Пуаро встал, а Джордж Мейхью, поднимаясь, добавил:

— Советую переговорить и с нашим клерком Эдмундсом. Он и тогда служил у нас и очень живо интересовался процессом.

Эдмунде говорил медленно. Взгляд его был настороженным. Он не спеша оглядел Пуаро с головы до ног и только потом позволил себе раскрыть рот.

— Да, я помню эту историю, — сказал он. И сурово добавил: — Неприглядную историю.

В его остром взгляде читался явный вопрос.

— Прошло слишком много времени, чтобы заново раскапывать все подробности, — сказал он.

— Приговор суда не всегда означает конец дела.

— Верно, — медленно кивнул своей крупной головой Эдмунде.

— У миссис Крейл осталась дочь, — продолжал Пуаро.

— Да, дочь была. Ее отправили за границу к родственникам, верно?

— Дочь убеждена в невиновности матери, — сказал Пуаро.

— Вот как? — Кустистые брови мистера Эдмундса взмыли вверх.

— Можете ли вы что-нибудь сказать в подтверждение ее надежд, что миссис Крейл невиновна?

Эдмунде задумался. Затем покачал головой.

— Честно говоря, нет. Скажу только, что мне миссис Крейл очень нравилась. Что бы она там ни натворила, прежде всего это была леди. Не то что та, другая. Наглая, развязная девчонка! Хищница! Выскочка из отребья — и это сразу бросалось в глаза! А миссис Крейл была благородной дамой.

— И тем не менее оказалась убийцей?

Эдмунде нахмурился. Но ответил более охотно, чем прежде:

— Именно этот вопрос задавал я себе не один день. Она сидела на скамье подсудимых и спокойно, сдержанно отвечала на вопросы. «Не могу поверить», — твердил себе я. Но сомневаться не приходилось, мистер Пуаро… Не мог же этот болиголов оказаться в пиве мистера Крейла случайно. Его туда подлили. А если не миссис Крейл, то кто?

— Вот и я об этом спрашиваю, — сказал Пуаро. — Кто?

И снова в его лицо впились сверлящие глаза.

— Вот, значит, куда вы клоните, — произнес мистер Эдмунде.

— А вы сами что думаете?

Клерк ответил не сразу:

— Никаких подозрений на этот счет вроде не существовало.

— Вы бывали в суде, когда слушалось дело? — спросил Пуаро.

— Каждый день.

— И слышали показания свидетелей?

— Да.

— Не приметили ли вы в их поведении какую-либо неестественность?

— Не лгал ли кто-нибудь из них, хотите вы знать? — напрямую спросил Эдмунде. — И не было ли у кого-нибудь из них причины желать смерти мистера Крейла? Извините меня, мистер Пуаро, но уж больно это смахивает на мелодраму.

— Тем не менее постарайтесь вспомнить получше, — попросил Пуаро.

Он вглядывался в хитроватое лицо, в прищуренные задумчивые глаза. Но Эдмунде покачал головой — медленно, с сожалением.

— Эта мисс Грир, — начал он, — она, конечно, разозлилась и горела желанием отомстить. Отвечая на вопросы, она позволяла себе лишнее, но мистер Крейл ей нужен был живым. От мертвого ей было мало проку. Да, она хотела, чтобы миссис Крейл повесили, но только потому, что она вытащила у нее из-под носа лакомый кусок. Она была как тигрица, которой помешали совершить прыжок и схватить добычу! Но ей, повторяю, мистер Крейл нужен был живым. Мистер Филип Блейк тоже был настроен против миссис Крейл — с самого начала. Он был другом мистера Крейла, а потому вел себя по отношению к ней агрессивно. Его брат, мистер Мередит Блейк, был плохим свидетелем, отвечал невпопад, путался, ни в чем не был уверен. Я на своем веку перевидал много таких свидетелей. Впечатление такое, будто они только и делают, что лгут, на самом же деле именно они говорят правду. Пуще всего мистер Мередит Блейк боялся сказать что-нибудь лишнее. А потому из него вытянули намного больше, чем он хотел сказать. Он из тех робких джентльменов, у которых при подобных обстоятельствах сразу начинают путаться мысли. Вот гувернантка, та не тушевалась. Слов на ветер не бросала и отвечала по существу. Слушая ее, нельзя было понять, на чьей она стороне. Сообразительная, за словом в карман не полезет. — Он помолчал. — Я уверен, что она знала куда больше, чем говорила.

— Я тоже, — согласился Эркюль Пуаро. Он еще раз пристально взглянул на морщинистое хитроватое лицо своего собеседника. Оно было вежливо-бесстрастным. Интересная подробность, подумал Пуаро, не снизошел ли мистер Альфред Эдмунде до намека?

Глава 4

Старый юрисконсульт

Мистер Калеб Джонатан жил в Эссексе[100]. В ответ на свое письмо Пуаро получил приглашение отобедать и переночевать, составленное в тоне, достойном королевских посланий. Старый джентльмен, несомненно, был большим оригиналом. После пресного Джорджа Мейхью мистер Джонатан напоминал стакан выдержанного портвейна что называется своего розлива.

У него были собственные методы подхода к интересующей собеседника теме, а поэтому только ближе к полуночи, попивая ароматный марочный коньяк, мистер Джонатан наконец немного разоткровенничался. На восточный манер он по достоинству оценил тактичность Эркюля Пуаро, проявлявшего сдержанность в отношении расспросов о семье Крейлов. Вот теперь, в любимую свою пору суток, он был готов подробно поговорить на эту гему.

— Наша фирма знала не одно поколение этой семьи. Я лично был знаком с Эмиасом Крейлом и его отцом, Ричардом Крейлом. Помню я и Инока Крейла, деда. Все они были деревенские сквайры, думали больше о лошадях, чем о людях. Крепко держались в седле, любили женщин, и головы их не были обременены мыслями. К мыслям они относились с подозрением. Зато жена Ричарда Крейла была просто переполнена мыслями — больше мыслей, чем здравого смысла. Она писала стихи, любила слушать музыку и даже немного играла на арфе. Она любила демонстрировать свое некрепкое здоровье и очень часто живописно разваливалась на диване. Она была поклонницей Кингсли[101] и потому назвала своего сына Эмиасом. Отцу это имя не нравилось, но перечить он не стал.

Эмиасу Крейлу качества, унаследованные от столь разных родителей, пошли только на пользу. От болезненной матери он унаследовал художественный дар, а от отца — энергию и невероятный эгоизм. Все Крейлы были себялюбцы. Никогда и ни при каких обстоятельствах они не признавали иной точки зрения, кроме собственной.

Постучав изящным пальцем по ручке кресла, старик окинул Пуаро хитрым взглядом.

— Поправьте меня, если я не прав, мосье Пуаро, но, по-моему, вы интересуетесь… внутренними качествами, характером, так сказать?

— В моих расследованиях, — ответил Пуаро, — какие-то внутренние побуждения — главная составляющая расследования.

— Я вас понимаю. Вам хочется залезть в шкуру преступника. Очень интересно и увлекательно. Наша фирма никогда не занималась уголовной практикой, а потому мы не сочли себя достаточно компетентными действовать в интересах миссис Крейл. Мы передали дело Мейхью, которые вполне отвечали этим требованиям. Они призвали на помощь Деплича — и вот тут им, похоже, не хватило воображения, — он был дорогим адвокатом и умел производить яркое впечатление, однако они не сообразили, что Кэролайн никогда не будет вести себя так, как он предписывает. Она не умела ломать комедию.

— А что она собой представляла? — спросил Пуаро. — Вот это мне больше всего хотелось бы знать.

— Да, да, понимаю. Почему она совершила то, что совершила? Поистине сложный вопрос. Видите ли, я знал ее еще до замужества. Кэролайн Сполдинг была очень несчастным созданием, хотя от природы весьма жизнерадостным. Ее мать рано овдовела, и Кэролайн была к ней очень привязана. Затем мать снова вышла замуж, родилась еще одна дочка, появление которой Кэролайн восприняла крайне болезненно. С неистовой, по-девичьи пылкой ревностью.

— Она ревновала?

— Не то слово. И произошел весьма прискорбный инцидент. Бедное дитя, впоследствии она горько раскаивалась в случившемся. Но, как вам известно, мосье Пуаро, никто из нас не застрахован от опрометчивых поступков. Юность не всегда умеет сдерживаться. Это приходит позже, со зрелостью.

— Так что же произошло? — спросил Пуаро.

— Она швырнула в малышку пресс-папье. Девочка получила увечье на всю жизнь, ослепла на один глаз. — Мистер Джонатан вздохнул. — Можете себе представить, каков был эффект, когда ее спросили о сестре. Один-единственный вопрос стоил дюжины прочих. — Он покачал головой. — Тут же создалось впечатление, что Кэролайн Крейл крайне неуравновешенный человек. Что отнюдь не соответствовало истине. Никоим образом. — И, еще раз вздохнув, заключил: — Кэролайн Сполдинг часто наезжала в Олдербери. Она хорошо ездила верхом, с ней интересно было поговорить. Ричарду Крейлу она очень нравилась. Она ухаживала за миссис Крейл, и делала это очень умело и бережно, а потому миссис Крейл тоже к ней благоволила. Дома она чувствовала себя лишней, зато в Олдербери ее встречали с распростертыми объятьями. Она подружилась и с Дианой Крейл, сестрой Эмиаса. В Олдербери часто наведывались соседи по усадьбе — братья Блейк, Филип и Мередит. Филип, тот был весьма сомнительной личностью, мерзавец и стяжатель. Мне он всегда был неприятен, но, надо сказать, он был мастер рассказывать забавные истории и довольно преданным другом. Мередит был, как говаривали в мое время, чувствительной натурой. Увлекался ботаникой и бабочками, любил наблюдать за птицами и животными. Стало быть, как теперь говорят, «изучал природу». О боже, как же эти молодые люди разочаровали своих родителей. Ни один не занимался тем, чем положено было заниматься: ни охотой, ни стрельбой, ни рыбной ловлей. Мередит, конечно, любил всяких птичек, зверушек, но чтобы стрелять в них — боже упаси! Филип явно тяготился деревенской жизнью, его тянуло в город, где можно было заработать и как следует кутнуть. Диана вышла замуж за неровню, который не был настоящим джентльменом. Правда, он был офицером, но только во время войны. А Эмиас, сильный, красивый, энергичный, и что же? Сделался художником! Наверняка именно это явилось последней каплей для Ричарда Крейла и свело его в могилу.