— А если я поцелую вас еще раз, вы не передумаете?

— Не передумаю.

— Неудивительно, что мой брат на целую неделю заболел и запил, имея вас у себя в доме. Вы пели ему псалмы?

— Вы сегодня удивительно догадливы.

— В жизни не видел такой упрямой женщины. Я куплю вам обручальное кольцо, если это позволит вам почувствовать себя респектабельной. Нечасто у меня в кармане бывает достаточно денег для того, чтобы сделать предложение.

— И сколько всего у вас жен?

— Шесть или семь, по всему Корнуоллу. Те, что по ту сторону Тамара, не в счет.

— В самый раз для одного человека. На вашем месте я не торопилась бы обзаводиться восьмой.

— А вы остры на язык! В этой своей шали, с горящими глазами, вы похожи на обезьянку. Ладно, я приведу двуколку и отвезу вас домой к тетке, но сперва я вас поцелую, хотите вы того или нет.

И Джем взял в ладони ее лицо.

— Раз — на горе, два — на радость, — сказал он. — Остальные получите, когда будете настроены посговорчивей. Сегодня песенку допеть не удастся. Стойте здесь; я быстро.

Джем наклонил голову навстречу дождю и зашагал через улицу. Она увидела, как он исчез за углом.

Укрывшись в дверном проеме, Мэри снова заколебалась. Она знала, что на большой дороге сегодня будет безлюдно: начался настоящий затяжной ливень, подгоняемый злобным ветром, а пустоши в такую погоду беспощадны. Нужна немалая смелость, чтобы выдержать сегодня одиннадцать миль в открытой повозке. Возможно, мысль о том, чтобы остаться в Лонстоне с Джемом Мерлином, заставила ее сердце биться сильнее, и думать об этом сейчас, когда он ушел и не мог видеть ее лицо, было восхитительно; но все-таки Мэри не станет терять голову ради его удовольствия. Если она хоть раз отступит от линии поведения, которую себе наметила, возврата уже не будет. Мигом исчезнут душевный покой и независимость. Она и так слишком поддалась и уже никогда не освободится от Джема окончательно. Эта слабость будет для нее обузой и сделает четыре стены трактира «Ямайка» еще более ненавистными, чем теперь. Одиночество легче выносить одной. Теперь молчание пустошей станет мукой из-за того, что Джем совсем рядом, в четырех милях от нее. Мэри поплотнее закуталась в шаль. Если бы только женщины не были хрупки, как соломинки, — а она была уверена, что они именно такие, — тогда она могла бы провести эту ночь с Джемом Мерлином и забыться, как забывался он, а утром они расстались бы, смеясь и пожимая плечами. Но она женщина, и это невозможно. Всего несколько поцелуев и так уже сделали из нее дуру. Она подумала о тете Пейшенс, которая, как призрак, тащилась вслед за своим хозяином, и вздрогнула. Такой могла бы стать и Мэри Йеллан, когда бы не милость Божья и не ее собственная сила воли. Порыв ветра рванул ее юбку, и еще один поток дождя влетел в открытую дверь. Похолодало. По булыжной мостовой растекались лужи, огни и люди исчезли. Лонстон утратил свое великолепие. Завтра наступит холодное и безрадостное Рождество.

Мэри ждала, топая ногами и дуя на руки. Что-то Джем не торопится с двуколкой. Несомненно, парень раздосадован тем, что Мэри отказалась остаться, может, он решил бросить ее мокнуть и мерзнуть в дверном проеме, чтобы наказать? Тянулись долгие минуты, а Джема все не было. Если это его способ отомстить, то плану не хватает юмора и оригинальности. Где-то часы пробили восемь. Джем ушел больше получаса назад, а они оставили пони и двуколку всего в пяти минутах ходьбы отсюда. Мэри приуныла и устала. Она была на ногах с самого полудня, и теперь, когда возбуждение сошло на нет, ей захотелось отдохнуть. Трудно будет теперь восстановить беззаботное, беспечное настроение последних нескольких часов. Джем унес свою веселость с собой.

В конце концов Мэри не выдержала и отправилась искать его вверх по улице. Длинная улица была безлюдна, за исключением нескольких бродяг, которые болтались в сомнительном укрытии дверных проемов, как до этого и она сама. Дождь хлестал безжалостно, и ветер налетал порывами. И ничего не осталось от духа Рождества.

Через несколько минут Мэри подошла к конюшне, где днем они оставили пони и двуколку. Дверь была заперта, и, заглянув в щелку, она увидела, что стойло пустое. Значит, Джем уехал. В лихорадочном нетерпении девушка постучалась в соседнюю лавку, и через некоторое время дверь открыл человек, который днем впустил их в конюшню.

Он был явно недоволен тем, что его оторвали от уютного очага, и сперва не узнал ее: в мокрой шали Мэри выглядела дико.

— Что вам надо? — спросил он. — Мы тут чужих не кормим.

— Я пришла не за едой, — ответила Мэри. — Я ищу своего спутника. Если помните, мы пришли сюда вместе, с пони и двуколкой. Я вижу, что стойло пустое. Вы его видели?

Хозяин пробормотал извинение:

— Конечно, простите меня, пожалуйста. Ваш друг уже минут двадцать или больше как уехал. Похоже, он очень торопился, и с ним был еще один человек. Я не уверен, но, кажется, это слуга из «Белого сердца». Во всяком случае, они повернули в том направлении.

— Он ничего не просил передать?

— Нет, к сожалению, нет. Может, вы найдете его в «Белом Сердце». Вы знаете, где это?

— Да, спасибо. Попробую пойти туда. Спокойной ночи.

Хозяин захлопнул дверь у девушки перед носом, довольный, что избавился от нее, а Мэри побрела обратно в город. Что нужно Джему от слуги из «Белого Сердца»? Этот человек, должно быть, ошибся. Делать нечего, нужно самой выяснить правду. Мэри снова вышла на мощенную булыжником площадь. «Белое Сердце» выглядело достаточно гостеприимно, окна светились, но пони и двуколки не было и в помине. У Мэри просто сердце оборвалось. Неужели Джем отправился в путь без нее? Немного помедлив, она приблизилась к двери и прошла внутрь. Зал, казалось, был заполнен джентльменами, они болтали и смеялись, и опять ее деревенская одежда и мокрые волосы вызвали замешательство, потому что к девушке тут же подошел слуга и предложил ей уйти.

— Я ищу мистера Джема Мерлина, — твердо сказала Мэри. — Он приехал сюда с пони и двуколкой, и его видели с одним из ваших слуг. Извините за беспокойство, но мне необходимо его найти. Не могли бы вы поспрашивать?

Слуга нехотя ушел, а Мэри ждала у входа, повернувшись спиной к группке мужчин, которые стояли у огня и смотрели на нее. Среди них она заметила сегодняшних покупателей — барышника и остроглазого человечка.

У девушки внезапно возникло дурное предчувствие. Через несколько минут слуга вернулся с подносом, уставленным стаканами, которые он раздал собравшейся у огня компании, потом снова появился с пирогом и ветчиной. Он больше не обращал внимания на Мэри, и только когда она окликнула его в третий раз, подошел к ней.

— Извините, — сказал слуга, — у нас сегодня много народу, и мы не можем терять время на людей с ярмарки. Здесь нет человека по имени Джем Мерлин. Я спрашивал снаружи, и никто о нем не слышал.

Мэри тут же повернулась к двери, но остроглазый человечек опередил ее.

— Если это тот черный, похожий на цыгана парень, который пытался сегодня днем продать пони моему другу, я могу кое-что о нем сообщить, — сказал он, широко улыбаясь и показывая ряд гнилых зубов. В компании у огня раздался смех.

Мэри переводила взгляд с одного на другого.

— Что именно? — спросила она.

— Всего десять минут назад он был здесь в компании одного джентльмена, — ответил остроглазый, по-прежнему улыбаясь и оглядывая девушку сверху донизу, — и с помощью некоторых из нас его уговорили войти в экипаж, который ждал у двери. Сперва ваш друг намеревался воспротивиться нам, но взгляд этого джентльмена, по-видимому, убедил его. Вы, безусловно, знаете, что случилось с черным пони? Цена, которую продавец запрашивал, была, несомненно, слишком высока.

Его замечание вызвало новый взрыв смеха сидевших у огня. Мэри пристально посмотрела на остроглазого.

— Вы знаете, где мой друг? — спросила она.

Ее собеседник пожал плечами и состроил жалостную гримасу.

— Его местонахождение мне неизвестно, — сказал он, — и, к сожалению, я должен сказать, что ваш спутник не оставил также прощального послания. Как-никак, сегодня Сочельник, время еще не позднее, и, как вы сами можете видеть, погода не та, чтобы оставаться на улице. Если хотите подождать здесь, пока ваш друг соизволит вернуться, я и эти джентльмены с удовольствием угостим вас.

Он положил дряблую ладонь на ее шаль и сказал вкрадчиво:

— Какой же ваш друг, должно быть, мерзавец, что бросил вас. Входите, располагайтесь и забудьте о нем.

Не говоря ни слова, Мэри повернулась к нему спиной и вышла. Когда дверь за ней закрылась, она услышала новый взрыв смеха.

Девушка стояла на пустой базарной площади, среди порывов ветра да потоков дождя. Итак, случилось худшее, и кража пони обнаружена. Другого объяснения не было. Джем исчез. Она тупо смотрела на темные дома, размышляя, какое наказание бывает за кражу. Неужели за это тоже вешают, как за убийство? Все тело у Мэри ныло, как будто ее побили, и мысли путались. Она ничего толком не могла понять, она не могла строить планы. Бедняга чувствовала, что в любом случае Джем для нее теперь потерян и она больше никогда его не увидит. Короткое приключение кончилось. Мэри была ошеломлена и, едва ли сознавая, что делает, бесцельно побрела через площадь в сторону горы, на которой возвышался замок. Если бы она согласилась остаться в Лонстоне, этого бы не случилось. Они вышли бы из дверного проема и нашли комнату где-нибудь в городе; она была бы сейчас рядом с ним, и они любили бы друг друга.

И даже если бы утром Джема поймали, у них были бы эти часы, проведенные наедине. Теперь, когда его не было рядом, ее душа и тело кричали от горечи и негодования, и Мэри поняла, как сильно она его желала. Это ее вина, что Джема схватили, а она ничего не может сделать для него. Несомненно, его за это повесят; он умрет так же, как его отец. Над девушкой хмуро нависла стена замка, и дождь ручьями бежал вдоль дороги. В Лонстоне не осталось никакой прелести, это было мрачное, серое, ненавистное место, и каждый поворот дороги грозил несчастьем. Холодный дождь моросил ей в лицо; она брела куда глаза глядят, не думая о том, что между нею и ее спальней в трактире «Ямайка» — одиннадцать долгих миль. Если любовь к мужчине означает такую боль, и муку, и болезнь, она ей не нужна. Любовь уничтожила ее здравомыслие и самообладание и разрушила смелость. Теперь Мэри стала лепечущим ребенком, а ведь когда-то она была равнодушной и сильной. Перед ней возвышался крутой холм. Днем они проскакали по нему вниз; она узнала искривленный ствол дерева у прохода в изгороди. Джем тогда насвистывал, а она напевала песню. Внезапно Мэри очнулась и замедлила шаг. Было безумием идти дальше: перед ней белой лентой тянулась дорога, и две мили ходьбы по ней, при этом ветре и дожде, довели бы девушку до изнеможения.