ее жизнь! Ее сплавили за границу к двоюродной сестре Эмиаса. Я надеюсь, очень надеюсь, что ей и ее мужу удалось скрыть от девочки правду.

Пуаро покачал головой.

— Правда, мистер Блейк, имеет обыкновение выплывать наружу… Даже спустя годы.

— Не уверен, — пробормотал маклер.

— В интересах истины, мистер Блейк, — продолжал Пуаро, — я хочу попросить вас кое-что сделать.