Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Помню ли я дело Крейлов? — переспросил сэр Монтегю Деплич. — Ну еще бы не помнить. Очень привлекательная была женщина. Но крайне неуравновешенная. Абсолютно никакой выдержки. — И, глянув на Пуаро исподлобья, поинтересовался: — А что это вы вдруг решили меня об этом спросить?

— Меня интересует это дело.

— Не очень-то это тактично с вашей стороны, мой дорогой, — усмехнулся Деплич, изобразив свой знаменитый «волчий оскал», который приводил в ужас свидетелей. — Один из моих провалов. Мне тогда не удалось ее вытащить.

— Я знаю.

Сэр Монтегю пожал плечами.

— Разумеется, в ту пору я был менее опытным, — сказал он, — но, полагаю, сделал все, что было возможно. Без содействия самого подсудимого многого не добьешься. И все же нам удалось заменить смертную казнь пожизненным заключением. Подали апелляцию. Спасибо женам и матерям, подписавшим прошение, собрали очень много подписей, люди отнеслись к ней с большим участием.

Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку кресла и многозначительно посмотрел на Пуаро.

— Если бы она его застрелила или ударила ножом, — начал рассуждать он, — я мог бы настаивать на непреднамеренном убийстве. Но яд — нет, тут ничего не сделаешь, никаких лазеек.

— Какую же версию выдвигала защита? — спросил Пуаро.

Ответ он знал заранее, ибо проштудировал все газеты, писавшие в то время о процессе, но решил прикинуться несведущим.

— Самоубийство. Единственное, за что мы могли ухватиться. Но наша версия не сработала. Крейл никак не тянул на самоубийцу. Вы никогда его не видели? Нет? Яркая личность. Любил покутить, победокурить, большой любитель женщин и пива. Убедить присяжных, что такой жизнелюб способен покончить с собой, было весьма затруднительно. Не вписывается в характер. Нет, боюсь, я с самого начала был обречен на неудачу. А она сама хоть бы попыталась мне помочь! Какое там! Как только она уселась в свидетельское кресло, я сразу понял, что ничего не выйдет. Никакого желания бороться за собственную жизнь, представляете? А уж раз клиент не дает нужных показаний, присяжные тут же делают совсем другие выводы.

— Вы это имели в виду, — спросил Пуаро, — когда упомянули, что без содействия самого подсудимого многого не добьешься?

— Именно, мой дорогой. Мы же не чудотворцы. Важно произвести соответствующее впечатление на присяжных. От этого на пятьдесят процентов зависит успех дела. Мне известно много случаев, когда решение присяжных идет вразрез с напутствием судьи. Судьи ведь иной раз такое давление оказывают! Например, скажут: «Он это сделал!» Или: «Он на такое не способен!» А Кэролайн Крейл, повторяю, даже не пыталась себя спасти.

— А почему?

— По-моему, все ясно, — пожал плечами сэр Монтегю. — Она любила своего мужа. А потому, когда опомнилась и поняла, что натворила, не сумела взять себя в руки. По-моему, она так и не вышла из шока.

— Значит, вы тоже считаете ее виновной?

Деплич удивленно вскинул брови.

— Я полагал, что это не требует доказательств, — сказал он.

— Она хоть раз призналась вам в своей вине?

Деплич был вконец ошарашен.

— Нет. Разумеется, нет. У нас свой профессиональный кодекс. Мы всегда исходим из того, что клиент невиновен. Презумпция невиновности, знаете ли. Да, жаль, что уже нельзя поговорить со стариком Мейхью. Контора Мейхью занималась подготовкой документов по этому делу — по моей просьбе. Старик Мейхью мог бы рассказать вам куда больше моего, но он уже покинул наш бренный мир. Есть, правда, молодой Джордж Мейхью, однако в ту пору он был еще совсем мальчишкой. Столько времени прошло…

— Да, что верно, то верно. Мне очень повезло, что вы еще столько всего помните. У вас прекрасная память.

Деплич был польщен.

— Основное хочешь не хочешь запоминается. Особенно когда клиенту грозит смертная казнь… А кроме того, газетчики поусердствовали. Это дело вызвало большой резонанс, да… К тому же девица, замешанная в этой истории, была потрясающе хорошенькой. Лакомый кусочек, скажу я вам.

— Прошу прощения за настойчивость, — извинился Пуаро, — но позволю себе переспросить: у вас не было никаких сомнений в вине Кэролайн Крейл?

Деплич пожал плечами.

— Откровенно говоря, я был полностью в этом уверен. Да, она его убила.

— А какие против нее были улики?

— Весьма существенные. Прежде всего мотив преступления. В течение нескольких лет они с Крейлом жили как кошка с собакой. Бесконечные скандалы. У него то и дело случались романы. Уж такой он был жизнелюб. Она-то, надо отдать ей должное, не слишком его мордовала. Делала скидку на артистический темперамент — художником он и вправду был превосходным. Его картины теперь стоят бешеных денег. Мне такая живопись не по сердцу, очень уж все утрированно, но техника, следует признать, безупречная…

Так вот, между ними постоянно происходили стычки — из-за женщин. Миссис Крейл тоже ведь не страдала молча. Но ссоры ссорами, а в конечном итоге он всегда возвращался к ней. После завершения очередной интрижки… Однако последний роман разительно отличался от предыдущих. В нем была замешана совсем юная особа. Двадцати лет.

Звали ее Эльза Грир. Единственная дочь какого-то фабриканта из Йоркшира[94]. У нее были деньги и характер, и она знала, чего хочет. А хотела она Эмиаса Крейла. Она заставила его написать свой портрет — обычно он не писал дамских портретов. «Такая-то в розовом шелке и жемчугах». Он писал портреты характерных личностей. И я совсем не уверен, что многие женщины мечтали быть им увековеченными — в своих картинах он был беспощаден! Но эту Грир он взялся писать и в конце концов влюбился в нее без памяти. Ему тогда было под сорок, и он уже сполна, можно сказать, испытал семейных прелестей. То есть вполне дозрел до того, чтобы свалять дурака из-за какой-нибудь девчонки; тут она и подвернулась. Она так околдовала его, что он вознамерился развестись с Кэролайн и жениться на Эльзе.

Кэролайн же развода давать не желала и даже ему угрожала. Двое свидетелей слышали, как она говорила, что, если он не расстанется с девчонкой, она его убьет. И, как показали дальнейшие события, это не было пустой угрозой! Накануне они были приглашены в гости к соседу. Тот, между прочим, увлекался травами — собирал их и готовил лекарственные настойки. Среди его настоек был кониум[95], или болиголов крапчатый. Так вот, в какой-то момент зашел разговор об этом кониуме и о его ядовитых свойствах.

На следующий день сосед заметил, что бутылочка с ядом наполовину пуста. Он тут же забил тревогу. Уже потом в спальне миссис Крейл на дне одного из ящичков комода нашли флакон с остатками кониума. Так-то вот.

Эркюль Пуаро заерзал в кресле.

— Его мог положить туда кто-нибудь другой.

— Да, но она сразу же показала, что сама взяла яд. Непростительная ошибка, но в тот момент при ней не было адвоката, и ей некому было посоветовать, что можно говорить, а что нет. Когда ее спросили, она сразу призналась, что взяла яд.

— Для чего?

— Чтобы покончить с собой, сказала она. Почему флакон оказался почти пустым или как получилось, что на нем были отпечатки только ее пальцев, она объяснить не могла. Предположила, что Эмиас Крейл покончил с собой. Но если он принял яд, спрятанный у нее в спальне, тогда почему на флаконе нет отпечатков его пальцев, а?

— Яд ему подлили в пиво, не так ли?

— Да. Она взяла из холодильника бутылку с пивом и сама принесла ему в сад, где он писал картину. Налила пиво в стакан и наблюдала, как он пил. Вскоре все отправились на ленч, а он остался в саду. Он часто не ходил на ленч. А спустя некоторое время они с гувернанткой нашли его на том же месте рядом с мольбертом уже мертвым. Она утверждала, что в пиве, которое ему дала, ничего не было. Мы же построили защиту на том, что его вдруг одолели угрызения совести и он сам подлил себе в пиво яд. Все это, разумеется, было полной чушью — но ничего другого мы придумать не могли. А самое неприятное произошло позже — с отпечатками пальцев.

— На бутылке были отпечатки ее пальцев?

— В том-то и дело, что не ее, а его, впрочем, об этом и вспоминать тошно… Когда гувернантка побежала вызывать врача, миссис Крейл оставалась возле него. Воспользовавшись ситуацией, она, должно быть, вытерла бутылку и стакан и прижала к ним его пальцы. Хотела показать, что не дотрагивалась ни до бутылки, ни до стакана. Старик Рудольф, обвинитель на процессе, здорово повеселился, показывая, как человек может держать бутылку, когда у него пальцы находятся в таком положении! Разумеется, мы пытались доказать обратное, что его пальцы сжимались в конвульсиях, что он тогда умирал, но, если честно, наши доводы были просто смехотворны.

— Кониум мог оказаться в бутылке и до того, как она отнесла ее в сад, — заметил Эркюль Пуаро.

— В бутылке вообще не было яда. Только в стакане.

Он помолчал, и выражение его красивого с крупными чертами лица вдруг изменилось. Он резко повернул голову.

— Слушайте, Пуаро, на что вы намекаете? — спросил он.

— Но если в бутылке, которую принесла Кэролайн Крейл яда не было, — ответил Пуаро, — как кониум мог попасть в пиво? Эмиас Крейл, как вы говорите, вряд ли сам это сделал — не такой он был человек, и тут я с вами согласен. Но возможно, это сделал кто-то другой, необязательно Кэролайн Крейл.

— О господи, Пуаро, к чему толочь воду в ступе? Все давно быльем поросло. Да она это сделала, точно она. Если бы вы тогда только ее видели, у вас не осталось бы и капли сомнения. У нее на лице было написано: виновна. Мне даже показалось, что приговор принес ей облегчение. Ни намека на страх. Полное спокойствие. Ей хотелось одного: чтобы суд поскорее закончился. Мужественная женщина…