— Ну, вот и готово! — сказал, наконец, Броун, отходя на шаг назад, чтобы судить об общем впечатлении и виде машины.

Перикор молчал, но лицо его дышало гордостью и надеждой; по всему было видно, что он глубоко взволнован.

— Ну, а теперь мы поедим, подкрепимся и отдохнем, — сказал Броун, развязывая и раскладывая на столе кое-какие съестные припасы, привезенные им с собой.

— После! — отозвался Перикор. — Успеется!

— Нет, не после, а теперь, — возразил Броун. — Я голоден как собака.

И тучный, дородный механик принялся уплетать за обе щеки всевозможные снеди, тогда как его компаньон нервно шагал взад и вперед по комнате, судорожно сжимая свои тонкие, костлявые руки.

— Ну, теперь за дело! — произнес Броун, отряхивая с себя крошки и утирая рот платком. — Кто из нас пустит в ход аппарат? Кто подымется на нем?

— Я! — воскликнул Перикор. — Помните: то, что мы сейчас делаем, может стать историческим событием!

— Но это небезопасно, — заметил Броун, — легко может произойти какой-нибудь несчастный случай. Ведь мы еще не можем сказать с уверенностью, как наш аппарат будет действовать.

— Что же из того! Ведь надо же его испробовать!

— Да, но зачем нам рисковать жизнью?

— Но что же вы думаете сделать? Одному из нас надо рискнуть!

— Нет, зачем же? Ведь мотор может точно так же действовать и работать, если привязать к аппарату какой бы то ни было предмет, весящий приблизительно столько же, как вы или я.

— Да, это правда! — согласился Перикор.

— У нас здесь есть большой куль, — а там, на дворе, я видел груду кирпичей; почему бы нам не наложить кирпича в этот куль и не привязать его к аппарату вместо себя? — сказал рассудительный Броун.

— Да, да, превосходная мысль! — одобрил Перикор.

Так и было решено.

Теперь оба они вышли из дома, неся отдельные приставные части аппарата. Луна светила ярко, холодным ровным светом, хотя временами обрывки облаков набегали и застилали ее наполовину. Сотоварищи на минуту остановились и прислушались, прежде чем отворить сарай и войти в него. Но кругом не было ни живой души — до их слуха доносился только глухой шум морского прибоя, да отдаленный лай собаки в ближайшей деревне, до которой все же было довольно далеко.

В то время как Броун наполнял кирпичом большой и длинный куль из толстой парусины, Перикор переносил один за другим из столовой в сарай все необходимые предметы и принадлежности, могущие им понадобиться. Когда все было готово, они заперли плотно двери сарая и, поставив на пустой ящик лампу, зажгли ее, после чего стали привязывать мешок с кирпичами к большому стальному обручу, предварительно установив этот мешок на двух составленных вместе деревянных козлах. Затем к стальному обручу были прикреплены и привинчены крылья, металлическая коробка мотора, различные проволоки и проводы, а к нижней части мешка привязан был плоский стальной руль, напоминающий рыбий хвост.

— Придется заставить его описать очень малый круг, — заметил Перикор.

— Прикрепите руль к одному боку, — сказал Броун, — вот так. Ну вот мы и у цели... Теперь нажимайте кнопку.

Перикор наклонился вперед. Его худое, длинное лицо было искажено внутренним волнением; его бледные костлявые руки с тонкими нервными пальцами проворно перебирали проволоки и проводы. Броун с невозмутимым спокойствием следил за всеми его движениями. Вот машина издала своеобразный сухой металлический звук; громадные желтые крылья раскрылись, затем конвульсивным движением сложились и снова раскрылись, сделали еще и еще один взмах, с каждым разом движение их становилось все более и более уверенным и сильным и, наконец, при четвертом взмахе ощутилось уже сильное движение воздуха, и под крышей сарая словно со свистом пронесся порыв ветра. Еще один, пятый взмах металлических крыльев — и тяжелый мешок с кирпичом закачался на козлах; при шестом взмахе он приподнялся на воздух и затем стал подыматься все выше и выше, уносимый машиной, которая точно громадная неуклюжая птица взвивалась и кружилась в воздухе, наполняя клуню своим пронзительным свистом и шипением.

Некоторое время и тот и другой оставались безмолвны. Наконец Перикор воздел руки к небу и, не будучи более в силах сдерживать себя, воскликнул:

— Он действует! Мотор Броун-Перикор действует! — и, не помня себя от радости, он прыгал и приплясывал как дикарь. — Броун, посмотрите, как он работает! С какой равномерностью, с какой силой! А руль! Посмотрите, как руль хорошо действует; надо завтра же заявить правлению и выхлопотать патенты.

При этих последних словах лицо Броуна сделалось мрачным и угрюмым.

— Все это уже сделано, — заявил он, принужденно улыбаясь.

— Как, уже сделано?! — побледнев как мертвец, повторил за ним Перикор. — Кто мог... Кто посмел это сделать! Кто посмел передать составленные мною чертежи и планы в палату патентов!..

— Я, я это сделал сегодня утром. Не волнуйтесь, тут незачем волноваться и горячиться, дело сделано!

— Вы выхлопотали патенты на мотор, и на чье имя?

— На мое — мне кажется, что я имел на это право.

— А мое имя? Имя изобретателя! Оно вовсе даже и не упоминается в бумагах?

— Нет... но...

— Негодяй! — воскликнул взбешенный Перикор. — Мошенник, вор!.. Вы украли у меня мое изобретение, плод моей мысли, моих трудов, моих знаний... вы украли у меня мое священное право на то, что создано мной! Вы хотите похитить у меня славу, принадлежащую моему имени по праву, но знайте, что патенты я у вас вырву, хотя бы мне пришлось для этого перерезать вам горло!

— Осторожней, руки прочь! — крикнул Броун, отступая и выхватив из кармана свой большой нож. — Предупреждаю, я буду защищаться!

— A-а... еще угрозы! Они меня не испугают! — воскликнул Перикор, бледнея от бешенства. — Так вы не только вор, вы хотите еще стать убийцей!.. Отдайте мне патенты!

— Нет!

— Броун, еще раз говорю вам, верните мне эти бумаги!

— Я сказал, что нет, значит, нет! Работал над этой машиной я...

Вместо ответа Перикор, как тигр, прыгнул на своего обидчика. Сильным движением Броун вырвался из его цепких рук, но при этом наткнулся на пустой ящик, на котором стояла лампа, и упал, увлекая за собой и ящик. Лампа упала и погасла. В сарае стало совершенно темно, только сквозь щель, высоко в крыше сарая проникал слабый свет месяца.

— Броун, отдайте мне бумаги!

Ответа нет.

— Отдадите вы мне их или нет? — продолжает спрашивать Перикор, не двигаясь с места.

Ответа нет. Ни шума, ни звука, кроме свиста и легкого скрипа продолжающих работать крыльев, — все тихо, мертвенно тихо. Перикора вдруг охватывает безотчетный ужас, какая-то необъяснимая тревога. Ему вдруг становится страшно... и он начинает ощупью шарить вокруг себя и по земле. Вдруг его пальцы коснулись руки Броуна, эта рука казалась безжизненной... Чувство гнева мгновенно сменилось в нем чувством ужаса. Он выпустил из своих дрожащих пальцев эту руку и с судорожной поспешностью, нащупав в кармане спички, постарался чиркнуть одну из них. При свете вспыхнувшей наконец спички он отыскал лампу, поднял ее и зажег. Броун лежал на земле неподвижно, без малейших признаков жизни. Перикор бросился к нему, приподнял его своими дрожащими руками, и вдруг ему стало ясно, почему Броун не отзывался. Несчастный, падая, упал на свою правую руку, в которой держал наготове нож. Упав на этот нож всей тяжестью своего грузного тела, он всадил его в себя по самую рукоятку. И умер — не вскрикнув, не издав даже предсмертного стона.


Перикор, этот гениальный изобретатель Перикор, сел на край пустого ящика, на котором горела лампа, и тупым неподвижным взглядом смотрел перед собой, тогда как мотор Броун-Перикор шипя и свистя носился у него над головой.

Так он сидел долго, быть может, несколько часов, неподвижно и безмолвно, но в воспаленном мозгу его проносились тысячи проектов один другого безумнее. Конечно, он являлся лишь косвенной причиной смерти своего компаньона, но кто поверит ему в этом? Платье его и руки были в крови, все обстоятельства складывались против него. Нет, всего лучше было бежать... Куда? Если бы он только мог как-нибудь избавиться от этого трупа, тогда у него было бы хоть несколько дней в распоряжении, прежде чем возникнут какие бы то ни было подозрения на его счет...

Вдруг резкий треск заставил его вздрогнуть и очнуться. Мешок с кирпичом, постепенно подымавшийся с каждым кругом, описанным аппаратом в воздухе, все выше и выше, теперь ударился об одну из верхних балок; толчок сдвинул соединительный прибор, и летательная машина грузно рухнула на землю. Перикор успел вовремя отскочить в сторону, чтобы не быть задетым тяжелым стальным обручем аппарата. Но едва только он коснулся земли, как Перикор поспешил отвязать мешок от обруча и убедиться, что мотор невредим. И теперь, глядя на него, в его голове зародилась странная, дикая мысль: изобретенный им аппарат — этот удивительный мотор, созданный его воображением, его трудами, — вдруг стал ему ненавистен, как соучастник преступления, как страшный кошмар. И он мог избавить его от мертвеца и сбить со следа всякие поиски и расследования полиции... Да!

Перикор широко распахнул двери сарая и вынес тело своего компаньона на освещенную луной поляну.

Неподалеку от сарая высился небольшой холм, один из целого ряда холмов, тянущихся вдоль берега моря. Добравшись до самой вершины этого ближайшего холма, Перикор осторожно и с должным уважением к мертвому уложил его здесь и, оставив на время, вернулся в сарай, откуда он с невероятным трудом притащил мотор, обруч и крылья сюда же на холм. Своими дрожащими пальцами укрепил он стальной обруч вокруг пояса мертвеца, вставил и привинтил крылья, привесил и привинтил к обручу мотор, установил провода, нажал кнопку мотора — и отступил в ожидании. С минуту громадные желтые крылья судорожно бились и трепетали в воздухе, затем труп зашевелился. Сначала маленькими скачками, то приподнимаясь, то волочась по земле, подымался он вверх по скату холма и наконец стал парить в воздухе, залитый бледным светом луны. Перикор не привязал к аппарату руля, а просто дал машине направление к югу. По мере того как аппарат подымался все выше и выше, он все больше и больше ускорял свой полет и вскоре громадная летательная машина, миновав цепь прибрежных скал и холмов, понеслась уже над открытым морем.