Энтони продолжил свой путь, размышляя над тем, чем это он заслужил такой пристальный взгляд. Вероятно, ничем. Его сильный загар выглядел, конечно, непривычно на фоне бледных жителей Лондона — он-то, видимо, и привлек внимание того парня.

Энтони поднялся в номер и, поддавшись внезапному чувству, подошел к зеркалу и стал изучать свое отражение. Возможно ли, чтобы кто-нибудь из его прежних немногочисленных приятелей узнал его, встретившись лицом к лицу? Вряд ли. Ему было восемнадцать, когда он покинул Лондон, — милый, несколько полноватый юноша с обманчивой ангельской внешностью. Едва ли возможно узнать того мальчика в загорелом мужчине с насмешливым выражением лица.

Зазвонил стоящий возле постели телефон. Энтони взял трубку:

— Алло!

Он услышал голос портье:

— Мистер Джеймс Макграт?

— Да.

— Вас хочет видеть один джентльмен.

Энтони весьма удивился:

— Меня?!

— Да, сэр. Он иностранец.

— Как его имя?

— Я пришлю рассыльного с визитной карточкой, — сказал портье после некоторой паузы.

Энтони положил трубку и стал ждать. Через несколько минут в дверь постучали и появился мальчик с визиткой на подносе. Энтони взял ее и прочел выгравированное имя: «Барон Лолопретжил».

Теперь он понял, почему портье запнулся. Молча он изучил карточку, а затем попросил проводить к себе этого джентльмена.

— Хорошо, сэр, — ответил мальчик.

Через несколько минут в номер вошел барон Лолопретжил. Это был мужчина с огромной черной веерообразной бородой и совершенно лысый. Он щелкнул каблуками и кивнул.

— Мистер Макграт! — сказал он.

Энтони попытался подражать ему, насколько это было в его силах.

— Барон! — сказал он. Затем предложил ему кресло: — Прошу вас, садитесь. Кажется, я не имел удовольствия видеть вас раньше?

— Да, это так, — усаживаясь, согласился барон. — К моему сожалению, — добавил он вежливо.

— И к моему также, — в тон ему ответил Энтони.

— К делу давайте перейдем, — сказал барон. — Представляю я в Лондоне монархическую партию Герцословакии.

— И, уверяю вас, делаете это прекрасно, — пробормотал Энтони.

Принимая комплимент, барон кивнул.

— Вы слишком добры ко мне, — сказал он сухо. — Мистер Макграт, от вас не буду скрывать ничего. Время пришло восстановить монархию, которая пала с убийством светлой памяти Его Величества короля Николая IV.

— Аминь, — пробормотал Энтони. — Я слышал об этом.

— Занять должен трон Его Высочество князь Михаил, который поддержку британского правительства имеет.

— Великолепно! — воскликнул Энтони. — Очень любезно с вашей стороны рассказать мне об этом.

— Все уже готово, но тут являетесь вы и препятствуете! — Барон твердо смотрел в лицо Энтони.

— Дорогой барон!

— Да, да! Я знаю, что говорю. У вас находятся мемуары графа Стылптича! — Барон осуждающе глянул на Энтони.

— А если и так? Чем могут помешать мемуары графа Стылптича князю Михаилу?

— Они вызовут скандал!

— Это свойство всех мемуаров, — философски заметил Энтони.

— Секретов много знал он. Если откроется четверть из них хотя бы, в войну будет ввергнута Европа.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Энтони. — Неужели все так ужасно?

— Об Оболовиче дурная слава пойдет. Англичане настроены демократично так.

— Допускаю, — сказал Энтони, — что Оболович мог пошутить, может быть, слишком жестоко и кроваво. Но здесь, в Англии, люди вполне способны ожидать от балканцев чего-нибудь подобного. Не знаю почему, но это так.

— Вы не понимаете, — сказал барон. — Вы не понимаете ничего. И на замке мои уста, — вздохнул он.

— Чего вы, собственно, боитесь? — спросил Энтони.

— Пока мемуары не прочту, не знаю, — объяснил барон. — Но там что-то есть наверняка. Так нескромны великие дипломаты. Говорит поговорка: тележка с яблоками перевернется.

— Ну что вы! — сказал Энтони. — Я уверен, вам все видится в чересчур черном свете. Знаю я издателей — они садятся на рукописи и высиживают их, как яйца. Пройдет не меньше года, прежде чем рукопись будет опубликована.

— Молодой человек либо обманщик, либо простак. Все готово к тому, чтобы мемуары в воскресных газетах появились немедленно.

— Да ну! — Энтони начал сдавать позиции. — Но вы ведь можете все отрицать, — сказал он обнадеживающе.

Барон печально покачал головой:

— Нет-нет, глупости вы говорите. К делу перейдем. Тысячу фунтов вы должны получить, не так ли? Видите, у меня хорошая информация…

— Искренне поздравляю разведку монархистов!

— Предлагаю вам пятнадцать сотен.

Энтони с изумлением взглянул на собеседника и сочувственно помотал головой.

— Боюсь, что это невозможно, — сказал он с сожалением.

— Хорошо. Предлагаю две тысячи.

— Барон, вы меня искушаете! Но я еще раз говорю вам, что это невозможно.

— Тогда вашу цену назовите.

— Боюсь, вы не вполне меня поняли. Я искренне верю, что ваши намерения ангельски чисты и что мемуары могут помешать вам. Тем не менее я взялся передать их в издательство и должен сделать это. Я не могу себе позволить продаться противной стороне. Это совершенно невозможно.

Барон слушал очень внимательно и, когда Энтони закончил, несколько раз кивнул:

— Понимаю. Ваша честь английского джентльмена.

— Ну, сами мы называем это несколько иначе, — сказал Энтони, — но думаю, несмотря на разницу в словах, мы говорим об одном и том же.

Барон встал.

— Так как честь англичанина весьма уважаю я, — произнес он, — мы должны по-другому попробовать. Желаю вам доброго утра.

Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел, держась необычайно прямо.

«Интересно, что он имел в виду, — раздумывал Энтони. — Угроза? Но старик Лоллипоп не вызывает у меня никаких опасений. Кстати, вот имечко! Барон Лоллипоп!»

Он зашагал по комнате, размышляя о своих дальнейших действиях. До истечения срока, назначенного для передачи рукописи в издательство, осталось чуть больше недели. Сегодня пятое октября. Энтони собирался передать ее в самый последний момент. По правде говоря, теперь ему очень захотелось прочитать эти мемуары. Он собирался сделать это еще на пароходе, но его свалила лихорадка, и не было никакого желания разбирать корявый почерк, ибо рукопись не была перепечатана на машинке. Теперь ему больше чем когда-либо хотелось узнать, из-за чего, собственно, разгорелись такие страсти.

Но у него было и второе поручение.

Вспомнив о нем, он взял телефонную книгу и нашел фамилию Ривел. В книге их было шесть: Эдвард Генри Ривел, хирург, Харли-стрит; Джеймс Ривел и К°, шорник; Леннокс Ривел, Эбботбери-Менженз, Хемпстед; мисс Мери Ривел из Илинга; миссис Тимоти Ривел, Понт-стрит, 487; миссис Уиллис Ривел, Кейдоген-сквер, 42. Исключая шорников и мисс Мери Ривел, остаются четверо, при всем при том, что нет никакой уверенности, что искомая леди вообще проживает в Лондоне. Энтони захлопнул книгу и слегка покачал головой.

«Положимся на случай, — заключил он. — Как-нибудь образуется».

Счастье таких людей, как Энтони Кейд, объясняется тем, что они сами ни минуты в нем не сомневаются. Спустя каких-нибудь полчаса, листая иллюстрированный журнал, Энтони нашел то, что искал. Он наткнулся на сообщение о маскараде у герцогини Перт. Центральная фигура на фотографии — женщина в восточных одеждах — была, как гласила подпись: «Миссис Тимоти Ривел — Клеопатра. В девичестве — Вирджиния Коутрон, дочь лорда Эджбастона».

Энтони некоторое время рассматривал фотографию, шевеля губами. Затем он вырвал страницу, сложил ее и спрятал в карман. Потом поднялся наверх, открыл чемодан и достал оттуда связку писем. Вытащил из кармана сложенную страницу и подсунул ее под бечевку, которой были связаны письма.

Вдруг за спиной у него раздался какой-то шорох, и Энтони резко повернулся. В дверях стоял человек, — до сих пор Энтони полагал, что подобных субъектов можно встретить разве что в хоре комической оперы. Приземистый, с толстым, грубым лицом, перекошенным злобной ухмылкой.

— Какого черта! — крикнул Энтони. — Кто позволил вам войти?

— Я хожу где хочу, — ответил незнакомец. Говорил он гортанно, с акцентом, хотя английский его был вполне сносен.

«Еще один иностранец», — подумал Энтони.

— Подите вон, слышите?! — сказал он.

Глаза незнакомца впились в связку писем, которую Энтони вынул из чемодана.

— Я уйду, когда получу то, за чем пришел.

— И что же вам нужно, позвольте спросить?

Незнакомец сделал шаг вперед.

— Мемуары графа Стылптича! — прошипел он.

— Слушайте, вас просто нельзя воспринимать серьезно, — сказал Энтони. — Ведь вы явно оперный крестьянин. Кто вас прислал? Барон Лоллипоп?

— Барон?.. — Незнакомец произнес ряд трудновоспроизводимых согласных.

— Вот, оказывается, как вы это произносите? Нечто среднее между полосканием горла и собачьим лаем. Думаю, мне самому этого не произнести, — моя гортань к этому не приспособлена. Я решил назвать его Лоллипоп. Так это он вас прислал?

Ответ был резко отрицательный, причем для убедительности посетитель даже несколько раз яростно плюнул. Потом он вынул из кармана клочок бумаги и бросил его на стол.

— Смотри! — сказал он. — Смотри и содрогайся, проклятый англичанин!

Энтони взглянул на клочок с некоторым интересом, отнюдь не смутившись второй частью приказания незнакомца. Там была грубо нарисована красная рука.

— Похоже на руку, — заключил он. — Но, если вам угодно, я готов считать это изображением заката на Северном полюсе.

— Это знак Братства Багровой Руки. Я — член Братства.

— Никогда бы не подумал, — сказал Энтони, глядя на него с нескрываемым интересом. — Остальные Братья такие же? Не представляю себе, что сказали бы о них евгенисты.