— Ладно, — крикнул мужчина из бара, — не бей девочку. Она сломала мою трубку и отказалась меня обслуживать; не ты ли ее этому научил, а? Иди-ка сюда и дай на тебя взглянуть. Надеюсь, эта девица пошла тебе на пользу.

Джосс Мерлин нахмурился и, оттолкнув Мэри, вошел в бар.

— Ах, это ты, Джем! — сказал он. — Что тебе сегодня нужно в «Ямайке»? Я не могу купить у тебя лошадь, если ты для этого явился. Дела идут плохо, и я беден, как полевая мышь после дождливой жатвы. — Он закрыл дверь, оставив Мэри снаружи, в коридоре.

Девушка вернулась в прихожую, к своему ведру с водой, передником стирая грязное пятно с лица. Значит, это Джем Мерлин, младший брат дяди. Конечно, она все время видела сходство и, как дура, не могла сообразить, что к чему. Дядю — вот кого незнакомец напоминал ей во время разговора. У него были глаза Джосса Мерлина, только без кровавых прожилок и без мешков, и рот Джосса Мерлина, только твердый, а не слабый, как у трактирщика, и узкий, а у старшего брата нижняя губа отвисла. Джосс Мерлин мог быть таким лет восемнадцать-двадцать назад — только Джем сказался меньше ростом, поизящнее и покрасивее.

Мэри выплеснула воду на каменные плиты и принялась их яростно тереть, плотно сжав губы.

Что за мерзкая порода эти Мерлины, с их рассчитанной наглостью и показной грубостью, с их скотскими манерами. Этому Джему тоже присуща некоторая жестокость, как и его брату; сразу видно по форме его рта. Тетя Пейшенс сказала, что из всей семьи младший брат самый худший. Хотя голова и плечи у него меньше, чем у Джосса, и сам он в два раза уже, в нем чувствуется какая-то сила, которой не обладает старший брат. Джем кажется волевым и проницательным человеком. У трактирщика лицо оплывшее, и собственные плечи давят на хозяина как ярмо. Такое чувство, что сила его уже каким-то образом растрачена и рассеяна. Мэри знала, что это результат пьянства, и теперь, когда увидела младшего брата, впервые смогла хоть немного представить себе, в какую развалину превратился Джосс по сравнению с былыми временами. Трактирщик предал сам себя. Если у младшего есть в голове хоть капля разума, он возьмет себя в руки и не пойдет по той же дорожке. А впрочем, может быть, ему и все равно; должно быть, над семьей Мерлинов тяготеет какой-то злой рок, покончивший и с целеустремленностью, и с желанием преуспеть в жизни, и с решимостью. Их прошлое слишком черно. «Против дурной крови не пойдешь, — говаривала ее мать. — В конце концов она обязательно скажется. Можно бороться с ней сколько угодно, но она одержит верх. Если два поколения проживут беспорочно, это иногда может очистить ее поток, но очень возможно, что третье сорвется и начнет все сначала». До чего же это страшно и несправедливо! А теперь и бедная тетя Пейшенс втянута в этот порочный круг вместе с Мерлинами, вся ее честность и веселость покинули бедняжку, и теперь она — если смотреть правде в глаза — немногим лучше того дурачка из Дазмэри. А ведь тетя Пейшенс могла бы стать женой фермера в Гвике и родить ему сыновей, у нее были бы свои дом и земля, и все маленькие радости нормальной, счастливой жизни: болтовня с соседями и церковь по воскресеньям, и поездки на рынок раз в неделю, и сбор плодов, и праздник окончания урожая. Она любила бы и была любима. Тетя познала бы умиротворенность, и спокойно идущие годы со временем покрыли бы ее волосы сединой — годы добросовестного труда и тихого наслаждения. Все это она отвергла ради того, чтобы жить, как неряха, со скотом и пьяницей. Почему женщины так глупы, так близоруки и неразумны, недоумевала Мэри; она скребла последнюю каменную плиту прихожей со злостью, как если бы этим могла очистить мир и стереть все неблагоразумие представительниц своего пола.

Ее энергия развилась до бешенства, и покончив с прихожей, девушка принялась подметать мрачную, темную гостиную, которая годами не видела веника. Облако пыли поднялось Мэри в лицо, и она стала яростно выколачивать жалкий вытертый коврик. Она была так поглощена этим малоприятным занятием, что не услышала, как в окно гостиной влетел камень, и ее сосредоточенность была нарушена только тогда, когда от целого ливня камешков стекло треснуло. Выглянув в окно, она увидела Джема Мерлина, стоящего во дворе рядом со своим пони.

Мэри нахмурилась и отвернулась, но он ответил еще одним дождем камешков и на сей раз разбил стекло по-настоящему, так что кусочек его вывалился на пол, и камень упал рядом.

Мэри отперла тяжелую входную дверь и вышла на крыльцо.

— А теперь что вам нужно? — спросила она, внезапно осознав, что у нее волосы растрепаны, а передник мятый и грязный.

Джем все еще смотрел на нее с любопытством с высоты своего роста, но наглость исчезла, и он даже соизволил дать понять, что ему немножко стыдно — совсем чуть-чуть.

— Простите, если я вам нагрубил, — сказал он. — Сами понимаете, я не ожидал увидеть в трактире «Ямайка» женщину — во всяком случае, молодую девушку вроде вас. Я думал, Джосс нашел вас в каком-нибудь городке и привез сюда как свою любовницу.

Мэри снова вспыхнула и с досадой прикусила губу.

— Ничего особенно привлекательного во мне нет, — сказала она горько. — Хороша бы я была в городе в этом старом переднике и тяжелых башмаках! По-моему, всякий, у кого есть глаза, увидит, что я выросла на ферме.

— Ну, не знаю, — сказал Джем беззаботно. — Надень вы хорошее платье и туфли на каблучках и воткни гребень в волосы, — так, честное слово, вы вполне сошли бы за леди даже в таком большом городе, как Эксетер.

— Наверное, вы думали, что это мне польстит, — ответила Мэри. — Большое спасибо, но я предпочитаю носить старую одежду и быть похожей на самое себя.

— Не сомневаюсь, что у вас имеется наряд и похуже, — согласился Джем, и, подняв глаза, она увидела, что он смеется. Она повернулась, чтобы уйти обратно в дом.

— Постойте, не уходите, — сказал гость. — Понимаю, что заслужил ваш хмурый взгляд тем, что говорил с вами таким образом, но если бы вы знали моего брата так же хорошо, как я, вы бы поняли, почему я ошибся. Это очень странно — прислуга в трактире «Ямайка». Так все же, как вы здесь оказались?

Мэри, стоя в дверях, изучала собеседника. Сейчас он выглядел серьезным, и его сходство с Джоссом на миг исчезло. Ей стало жаль, что он из Мерлинов.

— Я приехала сюда к своей тете Пейшенс, — ответила она. — Моя мать умерла несколько недель назад, и у меня больше нет никаких родственников. Вот что я вам скажу, мистер Мерлин: теперь я даже рада, что моей матери нет в живых и она не видит своей сестры.

— Не думаю, что брак с Джоссом — это ложе из роз, — заметил младший брат. — У него всегда был адский характер, и пьет он как рыба. Интересно, почему она за него вышла? На моей памяти Джосс и раньше был не лучше. Он колотил меня, когда я был мальчишкой, и сегодня бы не отказался, но не посмеет.

— Я думаю, ее обманули его красивые блестящие глаза, — презрительно сказала Мэри. — Мама говорила, что тетя Пейшенс там, в Хелфорде, всегда порхала как бабочка. Она отказала фермеру, который сделал ей предложение, а упорхнула с берега на сушу, где и встретила вашего брата. Наверное, это был худший день ее жизни.

— Так значит, вы не слишком высокого мнения о трактирщике? — заметил Джем насмешливо.

— Нет, — ответила Мэри. — Он драчун, скотина и даже еще хуже. Он превратил мою тетю из веселой, счастливой женщины в жалкую поденщицу, и пока я жива, ни за что не прощу ему этого.

Джем присвистнул и потрепал пони по шее.

— Мы, Мерлины, никогда не были добры к нашим женам, — сказал он. — Я помню, как мой отец бил мою мать смертным боем. И все же она не ушла от него и защищала его всю жизнь. Когда отца повесили в Эксетере, она три месяца не говорила ни с одной живой душой. У нее даже волосы побелели от потрясения. Я не помню свою бабушку, но говорят, однажды у Коллингтона она дралась бок о бок с дедом, когда солдаты пришли его забрать, причем одному из них прокусила палец до самой кости. Не знаю, что уж ей так в дедушке полюбилось, потому что он даже ни разу не спросил о бабушке, когда его забрали, и все свои сбережения оставил другой женщине по ту сторону Тамара.

Мэри молчала. Безразличие в его голосе страшило ее. Джем говорил безо всякого стыда или сожаления, и она предположила, что он, как и вся семья, от рождения бессердечен.

— Как долго вы собираетесь пробыть в «Ямайке»? — резко спросил он. — Ведь для такой девушки, как вы, это неподходящее местечко, правда? Какое уж тут общество.

— Ничего не поделаешь, — сказала Мэри. — Я никуда не уйду, если мне не удастся забрать с собой тетю. Я ни за что не оставлю ее здесь, особенно после того, что я видела.

Джем нагнулся, чтобы смахнуть кусок грязи с подковы своего пони.

— Что же вы успели узнать за это время? — спросил он. — По совести говоря, здесь довольно тихо.

Мэри нелегко было провести. Судя по всему, это дядя подослал своего брата поговорить с ней, надеясь таким образом разузнать, что ей известно. Нет уж, не такая она дура. Девушка пожала плечами, отказываясь говорить на эту тему.

— Я помогала дяде в баре в прошлую субботу, — ответила она, — и я не в восторге от компании, с которой он водится.

— Так я и думал, — сказал Джем. — Парни, которые приходят в «Ямайку», никогда не учились хорошим манерам. Они слишком много времени проводят в местной тюрьме. Интересно, что они подумали про вас? Наверное, сделали ту же ошибку, что и я, и теперь разносят вашу славу вдоль и поперек по всей округе. Смею вас заверить, что в следующий раз Джосс будет играть на вас в кости, а когда проиграет, вы окажетесь позади седла на одной лошади с грязным браконьером откуда-нибудь из-за Ратфора.

— Навряд ли, — возразила Мэри. — Им придется вышибить из меня мозги, прежде чем я поеду на одной лошади с кем бы то ни было.

— С мозгами или без мозгов, все женщины одинаковы, когда дело доходит до этого, — заметил Джем. — Браконьеры на Бодминской пустоши никакой разницы не заметят. — И он снова засмеялся и стал в точности похож на своего брата.