Человек поднял голову. Неторопливо взял со стола лист бумаги и перечел написанное. Да, все продумано, все очень хорошо продумано.

На сосредоточенном лице появилась улыбка. Улыбка человека не совсем нормального. Он глубоко вздохнул.

И если люди действительно когда-то были сотворены по образу и подобию Создателя, то этот человек так же испытывал теперь радость, но то была отвратительная пародия на радость Творца, окидывавшего взглядом плоды своего труда.

И увидел он, что это хорошо. Все предусмотрено. Добро и зло, перемешанные в этом мире, сольются в гармоничный аккорд во имя достижения единственной страшной цели…

Недоставало только малости, последнего штриха.

С усмешкой существо взяло перо и написало на белом листе недостающую дату: один из дней сентября.

Потом он с усмешкой изорвал лист бумаги на мелкие кусочки, пересек комнату и швырнул обрывки в пылающее чрево камина. Нельзя рисковать даже в мелочах. Бумага обратилась в пепел. Отныне план существовал только в голове своего творца.

8 марта

Старший инспектор Баттл сидел за столом, накрытым для завтрака, внимательно перечитывая письмо, которое со слезами протянула ему жена. Подбородок его сурово напрягся, однако лицо инспектора было при этом совершенно спокойно, ибо оно вообще практически никогда не отражало никаких эмоций. Таково свойство некоторых лиц, которые как бы вырезаны из цельного куска дерева. Солидная невозмутимость — и при этом определенная выразительность. Инспектор не производил впечатления блестящего человека, да, в сущности, и не был таковым. Но что-то в нем, почти неуловимое, весьма располагало и вызывало доверие.

— Нет, это невозможно, — всхлипнула миссис Баттл, — чтобы наша Сильвия!..

Щестнадцатилетняя Сильвия, младшая из пяти детей четы Баттлов, училась в школе, расположенной неподалеку от Мэйдстоуна. Письмо, которое держал в руках Баттл, пришло от мисс Эмфри, директрисы вышеупомянутой школы. Это было предельно четкое и удручающе вежливое послание. В нем черным по белому было написано, что администрацию школы очень беспокоят участившиеся в последнее время случаи мелких краж среди учащихся. Совсем недавно все наконец удалось прояснить, Сильвия Баттр во всем созналась, и мисс Эмфри хотела бы как можно скорее встретиться с мистером и миссис Баттл, чтобы обсудить «создавшуюся ситуацию».

Старший инспектор сложил письмо и сунул его в карман со словами:

— Предоставь это мне, Мэри.

Он подошел к жене и ласково погладил ее по щеке.

— Не волнуйся, дорогая, все уладится, — сказал он и вышел из столовой, излучая уверенность и спокойствие.

В тот же вечер инспектор сидел в современной, изящно обставленной гостиной мисс Эмфри. Выпрямившись в кресле и положив на колени большие неуклюжие руки, он пристально смотрел директрисе в глаза и почему-то гораздо больше, чем обычно, походил на прирожденного полицейского.

Мисс Эмфри, весьма преуспевала на своем поприще директрисы. Она была безусловно яркой личностью, но при этом личностью современной, не чуждой последних педагогических достижений. В своей школе она старалась сочетать строгую дисциплину с новыми веяниями, вроде самоопределения учащихся.

Гостиная мисс Эмфри, выдержанная в спокойных тонах — очень похоже на цвет овсянки — была воплощением стиля и духа Мидуэя. Повсюду — кувшины с нарциссами и вазочки с тюльпанами и гиацинтами. По углам — пара хороших копий античных статуй и пара современной скульптуры, на стенах — пара итальянских примитивистов[138]. И посреди этого великолепия — сама мисс Эмфри, вся в темно-голубом, с честным лицом, выражение которого сразу вызывает в памяти выражение хорошо натасканной борзой, и с ясным взглядом серьезных голубых глаз за толстыми линзами очков.

— Самое главное, — говорила она приятным, хорошо поставленным голосом, — не допустить ошибки. Прежде всего, мистер Баттл, мы должны думать о девочке, о Сильвии. Это — самое главное. Она только вступает в жизнь, и мы должны позаботиться, чтобы ее жизнь не была надломлена с самого начала. Мы должны постараться избавить ее от непосильного бремени — чувства вины, — а уж если и наказать, то совсем чуть-чуть, лучше даже просто пожурить. Для нас куда важнее узнать, что стоит за ее поступком. Может быть, чувство заброшенности, отчуждения? Девочка совсем не спортивна, вы ведь знаете, поэтому, может, мы просто имеем дело с желанием выделиться, привлечь к себе внимание, утвердить свое «эго»? Во всяком случае, нам следует проявить максимум деликатности. Поэтому я и хотела поговорить с вами с глазу на глаз — предостеречь от чрезмерной суровости по отношению к ней. А главное — выяснить, что лежит в основе ее поступков.

— Именно за этим я и приехал, мисс Эмфри, — сказал Баттл как обычно сдержанно и невозмутимо, окинув директрису оценивающим взглядом.

— Я не очень ругала ее, — сказала мисс Эмфри.

— Благодарю вас, мадам.

— Вы знаете, я действительно люблю и понимаю этих малышек.

Баттл оставил реплику без внимания и спокойно спросил:

— Мисс Эмфри, если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с Сильвией.

С удвоенным пылом мисс Эмфри напомнила Баттлу о чуткости, столь необходимой в отношениях с девочкой, которая ко всему прочему именно сейчас находится на пороге женственности.

Инспектор терпеливо слушал ее назидания, впрочем, без особого энтузиазма.

Наконец она провела его в свой кабинет. По пути они встретили несколько воспитанниц, которые проводили их любопытными взглядами. Директорский кабинет оказался куда скромнее блистательной гостиной. Мисс Эмфри собралась было идти за Сильвией и уже стояла в дверях, когда Баттл рискнул наконец спросить:

— Извините, мэм, а как вы узнали, что Сильвия ответственна за… за эти пропажи?

— Я, мистер Баттл, придерживаюсь психологического метода, — с достоинством ответила мисс Эмфри.

— Психологического? Ну да. А как насчет доказательств?

— Понимаю, мистер Баттл, вы судите, так сказать, с привычной вам профессиональной точки зрения. Но насколько мне известно, в наше время психологию внедряют и в криминалистику. Уверяю вас, ошибки быть не может. Сильвия сама во всем призналась.

Баттл кивнул:

— Знаю. Просто хочу понять, почему вы решили, что это она? Как все это началось?

— Вы уже знаете, мистер Баттл, что все началось с того, что у девочек стали пропадать личные вещи из тумбочек. Я собрала всех учениц и рассказала им об этом. А сама незаметно наблюдала за девочками. Лицо Сильвии сразу бросилось мне в глаза. У нее был очень смущенный и виноватый вид. В общем, я сразу поняла, в чем дело. Но я не хотела ее уличать — хотелось добиться, чтобы она сама призналась в содеянном. И тогда я провела небольшой тест на некоторые ассоциации.

Баттл понимающе кивнул.

— И в конце концов она во всем созналась.

— Ясно, — сказал Баттл.

Мисс Эмфри постояла еще немного на пороге и вышла.

Когда дверь кабинета вновь отворилась, старший инспектор стоял к ней спиной, глядя в окно.

Медленно развернувшись, он посмотрел на дочь.

Сильвия стояла, прислонившись спиной к косяку. Высокая, темноволосая, угловатая. Лицо ее припухло от слез.

— Ну вот она я, — вызывающе сказала она, но тон ее был не дерзким, а скорее застенчивым.

Инспектор некоторое время молча смотрел на дочь и наконец вздохнул:

— Не надо было отдавать тебя сюда. Ваша директриса жуткая дура.

Сильвия сразу же забыла о своем несчастье и удивленно воскликнула:

— Кто? Мисс Эмфри? Но она такая замечательная! Мы все так думаем!

— Ну-ну, — хмыкнул Баттл. — Значит, не совсем дура, раз ей удалось внушить вам, что она «такая замечательная». Но как бы там ни было, Мидуэй не для тебя. Хотя… хотя с тобой подобное могло случиться где угодно…

Сильвия стиснула ладошки и потупилась.

— Прости, папа, мне… очень жаль.

— Естественно, — лаконично отозвался Баттл. — Подойди ко мне.

Она медленно и неохотно пересекла кабинет. Баттл огромной своей ручищей взял дочь за подбородок и пристально посмотрел ей в глаза.

— Натерпелась? — мягко спросил он.

На глаза у девочки навернулись слезы.

Понимаешь ли, Силвия, — медленно заговорил Баттл, меня всегда в тебе что-то беспокоило. Ты знаешь, недостатки есть у всех. Обычно их несложно заметить. Сразу видно, когда ребенок плохо воспитан или с дурными наклонностями. Ты была хорошей девочкой, спокойной, послушной, ласковой — и все же что-то меня в тебе настораживало. Ведь иногда как бывает: вроде бы и нет дурного, а оно возьми и вылези во всей красе при первом подходящем случае.

— Как у меня! — воскликнула Сильвия.

Да, как у тебя. Ты не выдержала, сломалась — и попала в историю. И надо сказать, в скверную историю. Как ни странно, раньше я с подобным не сталкивался.

Девочка вскинула голову и быстро и насмешливо проговорила:

— Ну уж жуликов-то ты повидал на своем веку!

— Что да, то да. Жуликов пришлось повидать. Именно поэтому, Сильвия, — а не потому, что я твой отец (а отцы, кстати, плохо знают своих детей), да, именно потому, что я полицейский, я абсолютно уверен, дочка, что ты здесь ни при чем. И ни у кого ничего не брала. Жулики бывают двух типов: одни крадут, поддавшись непреодолимому искушению, что, кстати, случается крайне редко — просто удивительно, какие искушения способен преодолеть нормальный человек; другие — те, которым кажется вполне нормальным брать то, что им не принадлежит. Ты не относишься ни к тем, ни к другим. Ты не воровка, Сильвия. Ты — лгунья. Правда, весьма необычная.

— Но… — начала было Сильвия.