— Да, пожалуй, достаточно, — сказал инспектор Грейвз. — И все же я прошу вас, джентльмены, если получите еще что-нибудь, милости просим к нам. И если узнаете, что кто-то получил, особенно из ваших, доктор, пациентов, пусть тоже тут же несут. У меня уже есть (он ловкими пальцами перебирал «вещественные доказательства») от мистера Симминггона, двухмесячной давности, доктора Гриффитса, мисс Гинч, миссис Медж, Дженнифер Кларк, официантки из «Трех корон», полученное миссис Симминггон плюс только что полученное мисс Бертон и… ну да, еще от директора банка.

Довольно внушительная коллекция, — заметил я.

— И каждому экспонату могу подобрать пару из других дел! Вот пожалуйста — точная копия одной из анонимок — писала модистка. А эта как две капли воды похожа на одно письмо из нортумберлендского[75] дела. Там автором оказалась школьница. Между нами говоря, джентльмены, очень хотелось бы хоть раз прочесть что-нибудь новенькое. А то ведь все одно и то же…

— Ничто не ново под луной[76], — пробормотал я.

— Истинная правда, сэр! В нашей профессии убеждаешься в этом как ни в какой другой.

— Что да, то да, — со вздохом согласился Нэш.

А Симминггон спросил:

— Есть ли у вас какое-то мнение по поводу авторства?

Грейвз откашлялся и прочел нам небольшую лекцию.

— Джентльмены, у всех этих писем, несомненно, есть общие черты, и я их сейчас вам перечислю. Может быть, это вам что-нибудь подскажет. Текст писем состоит из слов, вырезанных из какой-то книги. Книга старая, издана примерно в тридцатых годах. Сделано это только для того, чтобы автора не узнали по почерку. Других причин я не вижу. Узнать по почерку — дело нетрудное, сейчас, как известно, существуют надежные способы. Нужных нам отпечатков пальцев нет ни на письмах, ни на конвертах. Только те, что оставили почтовые служащие и получатели, или какие-то случайные люди. Но отпечатков, которые присутствовали бы на каждом письме, найти не удалось. Значит, анонимщик все это проделывал в резиновых перчатках.

Адреса на конвертах напечатаны на машинке «Виндзор» седьмой модификации, причем не совсем исправной, потому что буквы «а» и «т» немного выпадают. Большая часть писем отправлена с местной почты, а то и просто опущена в ящик. Значит, они здешнего происхождения. И сочинены женщиной. По-моему, женщиной средних лет или пожилой и скорее всего незамужней, впрочем, это не обязательно.

Какое-то время мы хранили почтительное молчание, потом я сказал:

— Главная надежда на машинку, верно? В таком маленьком городке ее не трудно найти.

— Ах если бы этого было достаточно, сэр.

— Найти машинку, — сказал Нэш, — было очень легко. Это старая машинка из конторы мистера Симмингтона, которую он подарил Женскому институту[77]. Здешние дамы часто туда захаживают, а потому пользоваться ею могли очень многие.

— А нельзя ли что-то определить по почерку работы на машинке, кажется, это называется туше.

Грейвз опять покачал головой:

— Можно было бы попробовать, но адреса на конвертах явно напечатаны одним пальцем.

— Значит, кем-то не умеющим печатать?

— Не уверен. Скорее, кем-то умеющим печатать, но желающим это скрыть.

— Да, кто бы ни была эта особа, она довольно хитра, — сказал я.

— Еще как хитра, сэр! — сказал Грейвз. — Знает все тонкости ремесла.

— Вот не подумал бы, что от простых здешних женщин можно ожидать таких сюрпризов, — сказал я.

Грейвз кашлянул:

— Я, видимо, неясно выразился. Письма написаны образованной женщиной.

— Неужели их писала леди?

Это слово вырвалось у меня невольно. Много лет я вообще не употреблял его. Сейчас оно возникло как отзвук давно минувших дней, когда тихий, но такой в тот миг надменный голос моей бабушки произнес: «Милый, ведь она же не леди».

Нэш сразу меня понял. Это слово видимо и для него что-то еще значило.

— Необязательно леди, — сказал он. — Но уж конечно, и не деревенская женщина. Они здесь почти все малограмотны и просто не способны так бойко выражать свои мысли.

Я молчал, совершенно потрясенный. Здешнее общество было так малочисленно. Сам того не сознавая, я представлял кого-то вроде миссис Клит и ей подобных, какое-то злобное, хитрое и наверняка не совсем в себе существо.

Мистер Симмингтон словно прочел мои мысли:

— Если так, число подозреваемых сокращается до десятка человек на всю округу, — резко сказал он.

— Именно так.

— Не могу этому поверить! — Сделав над собой некоторое усилие и глядя прямо вперед, точно даже звук собственного голоса был ему неприятен, Симмингтон продолжил: — Вы слышали, что я говорил на дознании. Чтобы вы не думали, что мной руководило исключительно желание оградить память жены, я хочу подтвердить: я абсолютно в этом уверен, полученное ею письмо было ложью, я знаю, что в нем не было ни слова правды. Но жена была очень чувствительна, а в некоторых вопросах даже чрезмерно щепетильна. Такое письмо должно было сильно ее потрясти. К тому же в последнее время она испытывала недомогание.

Грейвз тотчас откликнулся:

— Совершенно с вами согласен, сэр. Ни в одном из писем нет конкретных фактов. Обвинения брошены вслепую, наугад. Ни попыток шантажа, ни религиозных мотивов — а с этим нам тоже приходится встречаться. Ничего кроме постельной темы и нечеловеческой злобы. Но это неплохой ориентир.

Симмингтон встал. Он был человеком крайне сдержанным, но сейчас губы у него дрожали.

— Надеюсь, вы скоро найдете эту безбожницу. Она убила мою жену, и это так же несомненно, как если бы она вонзила в нее нож. — Помолчав, он добавил: Хотел бы я знать, что она сейчас чувствует…

Он вышел, не получив ответа на свой вопрос.

— Так что же она сейчас чувствует, Гриффитс? — спросил я, полагая, что ответить может именно он.

— Бог ее знает. Может быть, даже угрызения совести. А может, наоборот, наслаждается своим могуществом. Смерть миссис Симмингтон могла распалить ее еще больше.

— Надеюсь, что нет, — сказал я, содрогнувшись, — потому что если так, она…

Я не договорил, но Нэш закончил вместо меня:

— …будет продолжать. И для нас, мистер Бертон, это было бы самое лучшее. М-да… повадился кувшин по воду ходить…

— Но это же безумно опасно для нее! — воскликнул я.

— И все-таки она будет продолжать, — сказал Грейвз. — Они все так делают. Это сильнее их.

Мне снова стало не по себе. Я спросил, нужен ли я им еще. Хотелось выйти на свежий воздух, прочь отсюда, из этой атмосферы, насквозь пропитанной злом…

— На сегодня все, мистер Бертон, — сказал Нэш. — Хорошенько ко всему приглядывайтесь и ведите мм… разъяснительную работу, то есть уговаривайте народ сообщать нам о письмах.

— Теперь уж все успели получить свою порцию этой мерзости, — сказал я.

— Все ли? — сказал Грейвз. Немного склонив голову набок, он спросил: — А не могли бы вы сказать, кто из жителей не получал такого письма?

— Странный вопрос! Большая часть здешних жителей отнюдь не собиралась посвящать меня в свои проблемы.

— Нет, мистер Бертон, вы меня не совсем правильно поняли. Я имел в виду, не знаете ли вы, случайно, кого-нибудь, кто наверняка не получал анонимного письма.

— А ведь, пожалуй, знаю, — сказал я, немного подумав, и рассказал ему о своем разговоре с Эмили Бартон.

Грейвз выслушал меня с непроницаемым лицом и сказал:

— Что ж, это может нам пригодиться, возьмем на заметку.

Мы с Оуэном Гриффитсом вышли на улицу, освещенную предвечерним солнцем. Очутившись на свежем воздухе, я громко выругался.

— Нечего сказать, хорошенькое я выбрал местечко, чтобы погреться на солнышке и залечить раны! Да тут просто настоящий гадюшник. С первого взгляда — Эдем, а на самом деле…

— Ну в том саду тоже не обошлось без змея, — сухо заметил Оуэн.

— Как вы думаете, Гриффитс, полиция уже что-нибудь разузнала?

— Кто их разберет. У них все отработано. Доверительный тон, откровенность, а по существу так ничего и не сказали.

— Да. Но Нэш славный малый.

— И очень толковый.

— Если у вас тут у кого-то неладно с головой, вам не мешало бы это знать, — сказал я с упреком.

Гриффитс лишь покачал головой. Вид у него был озабоченный, если не сказать встревоженный.

Я думаю, что все это неспроста, что кого-то он подозревает…

Мы шли вдоль Главной улицы. У дверей агентства по недвижимости я остановился.

— Пора заплатить аренду. А что если я заплачу и нам с Джоанной тут же придется уехать?..

— Не уезжайте, — сказал Оуэн.

Почему?

Он не ответил и долго что-то обдумывал, потом медленно произнес:

— А в общем, вы правы. В Лимстоке сейчас нехорошо. Для вас… и для вашей сестры.

— Джоанне все нипочем. Вряд ли что может вывести ее из себя. Не то что меня… Меня от всех этих мерзостей уже тошнит.

— Меня тоже, — сказал Оуэн.

Я приоткрыл дверь агентства, но прежде чем войти, все же обернулся:

— Нет, все же не уеду. Любопытство сильнее отвращения. Очень хочется узнать, кто это…

Я вошел внутрь.

Сидевшая за машинкой женщина поднялась мне навстречу. Она вся была в мелких кудряшках и очень жеманничала, но оказалась гораздо толковее того очкастого малого, который был тут прежде.

Минут через пять я вдруг сообразил, что ее лицо мне знакомо. Ну да, это была мисс Гинч, прежде служившая в конторе у Симмингтона.

Я решил уточнить:

— Вы ведь работали у «Голбрейта, Голбрейта и Симмингтона»?

— Да. Но мне пришлось уйти. Здесь тоже неплохо, хотя платят поменьше. Но есть вещи более важные, чем деньги, не правда ли?

— Безусловно, — сказал я.