— Черт знает что! — взорвался Харрисон. — Но пусть это вас не смущает, дорогая. Они несут совершеннейшую чушь. Рассудок покойной миссис Харфилд был таким же ясным, как мой или ваш, и нет человека, который бы доказал обратное. У них нет шансов, и они отлично это знают. Все разговоры о суде — чистый блеф! Это попытка загнать вас в угол. Держитесь, дорогая, не давайте обмануть себя сладкими песнями. И не вздумайте возвращать им деньги, все эти разговоры насчет моральных обязательств гроша ломаного не стоят.

— О каких моральных обязательствах может идти речь! Эти люди — дальние родственники мужа миссис Харфилд, к тому же они ни разу не навестили ее, не проявляли к ней никакого внимания.

— Совершенно верно! — сказал доктор. — Я-то знаю, каково вам было все эти десять лет, и теперь вы имеете полное право пожить в свое удовольствие на сбережения старой леди.

Кэтрин задумчиво улыбнулась.

— Сбережения… — повторила она. — И сколько, вы полагаете, она скопила?

— С этой суммы, думаю, вы будете иметь одними процентами фунтов пятьсот в год, не меньше.

Кэтрин кивнула.

— Я тоже так думала, — сказала она. — Вот, прочитайте.

И она протянула доктору письмо в длинном синем конверте. С первых же строчек брови его изумленно поползли вверх.

— Невероятно, — пробормотал он. — Невероятно!

— Она была одной из первых пайщиков у Мортолдов. Еще сорок лет назад у нее, должно быть, было восемь или девять тысяч годового дохода, а тратила она не больше четырехсот фунтов в год, я в этом убеждена. Она всегда была очень осмотрительна с деньгами. Настолько осмотрительна, что я думала, будто у нее каждое пенни на счету.

— И все это время проценты росли, ее годовой доход постоянно увеличивался. Моя дорогая, вам предстоит стать очень богатой женщиной.

Кэтрин Грей кивнула.

— Да, — повторила она, — предстоит.

Сказано это было настолько безучастно, что казалось, будто речь шла о ком-то постороннем.

— Что ж, — сказал доктор, поднимаясь, — мои поздравления. — И, резко отодвинув в сторону письмо миссис Сэмюэль Харфилд, добавил: — Не расстраивайтесь из-за этой женщины и из-за ее гнусного письма.

— Ничего гнусного в ее письме нет. В данных обстоятельствах оно совершенно естественно.

— Порой вы вызываете у меня самые печальные подозрения, — признался доктор.

— Из-за чего?

— Из-за того, что представляется вам совершенно естественным.

Кэтрин Грей от души рассмеялась.

За обедом доктор Харрисон сообщил сногсшибательную новость жене. Та была потрясена:

— Подумать только! Старая миссис Харфилд — и такие деньги! Хорошо, что она оставила все Кэтрин Грей. Эта девушка — святая.

На лице доктора появилась гримаса:

— Святые, как я успел заметить, обладают не самым лучшим характером. Для святой Кэтрин Грей слишком человечна.

— Она святая с чувством юмора, — подмигнула доктору жена. — Вдобавок еще и прехорошенькая, о чем ты, впрочем, едва ли догадываешься.

— Кэтрин Грей?! — Доктор и в самом деле удивился. — Глаза у нее, правда, красивые…

— О эти мужчины! Слепы, как летучие мыши! Кэтрин — настоящая красавица. Единственное, чего ей не хватает, — это туалетов.

— Туалетов? Скажешь тоже! По мне, так она всегда очень, очень мило одета.

Миссис Харрисон только и оставалось, что тяжело вздохнуть.

— Ты бы зашла к ней, Полли, — осторожно сказал доктор, вставая из-за стола: его ждали пациенты.

— Непременно, — неожиданно быстро согласилась жена.

В три часа дня она была у Кэтрин Грей.

— Дорогая, я так за вас рада, — с чувством проговорила она, крепко пожимая Кэтрин руку. — И все в деревне обрадуются, когда узнают.

— Спасибо вам. Я так тронута, что вы пришли, — сказала Кэтрин. — Впрочем, я ждала, что вы придете, мне хотелось расспросить вас о Джонни.

— О Джонни? Видите ли…

Джонни был младшим сыном миссис Харрисон, и она мигом пустилась в длиннейшее повествование, главную роль в котором играли гланды маленького Джонни, а также его аденоиды. Кэтрин терпеливо слушала. Привычка — вторая натура. Чего она только не выслушала за последние десять лет! «Милочка, кстати, рассказывала ли я вам про морской праздник в Портсмуте?[30]Когда лорд Чарлз на балу пришел в восторг от моего наряда?» И, запасшись терпением, Кэтрин в который раз ласково отвечала: «Быть может, и рассказывали, миссис Харфилд, но я что-то не припоминаю. Не расскажете ли снова?» И старая леди в сотый раз принималась за длинный рассказ, то и дело поправляясь, запинаясь, начиная сначала, вспоминая мельчайшие подробности, а Кэтрин механически слушала, вставляя необходимые реплики.

Теперь с тем же странным и в то же время привычным ощущением раздвоенности Кэтрин слушала и миссис Харрисон.

Через полчаса, на самом интересном месте, гостья вдруг спохватилась:

— Господи, я все о себе, а ведь собиралась поговорить о вас, о ваших планах.

— Пока что у меня нет никаких планов.

— В любом случае, моя дорогая, здесь вам не место.

В голосе докторши звучал такой неподдельный ужас, что Кэтрин не смогла сдержать улыбки.

— Да, Здесь я не останусь. Мне бы хотелось попутешествовать, повидать мир, я ведь мало что видела в своей жизни.

— Прекрасно вас понимаю. Подумать только: убить лучшие годы в этой дыре!

— Не скажите. Я чувствовала себя здесь свободной.

Она поймала недоверчивый взгляд своей собеседницы и смутилась:

— Это, наверно, звучит глупо… Разумеется, в буквальном смысле слова, особой свободы у меня не было…

— Еще бы, — вздохнула миссис Харрисон, вспомнив, как редко Кэтрин пользовалась такой полезной вещью, как выходной день.

— Но, знаете, физическая несвобода создает простор для размышлений. Думать ведь не возбраняется. Здесь у меня всегда было удивительное чувство духовной свободы.

Миссис Харрисон покачала головой:

— Этого я не понимаю.

— Поняли бы — если б оказались на моем месте! И все же мне хочется перемен. Я хочу… хочу, чтобы что-нибудь происходило. О нет, не со мной, я не это имею в виду. Хочется оказаться в гуще событий, волнующих событий, пусть даже наблюдать за ними со стороны. А в Сент-Мэри-Мид, сами знаете, никогда ничего не случается.

— Уж это точно! — с готовностью подтвердила миссис Харрисон.

— Сначала поеду в Лондон, — продолжала Кэтрин, — мне ведь все равно придется пойти к нотариусу. А потом, наверно, — за границу.

— Вот и прекрасно.

— Но, конечно, прежде всего…

— Прежде всего?

— Я должна немного одеться.

— Именно это, буквально час назад, я и сказала Артуру, — вскричала жена доктора. — Знаете, Кэтрин, вы могли бы выглядеть совершенной красавицей, если б захотели.

Мисс Грей от души рассмеялась:

— Нет, красавицы из меня не получится, но одеться как следует очень хочется… Что-то я сегодня разболталась и все о себе, — спохватилась она.

Миссис Харрисон окинула ее проницательным взглядом.

— Да, на вас это не похоже, — суховато сказала она.

Перед отъездом Кэтрин пошла проститься со старой мисс Вайнер. Мисс Вайнер была двумя годами старше покойной миссис Харфилд и почитала личным успехом то, что пережила свою подругу.

— Кто бы мог подумать, что я переживу Джейн Харфилд, а? Мы ведь вместе учились в школе. И вот теперь она на том свете, а я — на этом. Каково? — Мисс Вайнер торжествующе взглянула на Кэтрин.

— Но вы же всегда едите на ужин только черный хлеб? — механически пробормотала Кэтрин.

— Поразительно, что вы это помните, милочка. Да, если бы Джейн каждый вечер съедала ломтик черного хлеба и позволяла себе капельку вина за едой, она, быть может, и не отдала бы Богу душу.

Старуха помолчала, с торжеством кивнула головой, а потом, вдруг вспомнив, добавила:

— А на вас, я слышала, наследство свалилось? Целое состояние? Ну-ну. Будьте благоразумны. И вы, говорят, собираетесь в Лондон? Поразвлечься? Только не надейтесь выйти замуж, голубушка, это вам не удастся. Вы не из тех, кто привлекает мужчин. Кроме того, вы опоздали. Сколько вам лет?

— Тридцать три.

— Что ж, — заметила мисс Вайнер с некоторым сомнением, — может, еще не все потеряно. Впрочем, первую свежесть вы, разумеется, утратили.

— Боюсь, что так, — согласилась Кэтрин; с каждой минутой беседа забавляла ее все больше и больше.

— Но вы очень милая девушка, — сказала мисс Вайнер благожелательно. — И я уверена, что найдется немало мужчин, для которых было бы лучше жениться на вас, чем гоняться за этими вертихвостками, которые только и знают, что юбку до пупа задирать. Совсем Бога забыли! Прощайте, милочка, надеюсь вы хорошо проведете время — правда, надежды редко сбываются в этом мире.

Ободренная этими пророчествами, Кэтрин стала готовиться к отъезду. Половина деревни пришла проводить ее на станцию, среди провожающих была и крошка Алиса, служанка. Она прижимала к груди букетик ноготков и рыдала навзрыд.

— На свете не много найдется таких, как она, — всхлипнула Алиса, когда поезд скрылся из виду. — Когда Чарли променял меня на молочницу, мисс Грей так меня утешала, так утешала, и хоть она и была на чистоте помешана, но всегда замечала, если ты лишний раз пол натрешь. Я бы для нее не знаю что сделала. Истинная леди, ничего не скажешь.

Так Кэтрин покинула Сент-Мэри-Мид.

Глава 8

Леди Тамилин пишет письмо

«Так, — сказала леди Тамилин. — Так!»

Она отложила номер «Дейли мейл»[31] и устремила взор на голубые волны Средиземного моря. Ветка золотой мимозы, свисающая над ее головой, служила эффектной рамой для прелестной картины. Золотоволосая, синеглазая дама в неглиже[32], которое ей очень шло. Золотые волосы были, несомненно, произведением парфюмерного искусства, как, впрочем, и бело-розовый цвет лица, синева же глаз была подарком самой природы, и, несмотря на свои сорок четыре года, леди Тамплин по праву считалась красавицей.