— И все-таки, мосье Пуаро, я никак не могу взять в толк одного. Кто же вошел в поезд в Париже? Дерек Кеттеринг или граф де ла Рош?

— Ну, это как раз проще простого. Никто туда не входил. Ах, mille tonnerres[162] — неужели непонятно, как все было ловко подстроено? От кого, спрашивается, мы знаем, что в купе вообще кто-то вошел? Только от Ады Мейсон. А ей мы верим только потому, что Найтон дал показания, в соответствии с которыми горничная сошла с поезда в Париже.

— Но ведь Рут сама сказала проводнику, что ее горничная вышла на Лионском вокзале? — недоумевал ван Олдин.

— А! Это действительно очень интересный момент! Да, с одной стороны, у нас есть показания миссис Кеттеринг, но, с другой стороны, их у нас нет, ибо, мосье ван Олдин, мертвые не могут давать показания. Весь фокус в том, что показания, которыми мы располагаем, принадлежат не вашей дочери, а проводнику «Голубого экспресса» — а это, позвольте заметить, — совсем не одно и то же.

— Выходит, этот тип лгал?

— Отнюдь. Он говорил то, что думал. Просто женщина, которая сообщила ему, что оставила свою горничную в Париже, была вовсе не миссис Кеттеринг.

Ван Олдин уставился на него ошарашенным взглядом.

— Мосье ван Олдин, когда поезд прибыл на Лионский вокзал, Рут Кеттеринг уже не было в живых. С проводником беседовала не миссис Кеттеринг, а Ада Мейсон, которая переоделась в платье своей госпожи и заказала корзинку с обедом к себе в купе.

— Невероятно!

— Ну что вы, мосье ван Олдин, вероятно, вполне вероятно. Les femmes — да в наши дни — они все на одно лицо, так что различаешь их скорее по одежде. Ада Мейсон примерно такого же роста, как и Рут. Поэтому, стоило ей надеть роскошное манто вашей дочери и надвинуть на глаза ее лаковую красную шапочку, из-под которой выбивались рыжеватые локоны, проводник тут же — и это вполне естественно — принял ее за саму госпожу. Ведь до этого, если помните, он ни разу не беседовал с миссис Кеттеринг. Вот горничную он видел, но лишь мельком, когда та предъявляла ему билеты. Худощавая, одетая в черное женщина, вот и все, что он, вероятно, запомнил. Будь он человеком наблюдательным, он бы, конечно, заметил, что госпожа и служанка подозрительно похожи, однако это едва ли бросилось ему в глаза. И не забывайте, Ада Мейсон, не кто-нибудь, а Китти Кидд — актриса, для которой изменить внешность или голос — пара пустяков. Нет-нет, узнать переодетую служанку он не мог. Такая опасность преступникам не грозила. Действительно опасно было другое: обнаружив тело, проводник мог догадаться, что перед ним не та женщина, с которой он разговаривал накануне. Вот почему возникла необходимость изуродовать лицо убитой. Больше всего Ада Мейсон боялась, что Кэтрин Грей зайдет к ней в купе после того, как поезд покинет Париж, — и поэтому заперлась, предусмотрительно запасшись корзинкой с обедом.

— Но кто же убил Рут? И когда?

— Хочу подчеркнуть, что преступление готовилось и совершалось не одним человеком, а двумя: Найтоном и Адой Мейсон, они сообщники. В тот день Найтон был в Париже по вашему поручению. В поезд он подсел где-то в пригородах. Миссис Кеттеринг, увидев его, наверняка удивилась, но подозрений он у нее не вызвал. Быть может, он чем-то отвлек ее внимание, и, когда Рут посмотрела в окно, накинул ей на горло шнурок, — через две-три секунды все было кончено. Дверь в купе была заперта, и Найтон с Адой стали действовать дальше. Первым делом они раздели убитую, завернули тело в плед и положили его на сиденье в смежном купе, среди сумок и чемоданов. Затем Найтон, прихватив с собой футляр с драгоценностями, сошел с поезда, а поскольку преступление — он знал — будет обнаружено не раньше, чем через двенадцать часов, ему ровным счетом ничего не угрожало, а его показания, равно как и то, что должна была сказать проводнику предполагаемая миссис Кеттеринг, обеспечивали его сообщнице стопроцентное алиби.

Когда поезд прибыл на Лионский вокзал, Ада Мейсон взяла на виду у всех из окна корзинку с обедом и, запершись в туалете, быстро надела на себя манто и шляпку Рут Кеттеринг, прикрепила к шляпке два рыжеватых локона и стала в достаточной степени похожа на свою хозяйку. Когда проводник вошел постелить постель, Ада сообщила ему, как было задумано заранее о том, что служанка осталась в Париже, и, пока он готовил постель, она стояла у окна, спиной к проходу — разумная меда предосторожности, ибо, как мы знаем, мисс Грей, проходившая в это время к себе в купе, видела стоявшую лицом к окну женщину и готова была поклясться, что миссис Кеттеринг в это время была еще жива.

— Продолжайте, — только и сказал ван Олдин.

— Между Парижем и Лионом Ада Мейсон уложила тело своей хозяйки в разобранную постель, аккуратно сложила ее вещи на соседней полке, сама же, переодевшись в мужское платье, приготовилась сойти с поезда. Когда в купе зашел Дерек Кеттеринг и увидел супругу спящей, Ада Мейсон притаилась в соседнем купе за перегородкой — к этому моменту она уже переоделась и только ждала удобного случая потихоньку исчезнуть. Как только «Голубой экспресс» остановился на Лионском вокзале, Ада вслед за проводником выпрыгнула из вагона, сделав вид, что хочет подышать свежим воздухом. Улучив момент, когда ее никто не видел, она перебежала на другую платформу и, сев в первый же поезд, поехала обратно — в Париж, в отель «Ритц», где для нее, стараниями еще одной сообщницы Найтона, накануне был уже заказан номер. Теперь ей оставалось только терпеливо сидеть в отеле и ждать вашего приезда. Что же касается драгоценностей, то их у нее никогда не было — ни тогда, ни потом. Найтон же, будучи вашим секретарем, находится вне подозрений и преспокойно, абсолютно ничем не рискуя, везет рубины в Ниццу, где через ту же Аду Мейсон передает их мосье Папополусу, о чем имелась предварительная договоренность. Как видите, все продумано идеально, комар, как говорится, косу не подточит — Маркиз в очередной раз убедил нас в том, что он игрок высокого класса.

— Значит, вы и в самом деле считаете, что Ричард Найтон — это тот самый знаменитый Маркиз?

Пуаро утвердительно кивнул.

— Одно из наиболее ценных качеств джентльмена по кличке Маркиз — его поистине безграничное обаяние, умение расположить к себе. Не устояли перед ним и вы, мосье ван Олдин, и предложили ему стать вашим секретарем, хотя были с ним едва знакомы.

— Я мог бы поклясться, что он вовсе не претендовал на эту должность, — вскричал миллионер.

— Он вел очень тонкую игру — настолько тонкую, что ему удалось обмануть даже такого человека, как вы, прекрасно разбирающегося в людях.

— Я ведь даже поинтересовался его биографией. У него отличный послужной список.

— Да-да, тут к нему не подкопаешься. У Ричарда Найтона безукоризненная репутация. Он из хорошей семьи, у него хорошие связи, он прекрасно проявил себя во время войны и, без всяких сомнений, находился вне подозрений. Однако, когда я заинтересовался небезызвестным Маркизом, в биографиях этих двух людей обнаружилось немало общего. Найтон, к примеру, говорил по-французски, как настоящий француз, он бывал в Америке, Англии, Франции примерно в то же время, когда там орудовал Маркиз. Последний раз Маркиз напомнил о себе громкими кражами драгоценностей в Швейцарии — а ведь где, как не в Швейцарии, вы познакомились с майором Найтоном? Причем именно тогда прошел слух о том, что вы намерены купить знаменитые рубины.

— Да, но почему убийство? — сокрушенно пробормотал ван Олдин. — Умный мошенник мог бы украсть драгоценности, не засовывая голову в петлю.

Пуаро покачал головой:

— На счету Маркиза много убийств, это — далеко не единственное. Понимаете, он убивает, руководствуясь инстинктом — не любит оставлять после себя свидетелей. Мертвые же, как известно, умеют хранить тайны. Маркиз обожал старинные драгоценности. Узнав, что вы скоро станете обладателем знаменитых рубинов, он нанялся к вам секретарем, а свою сообщницу пристроил служанкой к вашей дочери, которой, как он не без основания полагал, и предназначались знаменитые рубины. Так что, сами видите, планы Маркиза были тщательно отработаны на много ходов вперед, что, впрочем, не помешало ему попытаться ускорить события: он устроил на вас засаду в Париже, в ту ночь, когда вы приобрели драгоценности. Ограбление сорвалось, однако Маркиза это ничуть не смутило, ведь Ричард Найтон был в полной безопасности. Кто бы мог его заподозрить? И все же, как и у всех великих людей — а Маркиз, безусловно, был великим человеком, — у него были свои слабости. Он влюбился в мисс Грей и, заподозрив, что она неравнодушна к Дереку Кеттерингу, не смог отказать себе в удовольствии засадить соперника за решетку, едва представилась такая возможность. А сейчас, мосье ван Олдин, я расскажу вам самое любопытное. Согласитесь, мисс Грей никак не назовешь впечатлительной особой, однако она твердо убеждена, что однажды после беседы с Найтоном, в парке при казино в Монте-Карло, она вдруг ощутила присутствие вашей дочери. Ей показалось, что убитая пытается что-то ей сказать, и внезапно она поняла, что Рут Кеттеринг пыталась сказать, что Найтон — убийца! Эта догадка казалась столь дикой, что мисс Грей ни с кем не поделилась, хотя ни на миг не сомневалась в ее правильности. Мисс Грей проявила редкий здравый смысл: она не только не отвергла ухаживания Найтона, но и дала ему понять, что не сомневается в виновности Дерека Кеттеринга.

— Невероятно, — проговорил ван Олдин.

— Да, очень странно. Такое не объяснишь… Кстати, еще одна мелочь никак не укладывалась у меня в голове. Ваш секретарь сильно хромал — следствие полученного на войне ранения. Маркиз же ходил совершенно нормально. Для меня это было камнем преткновения. Однако мисс Ленокс Тамплин как-то обмолвилась, что хромота Найтона вызвала удивление и у хирурга, который лечил его в клинике леди Тамплин. То есть Найтон попросту симулировал, в чем я окончательно убедился, побывав у этого хирурга в Лондоне и выслушав его разъяснения. Позавчера я специально упомянул имя этого хирурга при Найтоне; в этой ситуации ему было бы естественно сказать, что тот же врач лечил его во время войны, однако Найтон промолчал — и эта мелкая, вроде бы совершенно незначительная деталь подтвердила мои подозрения. Кроме того, мисс Грей показала, мне вырезку из старой газеты, где говорилось, что во время пребывания Найтона в клинике там было совершено ограбление. Когда я написал мисс Грей письмо из Парижа, из отеля «Ритц», она поняла, что наши, так сказать, версии совпадают. В отеле «Ритц» мне не сразу удалось получить необходимую информацию, однако я все-таки узнал то, что меня интересовало: Ада Мейсон приехала в отель не вечером, накануне того дня, когда было совершено преступление, а утром, уже после убийства.