Нэш засмеялся:

— Мистер Бертон, вы не тот человек, который будет строчить анонимки. И вы действительно можете быть нам полезны.

— Рад это слышать, хотя не знаю, чем именно.

— Вы человек приезжий, вот в чем дело. У вас нет предвзятого отношения к здешним жителям. Вместе с тем у вас есть возможность неплохо их узнать, мм… в социальном аспекте.

— Убийца занимает видное социальное положение, — невольно пробормотал я.

— Вот именно.

— И мне надлежит стать в некотором роде вашим осведомителем?

— Вы возражаете?

Я немного подумал:

— Нет. В общем, не возражаю. Раз уж у вас тут объявилась сумасшедшая, которая доводит до самоубийства впечатлительных женщин и убивает безобидных маленьких служанок, я согласен на любую деятельность. Лишь бы обезвредить эту безумную…

— Спасибо, сэр. Вам не придется жалеть об этом. Особа, которую мы ищем, и в самом деле очень опасна. Опаснее гремучей змеи, кобры и черной мамбы, вместе взятых.

— Значит, нам надо торопиться? — дрогнувшим голосом спросил я.

— Совершенно верно. И не думайте, что полиция дремлет. Мы разрабатываем сразу несколько версий одновременно.

Я сразу почему-то представил себе широко раскинутую, но почти невидимую паутину.

Нэш сказал, что хочет еще раз выслушать Розу, потому что она уже сообщила ему две совершенно взаимоисключающие версии происшедшего. А чем больше подобных версий он от нее услышит, тем больше шансов отыскать в них хоть какие-то крупицы истины и построить хоть какую-то логическую цепь.

Мы застали Розу за мытьем посуды после завтрака. Она тотчас прервала свое занятие, закатила глаза, схватилась за сердце и принялась рассказывать, как ей с самого утра неможется.

Нэш был терпелив, но тверд. Во время первой их беседы, он ей сочувствовал, во время второй был строг. Сейчас он решил поочередно выказывать и сочувствие, и строгость.

Роза с наслаждением перебрала все подробности прошедшей недели. Как Агнесса все чего-то боялась, все дрожала и твердила: «Не спрашивай», когда она, Роза просила ее сказать, в чем дело. «Если скажу, — говорит, — тут мне и смерть», — закончила Роза, в упоении закатывая глаза.

— Значит, Агнесса так и не сказала, что ее тревожило?

— Нет. А сказала только, что боится, что ее убьют.

Старший инспектор вздохнул и отступился, решив довольствоваться подробным отчетом Розы о ее собственных действиях в течение всего вчерашнего дня.

Вкратце отчет сводился к тому, что Роза уехала автобусом в четырнадцать тридцать и провела весь день со своей родней, а вернулась из Нижнего Микфорда автобусом, двадцать сорок. Рассказ был украшен душераздирающими подробностями о том, как Роза весь день маялась, чуяла сердцем беду — сестра ее и та заметила, ибо Роза не смогла проглотить даже кусочка тминного кекса.

Из кухни мы направились на поиски Элси Холланд и обнаружили ее в классной комнате — вместе с детьми, которые делали уроки. Элси Холланд была, как всегда, деловита и услужлива.

Она встала и сказала:

— Теперь, Колин, и ты, Брайан, решайте вот эти примеры. Я скоро вернусь и все проверю. — И она провела нас в соседнюю комнату, ту, что служила детям спальней. — Здесь, наверное, удобней. Я подумала, что лучше нам поговорить без детей.

— Благодарю вас, мисс Холланд. Я только хочу еще раз спросить: вы точно помните, что Агнесса ничего вам не говорила? О том, что после смерти миссис Симмингтон ее что-то тревожило?

— Нет, ни слова. Она, знаете, вообще была очень тихая и неразговорчивая.

— Значит, полная противоположность вашей кухарки?

— Это уж точно. У Розы язык без костей. Мне иногда даже приходится делать ей замечания.

— А теперь, пожалуйста, расскажите обо всем, что происходило вчера. Все, что сможете припомнить.

— Ну, ленч прошел у нас как обычно. В час дня. Я немного поторопила мальчиков. Я не даю им слишком долго засиживаться за столом. Потом мистер Симмингтон снова ушел в контору, а я стала помогать Агнессе накрывать на стол к обеду. Мальчики вышли в сад и ждали, пока я поведу их гулять.

— И куда вы с ними отправились?

— В сторону Комбиэйкра, через поле. Мальчики хотели поудить рыбу. Но я забыла взять наживку, и мне пришлось за ней вернуться.

— Когда именно?

— Сейчас вспомню. Из дому мы вышли где-то без двадцати три. Или чуть позже… Меган тоже хотела идти с нами, но передумала. Решила прокатиться на велосипеде. Она просто на нем помешалась.

— Так когда именно вы вернулись за наживкой? Вы вошли в дом?

— Нет, в дом я не входила. Наживку я оставила в теплице. Это пристройка за домом. Но точное время назвать не смогу. Примерно без десяти три.

— Вы видели Меган или Агнессу?

— Нет, Меган, должно быть, уже уехала. Агнессу я тоже не видела. В общем, никого не видела.

— А потом вы пошли ловить рыбу?

— Да, мы пошли к реке. Но ничего не поймали. Нам редко когда везет. Но мальчики все равно любят порыбачить. Брайан намочил одежду. Когда мы вернулись, мне надо было его переодеть.

— По средам вам приходится подавать чай?

— Да. Для мистера Симмингтона стол заранее накрывают в гостиной. Когда он приходит, мне остается только заварить чай. Сама я с детьми, и, конечно, с Меган, пью чай в классной комнате. Там в шкафу у нас есть посуда.

— В котором часу вы вернулись с прогулки?

— Где-то без десяти пять. Отвела мальчиков наверх и стала накрывать стол к чаю. В пять вернулся мистер Симмингтон, и я сошла вниз, чтобы заварить ему чаю, но он сказал, что будет его пить с нами в классной комнате. Мальчики были очень рады. После чая мы играли в настольные игры. Как страшно теперь вспоминать об этом! Ведь бедная девушка уже лежала тогда под лестницей.

— А в этот шкаф часто заглядывают?

— Нет. Там всякий хлам. Шляпы и пальто хранятся в другом помещении, справа от входной двери. Этот шкаф могли бы не открывать несколько месяцев.

— Понимаю. И вы не заметили ничего необычного, когда вернулись?

Синие глаза широко распахнулись.

— О нет, инспектор, ничего. Все было как обычно. Вот что самое страшное.

— А неделю назад?

— Вы хотите сказать, в день, когда миссис Симминггон?.. — Да.

— О, это было ужасно!., ужасно!

— Да-да, знаю. В тот день вы тоже надолго уходили из дому?

— Да. Во второй половине дня я всегда вожу мальчиков на прогулку, если погода мало-мальски сносная. Уроки мы делаем утром. В тот раз мы пошли на вересковые луга. Очень далеко забрели, я даже боялась, что опоздаем, потому что мистер Симминггон к этому времени уже должен был возвратиться. А у меня еще чайник не был поставлен. К счастью, он еще не возвратился.

— Вы не поднялись наверх, к миссис Симминггон?

— О нет, я никогда этого не делала. После ленча она обычно отдыхала. У нее была невралгия, и приступы обычно начинались после еды. Она принимала порошки, которые ей прописал доктор Гриффитс, а затем ложилась и старалась заснуть.

Нэш спросил как бы между прочим:

— Значит, ей никогда не приносили почту наверх?

— Почту? Нет. Когда я приходила с прогулки, я брала письма из почтового ящика и выкладывала на стол в холле. Миссис Симмингтон обычно спускалась за письмами сама. Она спала не так долго — обычно к четырем вставала.

— А в тот день вас не встревожило, что она долго не вставала?

— Да нет, нисколько. А когда мистер Симмингтон уже вошел в холл, и я сказала ему, что вода вот-вот закипит, он кивнул и стал звать: «Мона, Мона!» Когда же она не ответила, он поднялся к ней в спальню. Представляете, какой это был для него удар! Он позвал меня. Я поднялась, а он говорит: «Уберите куда-нибудь детей». И сразу стал звонить доктору Гриффитсу. Мы и про чайник забыли, он совсем сгорел. Боже, какой это был ужас! А ведь за ленчем она была такая веселая!

— А сами вы, мисс Холланд, что думаете об этом письме? — неожиданно спросил Нэш.

— Гнусность, что еще можно думать! — тут же ответила Элси.

— Да, конечно, но я другое имел в виду. А что, если в письме была правда?

Элси Холланд с той же твердостью сказала:

— Нет, я так не думаю. Миссис Симмингтон была очень чувствительна… В этом все дело… И нервы у нее были совсем никуда… И еще она была чересчур… ну, щепетильна, что ли… — Элси покраснела. — В общем, эти мерзкие намеки… должны были очень на нее подействовать…

Немного помолчав, Нэш спросил:

— А сами вы не получали таких писем, мисс Холланд?

— Нет, не получала.

— Вы уверены? Прошу вас, — Нэш просительно махнул рукой, — не спешите, подумайте… Конечно, это очень неприятно, я знаю. Очень трудно признаться в том, что получал такие письма. Но, понимаете, нам очень важно знать все. Мы же прекрасно знаем, что в них нет ни грамма правды. Так что вам нечего стыдиться.

— Но я правда не получала. Ничего такого. — Она чуть не плакала от негодования и, похоже, говорила искренне.

Когда она ушла к детям, Нэш подошел к окну.

— Вот так! — сказал он. — Говорит, что никаких писем не получала. И похоже, говорит правду.

— Я уверен в этом.

— Гм! — сказал Нэш. — Тогда я хотел бы знать, черт возьми, почему?

Я непонимающе уставился на него, а он нетерпеливо продолжал:

— Ведь она хорошенькая?

— Не просто хорошенькая, красивая!

— Вот именно. На редкость хороша собою. И молода. Словом, настоящий клад для кропателя этих писем. Почему же он ей их не посылал?

Мне оставалось только пожать плечами.

— Это, знаете ли, интересно. Надо сообщить Грейвзу. Он ведь спрашивал, можем ли мы указать ему кого-нибудь, кто наверняка не получал писем.