Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

В глазах у камердинера мелькнул огонек.

— Позвольте спросить, сэр, они что, на подозрении у полиции?

— Нет, арест им не грозит, если вы это имеете в виду. Но они так или иначе должны быть под подозрением до тех пор, пока не прояснятся все обстоятельства дела.

— Неприятное для них положение, сэр.

— Весьма неприятное. Чтобы добраться до истины, нужно знать абсолютно все факты, так или иначе связанные с этим делом. Многое могло бы проясниться, если бы я знал, как восприняли убийство Руби сам мистер Джефферсон и члены его семьи: что они говорили, как вели себя, как выражали свои чувства и какими словами, как они относятся друг к другу. Я хотел бы получить эти сведения от вас — как бы изнутри. Ведь подобные тонкости понятны только вам. Вы видели вашего хозяина в самом разном расположении духа. Наблюдая за переменами его настроения, вы, очевидно, знаете, что могло послужить их причиной. Я спрашиваю вас не как полицейский, а как друг мистера Джефферсона. Иными словами, обещаю вам, что я не передам полиции ничего, что, по моему мнению, не относится к делу.

Он умолк, и Эдвардс тихо сказал:

— Понимаю, сэр. Вы хотите, чтобы я без утайки рассказал вам все, что при обычных обстоятельствах мне не следовало бы говорить, а вам — прощу прощения, сэр, — слушать.

— Вы очень умный человек, Эдвардс. Именно это я и хотел сказать.

Довольно долго Эдвардс не решался начать, но потом стал рассказывать:

— Конечно, я знаю мистера Джефферсона довольно хорошо. Я служу у него уже несколько лет и имел возможность наблюдать его в разные моменты его жизни — и в самые счастливые и в самые трагические. Иногда, сэр, я спрашиваю себя, хорошо ли это так вот воевать с судьбой, как это делает мистер Джефферсон. Это отнимает у него столько сил… Если бы хоть иногда он позволял себе отступить, побыть несчастным, одиноким, сломленным стариком, ему было бы легче. Но куда там! Он слишком горд! Сражаться до конца — вот его девиз. Но такие штуки никогда не проходят даром, сэр Генри. У него расшатаны нервы. Он кажется веселым и добродушным. Но мне довелось видеть его в минуты гнева, когда он не мог слова вымолвить от ярости. И единственное, что могло довести его до такого состояния, — это ложь…

— Вы ведь неспроста это говорите, Эдвардс?

— Ваша правда, сэр. Вы просили рассказывать все без утайки, не так ли?

— Совершенно верно.

— Так вот, сэр Генри, по-моему, та особа, к которой мистер Джефферсон так привязался, совсем этого не заслуживала. Говоря откровенно, вульгарная девица. Она вовсе не любила мистера Джефферсона. И вся ее нежность и благодарность были насквозь фальшивыми. Сплошной обман. Злодейкой ее, конечно, не назовешь, но такой хорошей, как казалось мистеру Джефферсону, она уж точно не была. Вообще-то он человек проницательный, и редко кому удавалось обвести его вокруг пальца. Но когда дело касается девушек, джентльмены часто теряют голову. Видите ли, сэр, этим летом его невестка, у которой он всегда находил сочувствие и утешение, сильно переменилась. Он это заметил и сильно переживал. Он ведь очень к ней привязан. Ну а что касается его зятя… его он всегда недолюбливал.

— И тем не менее держит в своем доме, — не удержался сэр Генри.

— Только в память о мисс Розамунде. То есть миссис Гаскелл. Он обожал ее. Души в ней не чаял. Мистер Гаскелл как-никак ее муж, а что о нем думал он сам — дело десятое.

— А что, если бы Марк женился на другой?

— Мистер Джефферсон пришел бы в ярость.

Сэр Генри поднял брови.

— Даже так?

— Виду бы не подал, но точно бы рассвирепел.

— А если бы его невестка собралась замуж?

— Это бы ему тоже не понравилось, сэр.

— Продолжайте, Эдвардс, прошу вас.

— Я говорил о том, как мистер Джефферсон увлекся этой девушкой. Мне частенько приходилось наблюдать эту напасть — у прежних моих хозяев. Такая влюбленность накатывает как болезнь. Этим джентльменам хочется оградить бедную малышку от неприятностей, всячески ее лелеять и осыпать благодеяниями. А в девяти случаях из десяти «малышка» сама не промах и только выжидает своего часа.

— Стало быть, вы думаете, Руби Кин была интриганка?

— Видите ли, сэр Генри, она была молода и неопытна, но задатки у нее, безусловно, имелись и при удачном раскладе она со временем ой как развернулась бы. Годков через пять ей в таких играх не было бы равных!

— Рад был услышать ваше о ней мнение, — сказал сэр Генри. — Для меня оно очень ценно. Не припоминаете ли вы какого-нибудь случая, когда эта ситуация обсуждалась между мистером Джефферсоном и его зятем и невесткой?

— Никаких обсуждений, по сути, и не было. Он сообщил о своих намерениях и тут же пресек всякие возражения, когда мистер Марк попытался что-то сказать. Миссис Джефферсон вообще ничего не сказала — она очень сдержанная леди. Только просила его не торопиться и ничего не делать сгоряча.

Сэр Генри кивнул.

— Это все? А как отнеслась к этой затее сама Руби Кин?

— Я бы сказал, сэр, — заметил камердинер с очевидной неприязнью, — что она ликовала.

— Вы говорите, ликовала? А у вас не возникло подозрений, Эдвардс, что она… гм… — тут он поискал подходящее слово — питала нежные чувства к кому-то на стороне?

— Но мистер Джефферсон не собирался на ней жениться. Он хотел ее удочерить.

— Хорошо, слово «на стороне» беру назад. И все-таки ответьте на мой вопрос.

— Был один случай, — медленно начал камердинер, подбирая слова. — Я нечаянно слышал один разговор.

— Очень хорошо. Ну-ка, ну-ка, расскажите.

— Да, собственно, ничего особенного. Однажды мисс Кин открыла сумочку, и оттуда выпала фотография. Мистер Джефферсон быстро поднял ее и спросил: «Кто это, а, Котенок?» Это было фото молодого человека, сэр. Смуглого, с темными взлохмаченными волосами и плохо завязанным галстуком. Мисс Кин притворилась, что он ей совсем незнаком. «Не знаю, Джеффи. Представления не имею. И как она оказалась в моей сумочке? Я ее туда точно не клала». Но мистер Джефферсон человек умный и не станет верить всяким россказням. Он сердито насупил брови и довольно резко ее одернул: «Ну, ну, Котенок, — сказал он, — не морочь мне голову. Ты прекрасно знаешь, кто это». Она испугалась и сразу на попятный: «Ах да, вспомнила. Он иногда заезжает в отель. Я с ним пару раз танцевала. Но как его зовут, понятия не имею. Должно быть, он сам засунул свою фотографию мне в сумочку, дурак какой-то. И вообще, все эти молодые парни такие глупые!» Она тряхнула головой, захихикала, и больше о нем ни слова. Маловероятная история, не правда ли? По-моему, мистер Джефферсон не очень-то поверил. Он пару раз эдак изучающе на нее посмотрел и уж после этого, если она какое-то время не появлялась, спрашивал, где была.

— Вы когда-нибудь видели в отеле человека, изображенного на той фотографии? — спросил сэр Генри.

— Нет, сэр. Хотя должен признаться, не так уж часто я бываю внизу, в гостиной и в баре, где обычно толкутся заезжие.

Сэр Генри понимающе кивнул. Он задал еще кое-какие вопросы, но больше ничего интересного Эдвардс ему не сообщил.

В полицейском участке Дейнмута инспектор Харпер допрашивал Джесси Дейвис, Флоренс Смолл, Беатрис Хетникер, Мэри Прайс и Лилиан Риджуэй.

Девочки были почти одного возраста и отличались лишь развитием и воспитанием: одни были из состоятельных семейств, другие — дети фермеров и торговцев. Все они рассказывали примерно одно и то же: Памела Ривз вела себя как обычно и ничего им не сказала, только что едет в «Вулворт» и вернется домой более поздним автобусом.

В углу кабинета инспектора Харпера сидела пожилая дама, на которую девочки не обратили никакого внимания и потому даже не задумались, кто это может быть. В полиции она явно не служила, и скорее всего они приняли ее за такую же, как они, свидетельницу, которую допросят сразу после них.

Когда за последней девочкой закрылась дверь, инспектор Харпер, вытирая пот со лба, повернулся к мисс Марпл. Не питая особых надежд, он бросил на нее вопросительный взгляд. Тем не менее мисс Марпл произнесла:

— Я хотела бы поговорить с Флоренс Смолл.

Брови инспектора взлетели вверх, но он кивнул и нажал кнопку звонка. Появился констебль.

— Флоренс Смолл, — бросил Харпер.

Минуту спустя Флоренс в сопровождении констебля снова вошла в кабинет инспектора. Это была высокая, светловолосая девочка с глупой улыбкой и испуганными карими глазами, дочь состоятельного фермера. Она нервно теребила пальцы, и вид у нее был встревоженный.

Инспектор Харпер вопросительно взглянул на мисс Марпл, и та кивнула.

Инспектор встал.

— Эта дама задаст тебе несколько вопросов, — сказал он и вышел, притворив за собой дверь.

Флоренс бросила быстрый взгляд на мисс Марпл. Глаза ее напоминали глаза теленка с отцовской фермы.

— Садитесь, Флоренс, — сказала мисс Марпл.

Флоренс Смолл послушно села. Неожиданно для себя самой она вдруг почувствовала себя спокойнее, словно была у себя дома. Незнакомая пугающая обстановка полицейского участка сменилась чем-то более привычным: перед ней сидела старая леди, которую она должна была слушаться.

— Вы ведь понимаете, Флоренс, как важно сообщить все, что делала бедняжка Памела в день своей смерти?

Флоренс пролепетала, что понимает.

— И я уверена: вы сделаете все, чтобы нам помочь. Верно?

В глазах Флоренс появилась настороженность, но она заверила, что это именно так.

— Утаив хоть что-нибудь, даже ничтожную подробность, вы совершите серьезный проступок, — сказала мисс Марпл.

Девочка судорожно сплела на коленях пальцы и раза два сглотнула слюну.

— Я тебя понимаю — впервые сталкиваешься с полицией и боишься, что попадет, если выяснится, что ты что-то утаила… или будут укорять за то, что не отговорила ее от этой поездки. Но ты должна набраться мужества и рассказать все, что знаешь. В противном случае, это и вправду будет серьезный проступок, а за это, знаешь ли, можно угодить в тюрьму.