Громогласный барышник с сожалением посмотрел на черного пони.

— А какой красавчик, — сказал он. — Мне плевать, где он родился и какой масти был его отец. Что вас так настораживает, Уилл?

И снова остроглазый дернул друга за рукав и зашептал что-то ему на ухо. Барышник послушал, состроил гримасу и кивнул.

— Ладно, — сказал он громко, — не сомневаюсь, что вы правы. У вас нюх на всякие неприятности. Пожалуй, лучше не связываться. Можете оставить пони при себе, — заметил он Джему. — Моему партнеру он не по вкусу. Послушайтесь доброго совета: сбавьте цену. Вы пожалеете, если долго не сможете сбыть его с рук.

Он локтями проложил себе дорогу сквозь толпу и вместе с остроглазым исчез в направлении «Белого Сердца». Мэри вздохнула с облегчением, когда они убрались. По лицу Джема она ничего не могла понять: его губы, как всегда, насвистывали. Люди приходили и уходили; лохматые пони с пустошей продавались по два-три фунта за голову, и их бывшие хозяева уходили довольные. К черному пони больше никто не подходил. Толпа поглядывала на него с подозрением. Без четверти четыре Джем продал вторую лошадь за шесть фунтов веселому, честному на вид фермеру после длинного и очень добродушного спора. Фермер предлагал пять фунтов, а Джем настаивал на семи. После двадцати минут яростного торга они сошлись на сумме в шесть фунтов, и фермер уехал верхом на своей покупке, ухмыляясь от уха до уха. Мэри устала стоять. Сумерки сгущались над базарной площадью; зажгли фонари. Город стал казаться каким-то таинственным. Девушка уже подумывала о том, чтобы вернуться к повозке, когда услышала за собой женский голос и резкий жеманный смех. Она обернулась и увидела синий плащ и шляпу с перьями — ту женщину, которая днем вышла из кареты.

— Ах, только взгляните, Джеймс, — говорила она. — Вы когда-нибудь в жизни видели такого восхитительного пони? Он держит голову точь-в-точь как наш бедный Красавчик. Сходство просто поразительное, только это животное, конечно, черное, и воспитано совсем не так, как Красавчик. Какая досада, что Роджера здесь нет. Я не могу отрывать его от важной встречи. Что вы об этом думаете, Джеймс?

Ее спутник поднес к глазам лорнет.

— Черт возьми, Мария, — протянул он, — я ничего не понимаю в лошадях. Пони, который у вас пропал, был серый, правда? А этот черный как смоль, положительно как смоль, дорогая. Вы хотите его купить?

Женщина издала щебечущий смешок.

— Это был бы прекрасный рождественский подарок для детей, — сказала она. — Они изводят бедного Роджера с тех пор, как исчез Красавчик. Пожалуйста, Джеймс, спросите цену.

Мужчина вышел вперед.

— Эй, приятель, — окликнул он Джема, — вы продаете этого вашего черного пони?

Джем помотал головой.

— Я обещал его одному своему другу, — сказал он, — и не хотел бы отступаться от своего слова. Кроме того, он вас не снесет. На нем ездили дети.

— Ах, вот оно что. Понимаю. Благодарю вас. Мария, этот малый говорит, что пони не продается.

— Неужели? Какая досада. А я-то было настроилась. Скажите ему, что я заплачу, сколько он скажет. Попробуйте еще раз, Джеймс.

Мужчина снова поднял лорнет и протянул:

— Послушайте, друг мой, этой даме приглянулся ваш пони. У нее как раз пропал пони, и она ищет ему замену. Очень хочет порадовать своих детишек. Может, к черту вашего друга? Пусть подождет. Назовите вашу цену.

— Двадцать пять гиней, — быстро, без запинки сказал Джем. — По крайней мере, столько собирался заплатить мой друг. Я не очень хочу продавать пони.

Леди в шляпе с плюмажем проскользнула за веревку.

— Я дам за него тридцать, — заявила она. — Я миссис Бассат из Норт-Хилла, и я хочу подарить этого пони своим детям на Рождество. Пожалуйста, не упрямьтесь. У меня в кошельке только половина этой суммы, и этот джентльмен даст вам остальное. Мистер Бассат сейчас в Лонстоне, и я хочу, чтобы этот пони стал сюрпризом и для него, и для моих детей. Мой грум заберет пони немедленно и уедет на нем в Норт-Хилл, прежде чем мистер Бассат покинет город.

Джем сдернул шапку и низко поклонился.

— Спасибо, мадам, — сказал он. — Надеюсь, мистер Бассат будет доволен вашим выгодным приобретением. Вы увидите, этот пони совершенно безопасен для детей.

— О, я уверена, муж будет в восторге. Конечно, этот пони — совсем не тот, что у нас украли. Красавчик был чистопородный и стоил кучу денег. Но этот малыш достаточно красив и доставит детям удовольствие. Идемте, Джеймс! Уже совсем стемнело, и я промерзла до мозга костей.

И леди направилась к карете, которая ждала на площади. Рослый лакей кинулся открывать дверцу.

— Я только что купила пони для мастера Роберта и мастера Генри, — сказала она. — Найдите, пожалуйста, Ричардса и велите ему ехать на этом пони домой. Я хочу сделать сквайру сюрприз. — Она вошла в карету, втянув за собой пышные юбки, а спутник с лорнетом последовал за ней.

Джем торопливо оглянулся и тронул за плечо парня, стоявшего за ним.

— Эй, — сказал он, — хочешь заработать пять шиллингов?

Парень кивнул, разинув рот от удивления.

— Тогда держи этого пони, и когда за ним придет грум, отдай его вместо меня, ладно? Мне только что сказали, что моя жена родила двойню и ее жизнь в опасности. Я не могу терять ни минуты. Вот, возьми уздечку. Желаю тебе веселого Рождества!

И Джем тут же скрылся, торопливо шагая через площадь, глубоко засунув руки в карманы брюк. Мэри последовала за ним шагах в десяти — на всякий случай. Она густо покраснела и смотрела в землю. Внутри у нее все клокотало от смеха, и она прикрыла рот шалью. Когда девушка добралась до противоположной стороны площади, скрывшись подальше от людских глаз и от кареты, она была в полном изнеможении и прижимала ладонь к груди, пытаясь отдышаться. Джем поджидал ее с серьезным видом.

— Джем Мерлин, вас следует повесить, — сказала Мэри, придя в себя. — Стоять вот так на базарной площади и продавать краденого пони самой миссис Бассат! Да у вас наглости, как у самого дьявола, у меня волосы на голове поседели, пока я за вами наблюдала.

Джем рассмеялся, запрокинув голову, и Мэри не устояла. Их смех разносился по улице, пока люди не стали оборачиваться. Прохожие тоже заражались этим смехом, и улыбались, и начинали хохотать; казалось, весь Лонстон трясется от смеха, потому что взрывы веселья один за другим разносились по улице, смешиваясь с шумом и суетой ярмарки. Кругом были шум, крики, и откуда-то слышалась песня. Факелы и фонари отбрасывали странный свет на лица людей; в сумерках раздавался гомон голосов, и воздух дрожал от возбуждения.

Джем схватил Мэри за руку и стиснул пальцы.

— Теперь вы рады, что вы здесь, правда?

— Да, — сказала она беззаботно. Ей было все равно.

Они окунулись в самую гущу ярмарки, и их окружили всё тепло и все соблазны людской толчеи. Джем купил Мэри малиновую шаль и золотые колечки в уши. Они сосали апельсины под полосатым навесом, и морщинистая цыганка предсказала им судьбу.

— Берегись смуглого незнакомца, — сказала она Мэри. Они переглянулись и опять рассмеялись. — У тебя на ладони кровь, юноша, — объявила цыганка ему. — Однажды ты убьешь человека.

— Что я говорил вам сегодня утром в двуколке? — сказал Джем. — Я пока еще невиновен. Теперь вы верите?

Но Мэри покачала головой в ответ: как бы не так. Капельки дождя брызгали в лицо, но им было все равно. Налетел порывистый ветер, и навесы заколыхались, захлопали, во все стороны полетели бумага, ленты, шелковые нитки. Огромная полосатая палатка задрожала и осела, яблоки и апельсины покатились в канаву. Пламя факелов развевалось на ветру, полил дождь. Люди разбегались кто куда в поисках укрытия, смеясь и окликая друг друга; дождь стекал с них ручьями.

Джем втащил Мэри под дверной навес, обхватив за плечи, и повернул к себе ее лицо, и обнял, и поцеловал ее.

— Берегись смуглого незнакомца, — сказал он и засмеялся, и снова поцеловал ее.

Дождь принёс ночные облака, и мгновенно стало темным-темно. Ветер задул факелы, фонари светили тусклым желтым светом, и все яркие краски ярмарки пропали. Площадь быстро опустела; покинутые полосатые навесы и палатки зияли пустотой. Мелкий дождь порывами залетал в открытую дверь, и Джем стоял спиной к непогоде, заслоняя Мэри. Он развязал ее платок и играл с ее волосами. Девушка чувствовала, кончики его пальцев на своей шее, чувствовала, как они спускаются к ее плечам. Она подняла руки и оттолкнула их.

— Достаточно я сегодня валяла дурака, Джем Мерлин, — сказала она. — Пора подумать о возвращении. Отпустите меня.

— Но вы же не захотите ехать в такой ветер в открытой двуколке, — ответил он. — Ветер сегодня с берега, и наверху нас просто сдует с дороги. Придется нам провести эту ночь вместе в Лонстоне.

— Еще чего не хватало. Идите и приведите пони, Джем, пока ливень приутих. Я подожду вас здесь.

— Не будьте пуританкой, Мэри. На Бодминской дороге вы промокнете насквозь. Вы что, не можете притвориться, что влюблены в меня? Притворитесь и останьтесь со мной.

— Вы говорите со мною так, потому что я — буфетчица из трактира «Ямайка»?

— К черту трактир «Ямайка»! Мне нравится смотреть на вас и чувствовать вас рядом, а этого достаточно для любого мужчины. Этого должно быть достаточно и для женщины.

— Осмелюсь сказать, что так оно и есть — для некоторых. Но, к сожалению, я сделана иначе.

— Значит, там, на реке Хелфорд, женщин делают иначе, чем в других местах? Останьтесь со мной сегодня ночью, Мэри, и мы это проверим. К утру вы будете как все остальные, готов поклясться.

— Нисколько не сомневаюсь. Вот почему я, пожалуй, лучше рискну промокнуть в двуколке.

— Господи, вы тверды, как кремень, Мэри Йеллан. Вы об этом пожалеете, когда снова останетесь одна.

— Лучше пожалеть сразу, чем потом.