Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

Позже Джози отправилась «поискать» Руби, но отправилась одна — кроме нее, в комнату Руби никто не входил. Тогда же она, вероятно, и убила девушку — сделала укол или стукнула чем-то тяжелым. Затем Джози спускается в гостиную, танцует с Реймондом второй танец и, поговорив с Джефферсонами о том, куда могла пропасть сестра, идет спать. Ближе к утру она одевает Руби в платье и туфли Памелы, стаскивает тело по боковой лестнице вниз — она женщина сильная, ведь столько времени танцами занимается, — кладет его в багажник машины Бартлетта и едет к карьеру, где обливает машину бензином и поджигает. В отель она возвращается пешком около девяти и продолжает «поиски» своей пропавшей сестры!

— Затейливо, ничего не скажешь, — проговорил полковник Мелчетт.

— Не затейливее, чем танцевальные па, — заметила мисс Марпл.

— Пожалуй.

— О, она буквально все предусмотрела, — продолжала мисс Марпл. — Все, вплоть до ногтей. Ухитрилась даже сломать Руби ноготь, зацепив его своей шалью, что позволяло потом объяснить, почему у Руби были подстрижены ногти.

— Да уж, учли все, кроме одного — что вы, мисс Марпл, увидите эти руки с обгрызенными ногтями.

— Ну не только это. Люди часто болтают лишнее. Марк Гаскелл, например, большой любитель поговорить. Как-то, рассказывая о Руби, он заметил, что ее зубы чуть скошены внутрь. Но у девушки, лежавшей в библиотеке, зубы, наоборот, чуть выступали вперед.

— Ну а драматический finale[39] — это тоже ваша идея, мисс Марпл? — угрюмо поинтересовался Конвей Джефферсон.

— Моя, — призналась мисс Марпл. — Всегда нужно знать наверняка.

— Золотые слова, — сказал Конвей Джефферсон и нахмурился.

— Видите ли, — снова заговорила мисс Марпл, — узнав о том, что вы собираетесь составить новое завещание, Марк и Джози непременно должны были что-то предпринять. Они уже совершили два убийства и не остановились бы перед третьим. Но при этом Марк должен был остаться абсолютно вне подозрений. Поэтому он едет в Лондон и весь вечер кутит с друзьями сначала в ресторане, потом в ночном клубе. Поэтому Джози пришлось поработать одной. Бэзил был арестован, поэтому свалить на него еще одно убийство было невозможно, а значит, смерть мистера Джефферсона нужно было представить как смерть по вполне естественным причинам. В шприце, по словам старшего инспектора, был дигиталин[40]. Любой врач констатировал бы смерть по вполне естественным причинам. После укола она собиралась столкнуть каменный шар на балюстраде балкона. И смерть приписали бы потрясению от внезапного грохота при падении «случайно» упавшего тяжелого предмета.

— До чего изобретательна! — воскликнул Мелчетт.

— Значит, — сказал сэр Генри, — третье убийство, о котором вы говорили, — это смерть Конвея.

Мисс Марпл покачала головой:

— Нет-нет, я имела в виду Бэзила Блейка. Если бы их план удался, он закончил бы свою жизнь на виселице.

— Или в Бродмуре, — прибавил сэр Генри.

Конвей Джефферсон, хмыкнув, сказал:

— Я всегда знал, что Розамунда вышла замуж за негодяя. Я гнал от себя эту мысль, ведь она его так любила. Любила потенциального убийцу! Теперь ему не миновать виселицы, впрочем, как и его сообщнице. Да, недолго же он упирался, она оказалась орешком покрепче…

— У нее всегда был сильный характер, — проговорила мисс Марпл. — Это был ее план — от начала до конца. И ведь она сама пригласила Руби сюда. Знала бы чем это кончится… Но предвидеть, что Руби настолько понравится мистеру Джефферсону, что он захочет сделать ее своей наследницей, она, конечно, не могла…

— Бедная Руби, бедная малышка, — горько вздохнул Джефферсон.

Вошли Аделаида Джефферсон и Хьюго Маклин. Адди была сегодня необыкновенно хороша. Подойдя к мистеру Джефферсону, она положила руку ему на плечо и прерывающимся от волнения голосом сказала:

— Я хочу вам кое-что сказать… сообщить. Прямо сейчас. Джефф, я выхожу замуж за Хьюго.

Конвей Джефферсон поднял на нее глаза и, чуть помолчав, проворчал:

— Давно пора. Поздравляю. Между прочим, Адди, завтра я поеду регистрировать новое завещание.

— Да, я знаю, — кивнула Адди.

— Нет, не знаешь, — сказал Джефферсон. — Завтра я намерен вручить тебе чек на десять тысяч. Остальное получит Питер после моей смерти. Ну как, ты не разочарована?

— О, Джефф. — Голос ее дрогнул. — У меня нет слов. Вы настоящее чудо.

— Питер — хороший парень. И я хотел бы почаще его видеть… пока жив.

— Непременно!

— Надо же. Он был так увлечен расследованием преступлений, — сказал в раздумье Конвей Джефферсон, — что не только сохранил ноготь Руби, но и нитку шали Джози, за которую он зацепился. Теперь у него своего рода коллекция. Представляю, как он счастлив.

Хьюго и Аделаида проходили мимо танцевального зала, когда к ним подошел Реймонд.

— А у меня новость, — поспешно сказала Аделаида. — Мы с Хьюго решили пожениться.

Улыбка на лице Реймонда была безупречной — мужественная и немного грустная.

Глядя ей прямо в глаза и не обращая ни малейшего внимания на Хьюго, он сказал:

— Надеюсь, вы будете очень, очень счастливы.

Они пошли дальше, а Реймонд стоял и смотрел им вслед.

— Прелестная женщина, — сказал он про себя. — И очень красивая. А теперь и богатая. А мне не повезло… Несмотря на все мои потуги примазаться к девонширским[41] Старрам… Ну да ладно… Иди, дружок, продолжай танцевать!

И Реймонд вернулся в зал.

После того как меня наконец вынули из гипса и врачи вдоволь пощупали и повертели, а медсестры уговорили начать потихоньку двигаться, сюсюкая к величайшему моему отвращению как с младенцем, доктор Кент повелел мне отправиться в какое-нибудь тихое и спокойное местечко.

— Свежий воздух, покой, полнейшее безделье — вот что я вам прописываю. И пусть ваша сестра присмотрит за вами. Ешьте, спите и по возможности ни о чем не беспокойтесь.

Я не спросил его, смогу ли когда-нибудь снова летать. Есть вопросы, которые трудно задать, потому что боишься определенных ответов. По той же причине я в течение пяти месяцев не спрашивал, суждено ли мне до конца жизни пролежать без движения. Я боялся, что медсестра бодро и лицемерно будет восклицать: «Что за вопрос! Не смейте о таком даже думать!»

Я не спрашивал — и все обошлось. Я не стал беспомощным калекой. Я мог стоять и даже передвигать ногами. При этом чувствовал себя как отважный младенец, который только-только учится ходить, — колени то и дело вихлялись и были точно ватные. Что ж, это пройдет, это только от слабости и с непривычки.

Маркус Кент — действительно доктор от Бога — сам ответил на не заданный мною вопрос.

— Скоро вы совсем поправитесь, — сказал он. — Последнее обследование это ясно показало. Однако прежде пройдет немало времени, восстановление будет длительным, и дело это довольно скучное. Когда в исцелении нуждаются нервы и мышцы, телу должна помогать голова. Нетерпение и раздражительность будут вам только во вред.

Ни в коем случае вы не должны форсировать полное выздоровление. Иначе можете снова оказаться в больнице. Живите в спокойном, размеренном ритме. И главное, подлечите нервы. Они истощены лекарствами, которые мы так долго вынуждены были вам давать. Поэтому езжайте куда-нибудь в деревню. Снимите там домик и окунитесь в местные страсти. Я посоветовал бы ехать туда, где у вас никого нет.

— Знаете, я уже думал об этом, — кивнув, сказал я.

Ибо нет ничего хуже, чем визиты приятелей, полных сочувствия, но озабоченных лишь собственными проблемами.

«Джерри, старина, да ты прекрасно выглядишь! Посмотрите-ка на него! Сейчас я тебе такое расскажу… Знаешь, что наш Бестер отмочил на этот раз?»

Нет уж, увольте! Надо как порванный пес отползти в угол и там зализывать свои раны и не показываться на глаза, пока все не зарастет «как на собаке».

Вот почему, перебрав кучу рекламных каталогов, превозносивших до небес чуть ли не каждый уголок Англии, мы с Джоанной остановили свой выбор на коттедже «Золотой дрок» — главным образом потому, что в Лимстоке никогда не бывали и никого в тех краях не знали.

А когда Джоанна увидела «Золотой дрок» воочию, она сразу решила: это именно то, что нам требуется.

Дом находился примерно в полумиле от Лимстока, у дороги, ведущей к вересковым[42] холмам. Это был низенький белый дом с верандой, зеленой, но уже выцветшей, в викторианском стиле. Отсюда открывался приятный вид на поросшие вереском холмы и на шпиль лимстокской церкви.

Дом принадлежал неким сестрам Бартон, незамужним особам, из которых в живых оставалась только младшая, мисс Эмили.

Мисс Эмили Бартон была очаровательная маленькая старушка, которая удивительно гармонировала со своим домом. Тихим извиняющимся голосом она поведала Джоанне, что никогда прежде не сдавала внаем и даже не думала ни о чем подобном, но «видите ли милочка, сейчас жизнь такая трудная! Прежде всего — налоги. А мои акции? Я всегда считала их такими надежными, ведь их рекомендовал сам директор банка… Сейчас же от них никакого толку!.. А все эти иностранные компании… Боже, как же стало трудно жить! Неприятно, конечно, чтобы в доме были посторонние… Вы, безусловно, понимаете, о чем я… только не обижайтесь… у вас такое доброе лицо… В общем, надо было что-то делать… А когда я увидела вас, то даже обрадовалась. Вы мне сразу понравились… вы такая молодая, красивая… Более всего я боялась, что здесь окажутся мужчины!»