Незнакомец гневно закричал:

— Собака! Хуже собаки! Наемный слуга прогнившей монархии! Давай сюда мемуары и останешься жив! И помни милосердие Братства!

— Очень мило с вашей стороны, — сказал Энтони, — но боюсь, что все вы стали жертвой недоразумения. Мне поручено передать рукопись отнюдь не вашему почтенному сообществу, а издательству.

— Ха! — засмеялся незнакомец. — Неужели ты думаешь, что тебе позволят дойти туда живым? Хватит болтать! Выкладывай рукопись, иначе я стреляю!

Он выхватил из кармана револьвер и помахал им перед носом Энтони.

Но он недооценил Энтони Кейда. Он не привык иметь дело с людьми, которые действуют столь стремительно. Энтони не стал дожидаться, пока его продырявят пулей. Едва посетитель выхватил револьвер, Энтони прыгнул и выбил оружие у него из рук. Сила удара была такова, что незнакомец развернулся спиной к нападавшему.

Жалко было бы упустить такой случай. Сильным пинком Энтони послал незнакомца в направлении дверей, и тот вылетел в коридор, где и обмяк у стенки.

Энтони вышел за ним, но доблестный член Братства Багровой Руки уже получил свое. Он проворно вскочил на ноги и ринулся прочь по коридору. Энтони не стал его преследовать и вернулся в номер.

«Поделом этому Братству! — заключил он. — Внешность, конечно, живописная, но, если действуешь правильно, справиться с ними ничего не стоит. Интересно, какой дьявол принес его? Одно совершенно ясно: дело будет совсем не таким простым, как мне казалось. Я уже насолил обеим партиям — и монархистам, и радикалам. Вероятно, вскоре последуют визиты делегаций националистов и независимых либералов. Во всяком случае, нынче же ночью рукопись нужно прочесть».

Взглянув на часы, Энтони обнаружил, что уже почти девять, и решил поесть в номере. Он не ожидал больше никаких непредвиденных визитов, но чувствовал, что все время нужно быть начеку. У него не было ни малейшего желания предоставить кому-нибудь возможность порыться в его чемодане в то время, пока он будет в ресторане. Он позвонил, попросил меню и заказал пару блюд и бутылку бордо. Официант принял заказ и удалился.

Ожидая, пока принесут обед, он достал рукопись и положил ее на стол рядом с письмами.

В дверь постучали, и официант вкатил сервировочный столик. Энтони находился в этот момент у камина. Стоя спиной к двери, он оказался прямо напротив зеркала и, мельком взглянув в него, заметил нечто любопытное. Официант прямо-таки пожирал глазами пакет с рукописью. Глядя на неподвижную спину Энтони, он медленно двинулся вокруг стола. Руки его дрожали, язык облизывал пересохшие губы. Энтони посмотрел на него повнимательней. Это был высокий мужчина, гибкий, как и все официанты, с чисто выбритым подвижным лицом.

«Скорее итальянец, чем француз», — подумал Энтони.

В критический момент Энтони резко повернулся. Официант застыл на месте и сделал вид, что занят солонкой.

— Как вас зовут? — неожиданно спросил Энтони.

— Джузеппе, месье.

— Итальянец?

— Да, месье.

Энтони заговорил с ним по-итальянски, и тот отвечал довольно бегло. Наконец Энтони кивком головы отпустил его. Поглощая принесенный Джузеппе отличный обед, Энтони усиленно размышлял. Не ошибся ли он? Быть может, интерес Джузеппе к пакету с рукописью был вызван простым любопытством? Может, и так… Но, вспомнив лихорадочное волнение итальянца, он переменил свое заключение. Как бы там ни было, он был весьма озадачен.

«А ну их всех к черту! — подумал Энтони. — Не могут же все охотиться за этой проклятой рукописью. Может, мне все-таки почудилось?..»

Поев, он принялся за мемуары. Так как почерк графа Стылптича был весьма неразборчив, дело продвигалось медленно. Энтони начал позевывать, и промежутки между зевками подозрительно сокращались. В конце четвертой главы он сделал передышку. Пока что мемуары казались ему невыносимо скучными и он не обнаружил даже намека на скандал. Энтони взял письма, стопкой лежавшие на столе, завернул их в обертку рукописи и запер в чемодан. Затем запер дверь и для предосторожности подставил к ней стул. А на стул поставил графин с водой.

Не без гордости завершив все эти приготовления, Энтони разделся и лег. Он попробовал было читать дальше, но веки его сомкнулись, и, засунув рукопись под подушку, он выключил свет и сразу же уснул.

Прошло, должно быть, часа четыре. Проснулся он внезапно. Он не понял, что его разбудило, — возможно, какой-нибудь звук, а возможно, и ощущение опасности, которое очень развито у людей, не раз бывавших в переделках.

Секунду Энтони лежал совершенно неподвижно, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. Он различил какой-то осторожный шорох, а вскоре и увидел что-то в темноте на полу между кроватью и окном, рядом с чемоданом! Одним прыжком Энтони соскочил с кровати и включил свет. Человек, стоявший на коленях возле чемодана, метнулся в сторону. Это был Джузеппе. В правой его руке блеснул нож. Официант бросился с ним на Энтони, который уже вполне осознал серьезность своего положения. Он был безоружен, а его противник заблаговременно позаботился об оружии.

Энтони отпрыгнул, и Джузеппе, ударив ножом, промахнулся. Мгновение спустя двое мужчин уже катались по полу, сцепившись друг с другом. Все свои усилия Энтони направил на то, чтобы мертвой хваткой держать правую руку противника, не позволяя ему воспользоваться ножом. Он понемногу заворачивал руку ему за спину. Но в это время свободной рукой итальянец вцепился ему в горло. Тогда Энтони, собрав последние силы, дернул вывернутую руку.

Нож со звоном упал на пол. В тот же момент итальянец рванулся и выскользнул из объятий. Энтони отпрыгнул от него, но совершил ошибку, отскочив к дверям и думая лишить Джузеппе возможности бегства. Слишком поздно он заметил, что стул и графин стоят на месте.

Джузеппе забрался через окно и воспользовался им снова. В тот момент, когда Энтони отпрыгнул к двери, он выскочил на балкон, перебрался с него на соседний и исчез в окне. Энтони сразу понял, что преследовать его нет никакого смысла. Без сомнения, путь отступления был подготовлен заранее. Энтони не стоило и беспокоиться.

Он подошел к кровати и с волнением сунул руку под подушку — рукопись была на месте. Счастье, что она была здесь, а не в чемодане. Энтони нагнулся к чемодану и заглянул в него, собираясь достать оттуда письма. У него перехватило дыхание. Письма исчезли!

6. ТОНКОЕ ИСКУССТВО ШАНТАЖА

Ровно без пяти четыре Вирджиния Ривел, сгорая от любопытства, вернулась в дом на Понт-стрит. Она открыла дверь своим ключом, вошла в холл и столкнулась лицом к лицу с невозмутимым Чилверсом.

— Прошу прощения, мэм, но вас хочет видеть один… э-э… субъект.

Сперва Вирджиния не обратила внимания на то существительное, которое употребил Чилверс.

— Мистер Ломакс? Где он? В гостиной?

— Нет, мэм, не мистер Ломакс, — сказал Чилверс почти с упреком. — Какой-то субъект. Я не хотел пускать его, но он сказал, что дело у него очень важное, связанное с капитаном, если я правильно понял. Подумайте хорошенько, стоит ли вам встречаться с ним. Пока я усадил его в кабинете.

Вирджиния на минуту задумалась. Она была вдовой уже несколько лет, и тот факт, что она редко говорила о своем муже, некоторые трактовали как знак того, что за своей беззаботностью она скрывает незаживающую душевную рану. Другие же, наоборот, полагали, что Вирджиния никогда не любила Тима Ривела, а ее сдержанность считали напускной и неискренней.

— Должен заметить, мэм, — продолжал Чилверс, — что этот человек похож на иностранца.

Вирджиния заинтересовалась еще больше. Муж ее был на дипломатической службе, и они вместе находились в Герцословакии как раз перед нашумевшим убийством короля и королевы. Быть может, этот человек герцословак, кто-нибудь из прежних слуг, попавший теперь в беду?

— Вы правильно сделали, Чилверс, — коротко сказала она, одобрительно кивнув ему. — Так где он? В кабинете? — Она проследовала через холл своей легкой, бодрой походкой и открыла дверь в небольшую комнату, примыкавшую к столовой.

Посетитель сидел на стуле у камина. При ее появлении он встал и посмотрел на нее. У Вирджинии была отличная память на лица, и она была совершенно уверена, что никогда раньше не видела этого человека. Он был высок, смугл и строен и, без сомнения, иностранец, но вряд ли славянин. Вирджиния подумала, что он итальянец или, на худой конец, испанец.

— Это вы хотели видеть меня? — спросила она. — Я миссис Ривел.

Некоторое время незнакомец молчал. Он не спеша оглядывал ее, словно приценивался. В его поведении была скрыта какая-то развязность, которую Вирджиния незамедлительно почувствовала.

— Не перейдете ли вы к делу? — нетерпеливо спросила она.

— Вы миссис Ривел? Миссис Тимоти Ривел?

— Да. Я же сказала вам.

— Как же, как же! Это очень хорошо, миссис Ривел, что вы согласились принять меня. В противном случае, как я и сказал вашему дворецкому, я был бы вынужден обратиться к вашему мужу.

Вирджиния поглядела на незнакомца с изумлением, но что-то заставило ее удержаться от резкого ответа, уже готового сорваться с ее уст.

— С этим у вас возникли бы некоторые проблемы, — сухо заметила она.

— Навряд ли. Я очень настойчив. Но ближе к делу. Вы, вероятно, узнаете это?

Он помахал перед ней каким-то листом бумаги. Вирджиния посмотрела безо всякого интереса.

— Что это, по-вашему, мадам?

— Как будто письмо, — ответила Вирджиния, постепенно склоняясь к мысли, что имеет дело с душевнобольным.

— И вы, быть может, припоминаете, кому оно адресовано? — значительно сказал незнакомец, держа письмо подальше от Вирджинии.

— Если я верно прочла, — вежливо ответила Вирджиния, — оно адресовано капитану О’Нилу, Париж, Рю-де-Кенель, 15.