По правде говоря, она производила очень хорошее впечатление — если сравнивать с той, молоденькой девицей. Ту присяжные невзлюбили с самого начала, но ей, надо сказать, было на это абсолютно наплевать. Очень эффектная, жесткая — в современном стиле. Для присутствующих в суде женщин — воплощение разрушительницы семейного очага. Когда рядом появляются вот такие девицы, которых совершенно не трогают нормы общепринятой морали, надо быть начеку! Девица, должен признать, не юлила. На вопросы отвечала прямо. Никаких уверток. Она влюбилась в Эмиаса Крейла, он — в нее. И ни малейших угрызений совести по поводу того, что он готов был бросить жену и ребенка.

Лично я даже восхищался ее прямотой и напором. Она была очень неглупа. Деплич устроил ей перекрестный допрос, но она его выдержала с честью. Тем не менее публика ей не симпатизировала. И судья — тоже. Вел процесс Эйвис. В молодости он и сам был не прочь сходить налево, но, когда надевал мантию, становился несокрушимым моралистом. Напутствием, которое он давал присяжным по делу Кэролайн Крейл, был призыв к милосердию. Факты он отрицать не мог, но раза два прозрачно намекнул на то, что подсудимую спровоцировали на это страшное деяние.

— И что же, почему он не поддержал версию защиты о самоубийстве?

Фогг покачал головой.

— Для этой версии не было никаких оснований. Нет, разумеется, Деплич постарался выжать все, что мог. Он произнес проникновенную речь. Очень трогательно изложил страдания человека, наделенного пылким темпераментом и щедрой душой, заложника своей сластолюбивой натуры, которого постигла страсть к красивой молодой девушке. Дескать, вся душа у бедняги изболелась, но устоять он не мог. Поведал и о том, как Крейл осознал свою ошибку и в порыве осознания своих грехов и раскаяния решил с честью выйти из замкнутого круга — покончить с собой! Это, была, повторяю, очень трогательная речь, яркий портрет несчастного, раздираемого противоречиями человека: бешеный темперамент и присущее ему от рождения благородство. Эффект от этой речи был потрясающим. Но, когда речь была завершена, у присутствующих создалось впечатление, что все-таки были два Эмиаса Крейла — мифический из повествования Деплича и реальный, подлинный. Он ведь был совсем другим. И Деплич не сумел найти своим словам реальных подтверждений. Какое там раскаяние! Крейл, я бы сказал, скорей относился к субъектам, начисто лишенным совести. Безжалостный, хладнокровный, всегда довольный собой эгоист. Единственное, в чем он был щепетилен, так это в своем творчестве. Ни за какие деньги он не стал бы писать на скорую руку какую-нибудь слащавую картину. В этом я убежден. Но я знаю, что это был человек вполне земной, который любил жизнь и умел получать от нее все возможные удовольствия. Покончить с собой? Нет — он бы на это никогда не пошел!

— А зачем же тогда защита выбрала такой неубедительный вариант?

— А что им еще оставалось? — пожал плечами Фогг. — Не сидеть же сложа руки, приговаривая, что присяжным тут делать нечего, ибо прокурор еще не Доказал вину обвиняемой! Да, слишком уж много было улик. Она призналась, что украла пузырек с ядом. Был мотив для совершения преступления, средство совершения преступления и удобный случай — словом, все.

— А нельзя ли было попытаться доказать, что все это определенным образом подстроено?

Фогг не стал увиливать от ответа.

— Она сама многое признала. И потом, такая версия выглядела бы чересчур надуманной. Вы хотите сказать, что его убил кто-то другой, позаботившись, чтобы все выглядело, будто убила она?

— Вы считаете, что это невероятно?

— Боюсь, что да, — задумчиво ответил Фогг. — А вы предполагаете, что существует некий Икс? И где же нам его искать?

— Полагаю, среди тех людей, которые ее окружали. Таких было пятеро. И каждый из них теоретически мог иметь к этому делу самое непосредственное отношение.

— Пятеро? Дайте-ка припомнить. Был среди них такой нескладный малый, который делал настои из трав. Опасное увлечение, но милейший человек. Несколько рассеянный… Нет, на Икса он явно не тянет. Затем сама девица — но она скорее покончила бы с Кэролайн, а не с Эмиасом. Биржевой маклер — закадычный друг Крейла. В детективных романах он мог бы сойти за убийцу, но в жизни — явный перебор. Вот и все. Ах да, была еще младшая сестра, но про нее всерьез и говорить не стоит. Значит, четверо.

— Вы забыли гувернантку, — напомнил Эркюль Пуаро.

— Да, верно. Несчастные существа эти гувернантки, никто о них не помнит. Немолодая, некрасивая, но с образованием. Психолог, наверное, стал бы утверждать, что она испытывала тайную страсть к Крейлу и поэтому подсыпала ему яд в пиво. Старая дева с подавленными инстинктами! Нет, не верю. Насколько мне помнится, она отнюдь не производила впечатление психопатки.

— С тех пор прошло много лет.

— Пятнадцать или шестнадцать… Да, немало. И вы хотите, чтобы я все помнил?

— Ну что вы, — возразил Эркюль Пуаро, — я, наоборот, просто поражен, насколько хорошо вы все помните. Когда рассказываете, такое впечатление, что у вас перед глазами всплывает картина прошлого. Я прав?

— Да, — задумчиво подтвердил Фогг, — я действительно все это вижу, и довольно отчетливо.

— Мой друг, а не могли бы вы объяснить, почему вам так врезалось это в память?

— Почему? — задумался Фогг. Его худое умное лицо оживилось. — И вправду почему?

— Кого именно вы видите наиболее отчетливо? — спросил Пуаро. — Свидетелей? Защитника? Судью? Или обвиняемую в момент, когда она дает показания?

— Как вы догадались? — восхитился Фогг. — Да, именно ее я вижу… Странная штука — любовь. Она была сама любовь. Не знаю, была ли эта женщина красивой… Ведь уже не первой молодости, выглядела утомленной, круги под глазами. Но она была средоточием происходящего. Она была в центре внимания, главное действующее лицо, И тем не менее иногда казалось, что мысленно она где-то в другом месте, далеко-далеко, хоть и сидит в зале суда, молчаливая, внимательная, с легкой вежливой улыбкой на губах. Она вся была в полутонах — свет вперемешку с тенью. И при этом производила гораздо более приятное впечатление, чем та девица с ее идеальной фигурой, с безупречно гладким лицом и присущей юности дерзостью. Я восхищался Эльзой Грир — у нее была потрясающая сила воли, она умела постоять за себя, не боялась своих мучителей и ни разу не проявила слабости! Но я был восхищен и Кэролайн Крейл — потому что она, наоборот, совершенно не боролась и находила согласие в созданном ею мире полутонов. Она не потерпела поражения — потому что ни разу не попыталась вступить в сражение. Я уверен только в одном, — помолчав, продолжал он. — Она очень сильно любила человека, которого убила. Любила так, что часть ее ушла вместе с ним. — Мистер Фогг снова умолк и протер стекла своих очков.

— Боже мой, — вздохнул он, — какие, однако, странные вещи я говорю! В ту пору я был еще совсем молод и полон честолюбивых устремлений. Подобные события запоминаются. Что бы там ни было, я считаю, что Кэролайн Крейл была женщиной необыкновенной. Я ее никогда не забуду. Не забуду никогда…

Глава 3

Молодой юрисконсульт

Джордж Мейхью был осторожен и немногословен.

Дело он, разумеется, помнит, но не совсем отчетливо. Им занимался его отец, ему самому в ту пору было всего девятнадцать.

Да, процесс этот произвел большой резонанс. Крейл ведь был известным художником. Картины у него превосходные. Две из них и сейчас висят в галерее Тейта[99]. Хотя, разумеется, это для той истории значения не имеет.

Пусть мосье Пуаро его извинит, но он не совсем понимает, что именно интересует мосье Пуаро. А, дочь! В самом деле? В Канаде? А он всегда считал, что она в Новой Зеландии.

Джордж Мейхью чуть-чуть расслабился. Помягчел.

Да, для девушки это оказалось потрясением. Он ей очень сочувствует. Наверное, было бы куда лучше, если бы она так и не узнала всей правды. Но что теперь толку об этом говорить!

Она хочет знать? Что именно? Ведь об этом процессе столько писали! Ему же лично почти ничего не известно.

Нет, он считает, что в виновности миссис Крейл сомневаться не приходится. Хотя отчасти ее можно понять. Эти художники — с ними всегда нелегко. А у Крейла, насколько он помнит, вечно были романы то с одной, то с другой.

И сама подсудимая тоже, по-видимому, была женщиной с характером. Не могла примириться со слабостями мужа. В наши дни она бы просто развелась с ним, и все.

— По-моему, — осторожно добавил он, — в этом деле была замешана леди Диттишем.

— Так оно и есть, — подтвердил Пуаро.

— Газеты время от времени в связи с ней вспоминают о том деле, — сказал Мейхью. — Леди Диттишем не раз участвовала в бракоразводных процессах. Очень богатая женщина, как вам, наверное, известно. До этого она была замужем за известным путешественником. Она постоянно на виду. По-видимому, из тех женщин, которые любят, когда о них говорят.

— Или которые обожают знаменитостей, — предположил Пуаро.

Мысль эта не пришлась Джорджу Мейхью по вкусу. Он воспринял ее без особого энтузиазма.

— Пожалуй, да, в этом есть доля правды.

И надолго погрузился в раздумье.

— Ваша фирма много лет представляла интересы миссис Крейл? — спросил Пуаро.

— Нет, — покачал головой Джордж Мейхью. — Стряпчими семьи Крейл были «Джонатан и Джонатан». Но когда случилась трагедия, мистер Джонатан счел для себя неудобным действовать в интересах миссис Крейл и поэтому договорился с нами — с моим отцом — взять на себя все хлопоты по делу. Вам бы следовало, мосье Пуаро, попытаться встретиться со старым мистером Джонатаном. Он отошел от дел — ему уже за семьдесят, — но он хорошо знал всех Крейлов и сумеет рассказать вам гораздо больше меня. Я, по правде говоря, мало что знаю. В ту пору я был совсем мальчишкой. Не помню даже, присутствовал ли я на процессе.