— А чем вы зарабатываете на жизнь? — поинтересовалась Мэри. Ей вдруг стало любопытно, так как во время их беседы она заметила, что Джем говорит лучше, чем брат.

— Я конокрад, — ответил он весело, — но, честно говоря, это не слишком прибыльное дело. У меня вечно в карманах пусто. Здесь нужно ездить верхом. У меня есть маленький пони, который вам прекрасно подойдет. Он сейчас в Труарте. Почему бы вам не отправиться со мной и не взглянуть на него?

— А вы не боитесь, что вас поймают? — спросила Мэри.

— Кражу ужасно трудно доказать, — сообщил Джем. — Предположим, пони сбежал из загона, и хозяин отправился его искать. Вы же сами видели: эти пустоши кишат одичавшими лошадьми и скотом. Не так-то легко будет этому хозяину отыскать своего пони. Скажем, у его пони длинная грива, одна нога белая и на ухе клеймо в виде ромба; это слегка сужает рамки, правда? И вот хозяин отправляется на ярмарку в Лонстон и смотрит в оба. Но он не находит там своего пони. Заметьте, пони скорее всего там, он куплен каким-нибудь посредником и перепродан в глубь страны. Только его грива теперь подстрижена, все четыре ноги стали одного цвета и клеймо на ухе — не ромб, а разрез. Хозяин даже смотреть на него не стал. Довольно просто, правда?

— Так просто, что я не понимаю, почему вы не проезжаете мимо «Ямайки» в собственной карете, с напудренным лакеем на запятках, — выпалила Мэри.

— Да, то-то и оно, — согласился Джем, качая головой. — У меня всегда были нелады с цифрами. Вы не представляете, как быстро текут деньги у меня сквозь пальцы. Знаете, на прошлой неделе у меня в кармане было десять фунтов. А сегодня — всего один шиллинг. Вот почему я хочу, чтобы вы купили этого маленького пони.

Мэри против своей воли рассмеялась. В своей нечестности парень был так откровенен, что у нее не хватило духу на него сердиться.

— Я не могу тратить свои скромные сбережения на лошадей, — сказала она. — Я откладываю деньги на черный день, и если я когда-нибудь выберусь из «Ямайки», мне понадобится каждый пенни, можете поверить.

Джем Мерлин серьезно посмотрел на девушку, а затем, повинуясь внезапному импульсу, направился к ней, сперва глянув через ее голову в дверной проем.

— Послушайте, — сказал он, — сейчас я говорю серьезно; забудьте всю ту чушь, которую я вам наболтал. Трактир «Ямайка» — не место для молоденькой девушки, да и вообще для женщины, если на то пошло. Мы с братом никогда не были друзьями, и я могу говорить о нем все, что захочу. Мы идем каждый своей дорогой, и нам друг на друга наплевать. Но вам-то с какой стати впутываться в его грязные делишки? Почему бы вам не сбежать? Я присмотрю за вами по дороге в Бодмин.

Его интонации были так убедительны, что Мэри едва ему не поверила. Но она не могла забыть, что Джем — брат Джосса Мерлина, а значит, может ее предать. Она не осмелилась довериться этому человеку — по крайней мере, пока. Время покажет, на чьей он стороне.

— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, — заявила она. — Я сама могу о себе позаботиться.

Джем перебросил ногу через спину пони и воткнул носки сапог в кожаные стремена.

— Ладно, — сказал он. — Не буду вас больше беспокоить. Если понадоблюсь, мой дом за Ивовым ручьем. По другую сторону Труартского болота, в конце пустоши Двенадцати Апостолов. До весны я там, во всяком случае, побуду. Всего хорошего. — И прежде чем девушка успела сказать хоть слово в ответ, Джем уже скакал по дороге прочь.

Мэри медленно пошла в дом. Она бы доверилась этому человеку, не будь он Мерлином. Ей позарез был нужен друг; но она не могла подружиться с братом трактирщика. В конце концов, он всего-навсего обыкновенный конокрад, бесчестный негодяй. Джем немногим лучше, чем Гарри-разносчик и все остальные. Мэри была готова поверить ему, потому что у него обезоруживающая улыбка и довольно приятный голос, а он, возможно, все это время смеялся над ней исподтишка. В этом человеке течет дурная кровь; всю свою жизнь он каждый день нарушает закон, и с какой стороны на это ни посмотри, нет спасения от одного неизбывного факта: он — брат Джосса Мерлина. Он сказал, будто их ничто не связывает, но даже это могло быть ложью, чтобы заручиться ее симпатией; не исключено, что его вообще подослал сам трактирщик.

Нет, будь что будет, но она должна держаться одна во всем этом деле и никому не доверять. Самые стены трактира «Ямайка» пропахли преступлением и обманом, и громко говорить слишком близко от здания значило накликать несчастье.

В доме было темно и по-прежнему тихо. Трактирщик вернулся к куче торфа в конце сада, а тетя Пейшенс была у себя в кухне. Неожиданный визит привнес некоторое волнение и разнообразие в длинный монотонный день. Джем Мерлин явился из внешнего мира, мира, который не весь был ограничен пустошами и нависшими над ними тоннами гранита, и теперь, когда он уехал, ранняя яркость дня ушла вместе с ним. Небо заволокло, и неизбежный дождь налетел с запада, покрывая холмы туманом. Черный вереск гнулся на ветру. Дурное настроение, охватившее Мэри ранним утром, прошло, и на его место прокралось тупое безразличие, порожденное усталостью и отчаянием. Нескончаемые дни и недели протянулись перед ней, и не было видно ничего, кроме длинной белой дороги, по которой она однажды отсюда уйдет, кроме каменных стен и вечных холмов.

Девушка вспомнила, как Джем Мерлин уезжал с песней на устах, погоняя пони каблуками в бока; он будет ехать без шляпы, не думая про дождь и ветер, выбирая свою собственную дорогу.

Она думала о тропинке, ведущей к деревне Хелфорд, о том, как та вилась, изгибалась и вдруг сворачивала к кромке воды, а утки шлепали по грязи перед приливом, и кто-то сзывал своих коров в поле наверху. И так будет продолжаться изо дня в день, это было частью жизни и шло своим чередом, где-то в стороне от Мэри; а она была прикована к трактиру «Ямайка» своим собственным обещанием не сломаться, и самое шлепанье шагов тети Пейшенс, ходившей взад-вперед по кухне, было напоминанием и предупреждением.

Мэри смотрела, как мелкий колючий дождик брызжет в оконное стекло гостиной; она сидела там одна, подперев ладонью подбородок; так хорошо плакать в дождь. Слезы сбегали по ее щекам, и она позволяла им капать, слишком безразличная, чтобы их утереть, а сквозняк из двери, которую девушка забыла закрыть, шуршал длинной полосой оторванных бумажных обоев. Когда-то там был узор из роз, но теперь он выцвел и посерел, а сами стены покрылись темно-коричневыми пятнами от сырости. Мэри отвернулась от окна, и холодная, мертвая атмосфера трактира «Ямайка» сомкнулась над ней.

Глава шестая

В ту ночь повозки появились снова. Мэри проснулась, когда часы в прихожей били два, и почти тут же она услышала шаги на крыльце и приглушенный голос. Она выбралась из постели и подошла к окну. Да, вот они; на этот раз только две тележки и меньше полудюжины людей стояли во дворе.

В тусклом свете повозки казались призрачными, как катафалки, и сами люди были призраками, неуместными в обыденном мире: они молча двигались по двору, как нечто потустороннее, зловещее, порожденное кошмарной фантазией. Что-то ужасное, зловещее было в самих этих занавешенных повозках, украдкой появляющихся по ночам. В эту ночь впечатление, которое они произвели на Мэри, оказалось еще более глубоким, ибо теперь она понимала смысл их ремесла.

Это были отчаянные люди, работавшие на этой дороге и приводившие конвои в трактир «Ямайка», и когда они в последний раз доставили свои повозки во двор, один из их числа был убит. Возможно, сегодня ночью будет совершено еще одно преступление, и перекрученный конец веревки снова будет свисать с балки внизу.

Сцена во дворе обладала фатальным притяжением, и Мэри не могла отойти от окна. На этот раз повозки прибыли пустыми и были загружены остатками груза, помещенного в трактире в позапрошлый раз. Мэри догадалась, что таков метод их работы. Трактир служил складом иногда по нескольку недель, а затем, когда представлялась возможность, повозки пускались в путь еще раз, груз доставлялся на берег Тамара и таким образом распространялся. Расстояния при этом приходилось покрывать немалые; стало быть, и сама организация у них большая, наверное, повсюду были рассеяны агенты, которые внимательно наблюдали за происходящим. Возможно, сотни людей были втянуты в это дело, от Пензанса и Сент-Айвза на юге до Лонстона на границе с Девоном. В Хелфорде о контрабанде почти не говорили, а если говорили, то при этом подмигивали и снисходительно улыбались, как если бы табачок и бутылка бренди с корабля в порту Фалмута попадали к ним случайно и были безобидной роскошью, вовсе не обременявшей чью-то совесть.

Однако тут все было иначе: мрачное, суровое и кровавое дело, и судя по всему, что видела Мэри, тут было не до милых улыбочек и подмигиваний. Если кто-то вдруг чувствовал уколы совести, он в награду получал веревку на шею. Не должно быть слабых звеньев в цепи, которая протянулась от берега до границы, — вот объяснение веревке на балке. Незнакомец заколебался, и незнакомец умер. Мэри внезапно почувствовала разочарование, подумав, не имел ли утренний визит Джема Мерлина в трактир «Ямайка» определенного смысла. Странное совпадение: повозки появились прямо вслед за ним. Джем сказал, что приехал из Лонстона, а Лонстон стоит на берегу Тамара. Мэри злилась на него и на себя. Несмотря ни на что, вечером, перед тем как заснуть, она думала о возможной дружбе с этим человеком. Дура она будет, если теперь понадеется на это. Два события соединились между собой безошибочно, и было достаточно легко догадаться, что за всем этим стоит.

Джем мог не ладить с братом, но оба они были в одном деле. Он прискакал в трактир «Ямайка» предупредить хозяина, что вечером можно ожидать конвоя. Понять это было достаточно легко. А потом, будучи не вполне бессердечным, Джэм посоветовал Мэри убираться в Бодмин. «Это не место для девушки», — сказал он. Никто не знал этого лучше, чем Джэм, поскольку он — один из них. Это дело гнусное, проклятое во всех отношениях, без единого луча надежды откуда бы то ни было, и Мэри оказалась посреди всего этого, с тетей Пейшенс, бывшей хуже малого ребенка, на руках.