— Тайные грешки? — улыбаясь спросила Одри.

— Ну, я люблю планировать события, — расплывчато сказала Мэри. — В мыслях, понимаешь? И люблю иногда поэкспериментировать над… над людьми. Мне интересно, могу ли я заставить их реагировать на мои слова так, как мне хочется.

— Да это прямо садизм какой-то! Как, оказывается, мало я тебя знаю!

— Ну что ты, это все невинные забавы. Можно сказать, детские.

— А на мне ты экспериментировала? — с любопытством спросила Одри.

— Нет. Ты — единственный абсолютно непонятный мне человек. Никогда не знаешь, что у тебя на уме.

— Возможно это и к лучшему, — мрачно сказала Одри.

Она зябко поежилась, и Мэри воскликнула:

— Да ты замерзла!

— Немного. Пойду оденусь. Как-никак уже осень наступила.

Мэри Олдин осталась одна. На воде прыгали солнечные блики. Начинался отлив. Она растянулась на песке и закрыла глаза.

Ленч в отеле получился восхитительным. Там было полно народа, хотя пик сезона уже миновал. Как странно видеть сразу столько людей. Но оно и понятно: ей ведь так редко удается вырваться из дома. Хоть какой-то просвет в монотонной ее жизни. И потом, это облегчение от напряженной атмосферы, царящей в последнее время в Галлз-Пойнт. Конечно, Одри тут ни при чем, все это Невил…

Течение ее мыслей было внезапно прервано — рядом с ней плюхнулся на песок Тед Латимер.

— А куда вы подевали Кей? — спросила Мэри.

— Ее затребовал законный владелец.

Что-то в его тоне заставило Мэри подняться и сесть. Она поглядела вдаль, на сияющую полоску золотого песка, где вдоль берега брели Невил и Кей. Мэри искоса взглянула на Теда.

До сих пор она считала этого человека хладнокровным, дерзким, даже опасным. И только сейчас заметила, что, в сущности, он очень молод и очень раним. «Наверное, влюблен в Кей, — подумала Мэри, — по-настоящему любит ее, а явился Невил и увел…»

— Надеюсь, — мягко сказала она, — вам тут уютно.

Это были обычные, ничего не значащие слова. Мэри Олдин, впрочем, редко употребляла другие — предпочитала светские, ни к чему не обязывающие фразы. Но в ее тоне угадывалось сочувствие и, может быть, впервые со времени их знакомства — дружелюбие.

— Не хуже и не лучше, чем в любом другом месте, — ответил Тед Латимер.

— Мне очень жаль, — сказала Мэри.

— На самом деле вам наплевать! Я не из вашего круга, а на что вам нужны переживания какого-то чужака!

Она повернулась, чтобы взглянуть на этого удивительно красивого и ужасно несчастного молодого человека. И наткнулась на дерзкий вызывающий взгляд.

Словно только сейчас о чем-то догадавшись, она медленно проговорила:

— Я поняла. Вы нас не любите.

Он усмехнулся.

— А вы как думали?

— Я думала иначе, — задумчиво проговорила она. — Да, иначе. Многое воспринимаешь как должное. Следует быть внимательнее. Мне действительно не приходило в голову, что мы вам не нравимся. Мы ведь старались принять вас как можно лучше… как друга Кей.

— Вот именно — как друга Кей!

В этой реплике чувствовалась уже настоящая ненависть.

С обезоруживающей кротостью Мэри сказала:

— Знаете, мне правда хочется понять, почему вы нас не любите? Что мы такое сделали? Чем навлекли ваш гнев?

— Снобы, — коротко и зло ответил Тед Латимер.

— Снобы? — спокойно переспросила Мэри. В голосе ее не было ни обиды, ни горечи — было одно только любопытство. — Да, понимаю, наверное, мы и должны казаться такими.

— А вы и есть такие. У вас есть все, и вы воспринимаете это как должное. Вы счастливы и ограждены чувством превосходства в своем узком мирке, закрытом для всех остальных — для толпы. На таких, как я, вы смотрите как на приблудных зверей — не из вашего загона!

— Мне очень жаль, — сказала Мэри.

— Но ведь я прав, не так ли?

— Не совсем. Возможно, мы не очень умны и у нас недостает воображения, но в нас нет и злобы. Я сама типичный, самый что ни на есть, как вы сказали, сноб. Но поверьте, это только видимость, а внутри я самый обыкновенный человек. И сейчас, например, мне очень жаль вас, я вижу, что вы несчастны, и я, как могу, хочу помочь вам.

— Что ж, спасибо, очень мило с вашей стороны.

Они помолчали и Мэри мягко сказала:

— Вы ведь всегда любили Кей?

— Да.

— А она?

— Думаю, и она, пока не появился этот Стрэндж.

— А вы и сейчас ее любите? — осторожно спросила Мэри.

— По-моему, это видно невооруженным глазом.

Немного выждав, Мэри тихо сказала:

— А может, вам лучше уехать отсюда?

— Зачем?

— Здесь вы только усугубляете свое несчастье.

Он посмотрел на нее и рассмеялся.

— Вы очень добры. Но вы не имеете совершенно никакого понятия о жизни… вне вашего загона. Мало ли что может случиться, причем в самое ближайшее время.

— А что может случиться? — насторожилась Мэри.

Он засмеялся.

— Поживем — увидим.

Глава 8

Одевшись, Одри пересекла пляж и направилась к высокой скале, где на скамейке в полном одиночестве сидел со своей трубкой Томас Ройд — прямо напротив их имения Галлз-Пойнт, словно строгая белая громада, возвышавшаяся на противоположном берегу реки.

Заслышав ее шаги, Томас обернулся, ко не двинулся с места. Ничего не говоря, она села рядом. Они молчали. Но это было приятным молчанием прекрасно знающих друг друга людей.

— Он кажется таким близким, — сказала наконец Одри.

Томас перевел взгляд на Галлз-Пойнт.

— Да, можно доплыть прямо до дома.

— Только не сейчас, во время отлива. У Камиллы в свое время была горничная. Она любила плавать через реку — с одного берега до другого. Только надо знать, когда плавать — во время приливов и отливов очень сильное течение, и может затянуть в устье реки. Однажды с ней такое случилось… только чудом не утонула, еле-еле выбралась на берег около Истер-Пойнт. Уже почти без сил.

— А отсюда река кажется такой спокойной.

— Это здесь, а стремнина на той стороне, на глубине под скалами. В прошлом году один несчастный даже пытался там покончить с жизнью — бросился с Лысой Головы, но зацепился за дерево, и береговой патруль вытащил его.

— Бедняга, — сказал Томас. — Не думаю, что он был им благодарен. Чтобы на такое решиться, а тут — на тебе. Чувствуешь будто тебя обокрали…

— Может, теперь он рад, что сорвалось, — задумчиво сказала Одри.

Интересно, где теперь тот человек, мельком подумала она, чем занимается?

Томас попыхивал трубкой. Чуть повернув голову, так, чтобы видеть Одри, он заметил, с каким отрешенным лицом она глядит вдаль, поверх водной глади. Длинная пепельная прядь покоилась на ее безупречно очерченной щеке, на маленьком, похожем на морскую раковину ушке.

Он вдруг о чем-то вспомнил.