– Тогда носорог?

– Нет, их там тоже нету.

– Пап, а кто тогда там водится?

– Ну, скажем, ягуары. Они, по-моему, там самые большие.

– Значит, они десять метров в длину.

– О нет, мой мальчик! Ягуар чуть больше двух метров вместе с хвостом.

– А вот в Южной Америке есть питоны десять метров длиной.

– Это не то, это змеи.

– Пап, а как ты думаешь, – спросил Толстик, очень серьезно глядя на отца большими серыми глазами, – есть питоны в пятнадцать метров длиной?

– Нет, мой мальчик, я о таких не слышал.

– Может, и есть, только ты не слышал. А вот если бы такой был в Южной Америке, мы бы узнали?

– Если бы был, то, наверное, узнали.

– Папа, – начал Парнишка, с увлечением включаясь в перекрестный допрос, – а может удав проглотить мелкое животное?

– Ну конечно, может.

– А ягуара может?

– Вот тут не знаю. Ягуар очень большой.

– Ну, а ягуар может проглотить удава? – поинтересовался Толстик.

– Дурачина ты, – ответил Парнишка. – Если ягуар в длину два метра, а удав десять, то удав в него не поместится. Как же он его проглотит?

– Он его обкусит, – возразил Толстик. – Оставит кусочек себе на ужин и еще один на завтрак. Слушай, пап, удав ведь не сможет проглотить дикобраза, а? У него же тогда горло разболится.

Заливистый хохот и долгожданная передышка для Папы, углубившегося в газету.

– Пап!

Полностью покорившись судьбе, он опускает газету и разжигает потухшую трубку.

– Что, мой мальчик?

– А какую ты видел самую большую змею?

– Ну вот, опять змеи! Я устал от них.

Но дети от них никогда не устают. Снова отголоски прошлого, поскольку змеи были злейшими врагами первобытных людей.

– Папа из змеи суп варил, – объявляет Толстик. – Расскажи нам про змею, а?

Детям больше всего нравится, когда исто-рию им рассказывают по четвертому или пятому разу, ведь тогда они могут поправлять рассказчика и уточнять подробности.

– Ну, значит, поймали мы гадюку и убили ее. Нам нужен был скелет, и мы не знали, как отделить мясо от костей. Сперва мы хотели зарыть ее в землю, но это было бы слишком долго. Потом мне пришла мысль выварить змею. Я раздобыл большую старую банку из-под тушенки, мы положили туда гадюку, залили водой и поставили на огонь.

– И повесили на крюк, да?

– Верно, на крюк, как в Шотландии вешают котелок с кашей. Только-только змея потемнела и сделалась бурой, как тут вошла жена фермера и кинулась глянуть, что мы там варили. Увидев гадюку, она решила, что мы собираемся ее съесть. «Ах вы, черти полосатые!» – закричала она, подхватила жестянку подолом фартука и выбросила в окно.

Новые взрывы заливистого хохота. Толстик без конца повторял «черти полосатые, черти полосатые», так что Папе пришлось угомонить его, легонько стукнув газетой по затылку.

– Пап, расскажи еще про змей, – попросил Парнишка. – Ты когда-нибудь видел страшную ядовитую змею?

– Которая укусит, и через пять минут ты почернеешь и умрешь, – добавил Толстик. Это было самое ужасное, что он мог себе вообразить.



– Да, видел я разных тварей. Однажды в Судане я задремал, лежа на песке, и когда открыл глаза, увидел что-то ползучее, похожее на огромного слизняка с короткимитолстыми рожками, сантиметров тридцать длиной. И это что-то уползало от меня.