— И машина стояла во дворе?

— Я так думаю. Во всяком случае, я ее оставил именно там. Хотел кого-нибудь покатать после обеда. Но в тот вечер мне не везло. Ничего не вышло. Вот старушка мне и не понадобилась…

— Но вы полагали, что она так и стоит во дворе? — спросил Харпер.

— Разумеется. Ведь я, знаете ли, сам ее туда поставил.

— А вы бы сразу заметили, если бы ее там не стало?

Мистер Бартлетт покачал головой:

— Вряд ли. Сюда приезжает столько машин… а сколько уезжает… И среди них полно точно таких же.

Инспектор Харпер кивнул, соглашаясь. Минуту назад он мимоходом взглянул в окно и увидел во дворе не меньше восьми «миноэнов» — в тот год эта сравнительно недорогая модель пользовалась спросом.

— А на ночь вы не ставите ее в гараж?

— Как правило, нет, — сообщил мистер Бартлетт. — Погода хорошая, а с гаражом столько волынки…

Переглянувшись с полковником Мелчеттом, Харпер сказал:

— Я догоню вас, сэр. Только найду сержанта Хиггинса — попрошу его записать показания мистера Бартлетта.

— Хорошо, Харпер.

— Я подумал, что надо вам сообщить, вдруг это важно… — печально пробубнил мистер Бартлетт.

3

Мистер Престкотт предоставил новой танцовщице стол и кров. Каков был стол теперь судить было трудно, но в качестве крова ей досталась, пожалуй, самая худшая из всех комнат отеля.

Джозефина Тернер и Руби Кин жили в комнатах, расположенных в дальнем конце захудалого коридора. Комнатки были тесные, упирались окнами в скалу, примыкавшую к отелю сзади, и обставлены были разнокалиберной мебелью, уцелевшей от гарнитуров тридцатилетней давности, когда-то считавшимися верхом роскоши и великолепия. Теперь же, после ремонта, когда в спальнях были встроены шкафы, все эти громадные гардеробы викторианской эпохи из дуба и красного дерева были сплавлены в комнаты, где ночевали служащие отеля, отдыхающим же их предлагали лишь в самый разгар сезона, когда ощущалась нехватка номеров.

Мелчетт сразу приметил, что из комнаты Руби можно было запросто выйти незамеченным, а стало быть, выяснить обстоятельства ее ухода было весьма и весьма непросто.

В конце коридора была небольшая лестница, которая вела в не менее обшарпанный коридор первого этажа. Здесь находилась стеклянная дверь, выходившая на боковую террасу, почти непосещаемую постояльцами, ибо с нее нельзя было увидеть ничего интересного. Отсюда можно было выйти на главную террасу перед фасадом или спуститься по извилистой тропке в проулок, ведущий к проезжей дороге, петлявшей вдоль береговых утесов. Дорога была в плохом состоянии, и ею почти не пользовались.

Инспектор Слэк тем временем рьяно изводил расспросами горничных и обшаривал комнату Руби в поисках улик. Ему повезло: со вчерашнего вечера там все осталось нетронутым.

Руби, как выяснил Слэк, рано вставать не любила. Она имела обыкновение просыпаться в десять или в половине одиннадцатого, потом звонила горничной, чтобы та принесла завтрак. А поскольку Конвей Джефферсон явился к управляющему чуть свет, полиция имела возможность осмотреть комнату до того, как пришли горничные — до коридора у них руки еще не дошли. Прочие комнаты в этом закутке в это время года вообще прибирали лишь раз в неделю.

— Это даже к лучшему, — мрачно изрек Слэк. — Если бы здесь что было, мы бы это нашли, но в том-то и штука, что здесь ничего нет.

Гленширские полицейские уже сняли отпечатки пальцев, но ничего стоящего не нашли. Здесь были отпечатки самой Руби, Джози, горничных из утренней и вечерней смены… Кое-где обнаружили и отпечатки Реймонда Старра, но это было в порядке вещей, поскольку он заходил в комнату вместе с Джози, когда искал Руби, не явившуюся в танцзал к исполнению их второго танца.

В ящиках массивного бюро красного дерева Слэк нашел целый ворох писем и всякий бумажный хлам. Он тщательно все просмотрел, но ничего подозрительного не нашел. Здесь были счета, квитанции, театральные программки, использованные билеты в кино, газетные вырезки, советы, как стать красивой, выдранные из популярных журналов. Среди писем он нашел несколько посланий от «Лил», вероятно, подруги по Palais de Danse, в которых та писала о своих любовных интрижках и о последних сплетнях, писала, как «все они» по ней скучают. «А особенно часто спрашивает о тебе мистер Финдейсон. Он прямо-таки сам не свой! После твоего отъезда Per приударил за Мей. Еще о тебе часто спрашивает Барни. А в общем, у нас все по-старому. Старик Браузер, как всегда, держит нас в черном теле. Он крепко отчитал Аду — когда пронюхал, что у нее есть парень».

Слэк аккуратно записал все упомянутые в письме имена. Теперь надо было навести справки — глядишь, и всплывет какая-нибудь информация. Полковник Мелчетт и старший инспектор Харпер одобрили его действия. Более осмотр комнаты ничего не дал.

На стуле, стоявшем посередине, лежало пышное, все в оборках розовое платье, в котором Руби танцевала первый танец. На полу валялись розовые — того же оттенка — атласные туфли на высоком каблуке. Скомканные тонкие шелковые чулки были небрежно брошены, на одном из них — спущена петля. Мелчетт вспомнил, что на убитой не было чулок. Как выяснил Слэк, это было не случайно. Обычно Руби просто подкрашивала ноги гримом, а чулки надевала лишь на показательные танцы, видно, в целях экономии. Дверца платяного шкафа была открыта — в нем висело множество кричаще-ярких бальных платьев, а под ними стояли в ряд несколько пар туфель. В корзинке для белья валялось грязное нижнее белье, в корзине для мусора — обрезки ногтей, комочки ваты и косметические салфетки со следами губной помады и лака для ногтей — в общем, ничего необычного! Все свидетельствовало о том, что Руби Кин спешно поднялась к себе, быстро переоделась и ушла… Но куда?

Джозефина Тернер, которая вроде бы лучше, чем другие, должна была знать, чем живет и с кем водит компанию ее сестра, ничего толком сказать не могла. Слэк, однако, посчитал это вполне естественным.

— Дело ясное. Если Руби действительно хотел удочерить этот богач, Джози наверняка заставила бы сестру разогнать всех имевшихся у той поклонников, — ведь они могли, что называется, подложить ей свинью. Насколько я понимаю, этот инвалид считал Руби Кин милым, простодушным ребенком, чем, впрочем, она его и купила, но предположим, у Руби был-таки этакий разудалый дружок и она отлично знала, что мистеру Джефферсону — а соответственно и Джози — это пришлось бы не по вкусу. А значит, она вряд ли стала бы афишировать свои с ним отношения, скрывая их в том числе и от Джози. Да-да, именно так… ведь та наверняка не дала бы этой дурочке спутать все карты, связавшись с не тем парнем. Таким образом, Руби (которая, как мне кажется, была хитрая бестия) встречалась с ним тайно — вы ведь знаете этих молоденьких девушек: ради таких молодчиков они готовы на любые глупости. И вот во время одной из таких встреч молодчик, узнав о грядущих переменах в ее жизни, впадает в состояние аффекта, ну и… сворачивает пташке шею…

— Возможно, вы и правы, Слэк, — сказал полковник Мелчетт, стараясь не выдать своего отвращения к его манере говорить. — А значит, нам нужно установить, и как можно быстрее, кто мог быть этим… мм… молодчиком.

— Предоставьте это мне, сэр, — сказал Слэк с обычной своей самоуверенностью. — Уж я доберусь до этой «Лил» из Palais de Danse и, если понадобится, выверну ее наизнанку. Скоро мы все узнаем.

Однако полковник Мелчетт совсем не был в этом уверен. К тому же бьющая через край энергия Слэка безмерно его утомляла.

— Есть еще один человек, которого мы могли бы расспросить, сэр, — продолжал Слэк, — партнер Руби — танцор и теннисист. Он много с ней общался и, вероятно, знает о ней не меньше Джози. Она вполне могла ему что-то сболтнуть.

— Такую возможность мы с инспектором Харпером уже обсудили.

— Хорошо, сэр. А я тут хорошенько растряс горничных. Они ничего не знают. Насколько я понял, горничные не слишком уважали этих танцующих сестричек и убирались у них больше для проформы. В последний раз одна из горничных была в комнате вчера в семь вечера. Она оправила постель, задернула шторы и слегка прибралась. Тут есть ванная комната. Хотите взглянуть?

Ванная находилась между комнатой Руби и комнатой побольше, где жила Джози, и являла собой прелюбопытное зрелище. Полковник Мелчетт был сражен наповал. Он молча дивился изобилию косметических принадлежностей, которыми пользуются женщины. Здесь было великое множество всяких баночек: крем очищающий, крем питательный, крем тональный. Коробочки с пудрой разных оттенков. Живописная груда тюбиков губной помады разных цветов. Шампуни и ополаскиватели для волос. Тушь для ресниц, карандаш для бровей и тени для глаз. Лак для ногтей, по крайней мере двадцати тонов, косметические салфетки, ватные тампончики… Множество бутылочек с разными лосьонами, вяжущими, тонизирующими, смягчающими.

— Боже праведный! — выдохнул Мелчетт. — И зачем им столько всего? Неужто всем этим пользуются?

Инспектор Слэк, которому было известно все на свете, снисходительно объяснил:

— Вообще-то, как правило, все женщины пользуются косметикой двух видов: один оттенок вечером, другой — днем. Но танцовщицы — особая статья. Им приходится менять цвет помады или теней гораздо чаще — в зависимости от танцев. Каждому танцу — будь то зажигательное танго, чувственный канкан, грациозная кадриль или благородный вальс — требуется соответствующий грим.

— О Господи! — воскликнул полковник. — Неудивительно, что те, кто все это производит, просто купаются в деньгах.

— К тому же, я бы сказал, не прилагая особых усилий, — заметил Слэк. — Да-да, не прилагая особых усилий. Конечно, если не поскупится на рекламу.

Полковник Мелчетт сделал над собой усилие, чтобы переключиться с будоражащих душу и старых как мир женских ухищрений быть неотразимыми на дальнейшее расследование. Обернувшись к только что подоспевшему Харперу, он сказал: