Он принес Зиа плащ, и они спустились вдвоем в парк.

— Очень подходящее место для самоубийства, — сказала Зиа.

Пуаро пожал плечами.

— Наверно. Люди глупы, не так ли, мадемуазель Зиа? Есть, пить, вдыхать этот чудный воздух, все это очень приятно, мадемуазель. Глупо расставаться со всем этим только потому, что у тебя нет денег — или разбито сердце. Любовь — причина многих несчастий, правда?

Зиа рассмеялась.

— Не нужно смеяться над любовью, мадемуазель, — сказал Пуаро, энергично погрозив ей пальцем. — Особенно вам, такой юной и прекрасной.

— К сожалению, это не так. Вы забыли, что мне тридцать три, мосье Пуаро. Мне незачем скрывать это от вас, вы ведь сами сказали моему отцу, что ровно семнадцать лет прошло с тех пор, как вы выручили нас тогда в Париже.

— Когда я смотрю на вас, мне кажется, это было совсем недавно. Вы были тогда почти такой же, как теперь, мадемуазель, чуть потоньше, чуть бледнее, чуть более задумчивы. Шестнадцать лет от роду, и только что из pension[141]. Уже не petite pensionnaire[142], но еще не вполне женщина. Вы были так прелестны, мадемуазель Зиа, — несомненно, все вокруг замечали это.

— В шестнадцать человек простодушен и немножко глуп.

— Вероятно, вы правы, — кивнул Пуаро, — и еще. В шестнадцать человек доверчив, не правда ли? Он верит всему, что ему говорят.

Если Пуаро и заметил быстрый взгляд, брошенный на него девушкой, то виду не подал, и мечтательно продолжал:

— Это было любопытное дело. Ваш отец, мадемуазель, так никогда и не узнал истинной подоплеки.

— В самом деле?

— Когда он попросил меня рассказать о деталях, я сказал ему так: «Я возвратил вам то, что было потеряно, я избавил вас от скандала. Так что не задавайте мне больше никаких вопросов». Вам известно, мадемуазель, почему я ему так ответил?

— Не имею представления, — холодно отозвалась Зиа.

— Дело в том, что в моем сердце таилась Нежность к маленькой pensionnaire, такой тоненькой, такой бледной, такой задумчивой.

— Не понимаю, о чем вы! — в гневе воскликнула Зиа.

— Разве, мадемуазель? Вы забыли Антонио Пиреццо?

Пуаро услышал ее судорожный вздох, почти всхлип.

— Он пришел работать помощником в магазин, но на этом его планы не кончались. Не может разве помощник поднять глаза на хозяйскую дочку? Если он молодой, красивый и речистый. И поскольку они не могли заниматься любовью все время, они должны были в перерывах о чем-то говорить, скажем, о некоем очень интересном предмете, который находился на сохранении у мосье Папополуса. И поскольку, как вы говорите, мадемуазель, люди в юности глупы и простодушны, так легко было ому поверить. И показать, где хранится сей драгоценный предмет. И впоследствии, когда все произошло, когда невероятная катастрофа разразилась… Увы! Бедная маленькая pensionnaire. В каком ужасном положении она очутилась. Она была напугана, бедняжка. Сказать или кет? И тут появился этот замечательный мосье Эркюль Пуаро. Почти волшебным образом всё утряслось. Бесценная фамильная реликвия была возвращена — и никаких кошмарных допросов…

Зиа в ярости повернулась к нему.

— Вы все это знали? Кто рассказал вам? Кто? Антонио?

Пуаро покачал головой.

— Никто мне не рассказывал. Я догадался. Я правильно все угадал, мадемуазель? Видите ли, если вы не способны разгадывать некоторые тайны, то сыщик из вас никакой.

Девушка несколько минут шла молча. Потом мрачно спросила:

— Ну, и что вы намереваетесь делать? Пойдете и расскажете все моему отцу?

— Нет, конечно нет.

Она с изумлением на него посмотрела.

— Вам что-нибудь нужно от меня?

— Мне нужна ваша помощь, мадемуазель.

— Откуда вы знаете, что я могу помочь вам?

— Я не знаю, я только надеюсь.

— А если я не помогу вам — вы расскажете моему отцу?

— Да нет же, нет. Выбросьте эту мысль из головы, мадемуазель. Я не шантажист и не собираюсь воспользоваться вашей тайной.

— Но если я откажусь помочь вам?..

— Значит, откажетесь, и всё.

— Тогда почему?.. — Она остановилась.

— Послушайте, и я объясню вам почему. Женщины, мадемуазель, великодушны. Если они могут отплатить услугой за услугу, они так и поступают. Однажды я поступил великодушно с вами, мадемуазель; я мог все выложить, но придержал язык.

Девушка опять помолчала, потом сказала:

— Когда вы были у нас, мой отец навел вас на след.

— Это было очень мило с его стороны.

— Я вряд ли смогу что-либо добавить к этому.

Если Пуаро и был разочарован, он не подал виду. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Eh bien! — сказал он добродушно. — Тогда сменим тему.

Пуаро пустился в легкую болтовню, девушка была рассеянна, отвечала механически и часто невпопад. Когда они вновь приблизились к казино, она, казалось, приняла решение.

— Мосье Пуаро?

— Да, мадемуазель?

— Мне бы хотелось вам помочь — если удастся.

— Вы очень милы, мадемуазель, очень милы.

И снова последовала пауза. Пуаро терпеливо ждал.

— Господи, — сказала Зиа, — в конце концов, почему, собственно, мне не сказать вам? Мой отец осторожен, он всегда предельно осторожен, но я знаю, что с вами это необязательно. Вы сказали, что расследуете только убийство и драгоценностями не занимаетесь. Я верю вам. Вы верно тогда догадались, что мы в Ницце из-за рубинов. Согласно плану, они должны были перейти из рук в руки здесь. Теперь они у моего отца, он намекнул вам в тот день, кто является нашим таинственным клиентом.

— Это Маркиз?

— Да, Маркиз.

— Вы когда-нибудь видели Маркиза, мадемуазель Зиа?

— Однажды, ко не очень хорошо рассмотрела. Через замочную скважину мало что увидишь.

— Это действительно трудно, — с сочувствием сказал Пуаро, — но все равно вы видели его. Узнали бы?

Зиа покачала головой.

— Он был в маске.

— Молодой или старый?

— У него седые волосы. Может, парик, а может, и нет. Сидит он отлично. Но я не думаю, чтобы он был стариком. У него молодая походка и молодой голос.

— Голос? — сказал в раздумье Пуаро. — Ах, его голос! Узнали бы вы его снова, мадемуазель Зиа?

— Пожалуй.

— Вы заинтересовались им, а? Поэтому вы оказались у замочной скважины?

Зиа кивнула.

— Да-да. Мне было любопытно, столько о нем говорят, он не обычный вор — больше похож на героя романа.

— Понимаю.

— А теперь я кое-что хочу вам сообщить, — сказала Зиа. — Одну маленькую деталь, которая, может быть, будет вам полезна.

— Да? — ободряюще посмотрел на нее Пуаро.

— Рубины были переданы моему отцу здесь, в Ницце. Я не видела того, кто их передавал, но…

— Да?

— Одно я знаю наверняка. Это была женщина.

Глава 29

Письмо из дома

«Дорогая Кэтрин, вращаясь среди своих теперешних великосветских друзей, вы вряд ли заинтересуетесь нашими новостями, но так как я всегда считала вас девушкой разумной, то, может, вы не окончательно загордились. Здесь все по-прежнему. Были неприятности с нашим новым священником, который пьет самым скандальным образом. А впрочем, что с него взять: ведь он мало чем отличается от католика. Все говорили об этом с викарием[143], но вы знаете, что такое наш викарий, сплошь христианское милосердие, и ни на йоту истинной силы духа. У меня была масса огорчений с горничными в последнее время. Эта девица, Анни, никуда не годится: юбка выше колен, и нет, чтоб надеть шерстяные чулки. И у всех у них не хватает терпения выслушать, что им говорят. У меня были очень сильные боли из-за моего ревматизма, и д-р Харрисон убедил меня поехать на консультацию к лондонскому специалисту — пустая трата времени и денег: три гинеи[144] и дорожные расходы — как я ему и говорила. Но я дождалась среды, чтобы купить льготный билет. У лондонского врача вытянулось лицо, он все ходил вокруг да около, пока я не сказала ему: „Я прямой человек, доктор, и люблю, чтобы со мной говорили прямо. Это рак, да?“ И тогда, конечно, он признался, что это рак. Он сказал, что это от силы год и не слишком сильные боли, хотя, полагаю, я смогу вытерпеть боль, как подобает христианке. Временами мне очень одиноко, здесь большинство моих друзей уже умерли. Мне так хочется, чтобы вы, моя дорогая, были в Сент-Мэри-Мид. Если бы вы не получили этого наследства и не оказались в высшем обществе, я предложила бы вам двойное жалованье против того, что платила вам бедная Джейн, лишь бы вы приехали и ухаживали за мной, но что толку мечтать о том, что недоступно. Однако в случае, если бы ваши дела сложились плохо — а это ведь всегда возможно… Я без конца слышу истории о бессовестных титулованных господах, которые обещают девушкам жениться, выманивают у них деньги и бросают своих невест у церковного порога. Разумеется, вы слишком благоразумны, чтобы с вами случилось что-нибудь подобное, но зарекаться нельзя, тем более что вниманием мужчин вы были до сих пор не избалованы. И все же, на всякий случай, моя дорогая, помните: здесь ваш дом навсегда, и, хотя я могу иногда высказаться напрямик, сердце у меня не злое.

Любящий — вас старый друг,

Амелия Вайнер.

Р. S. Я видела в газете заметку про вас и вашу кузину виконтессу Тамплин, вырезала ее и спрятала вместе с другими моими вырезками. Я молилась за вас в воскресенье, да сохранит вас Господь от гордыни и тщеславия».

Кэтрин перечитала письмо дважды, сложила его и устремила взгляд в окно — на синеву Средиземного моря. Она почувствовала ком в горле, ее потянуло в Сент-Мэри-Мид. Рутина привычных, повседневных, глупых мелочей… и все же… дом. Ей захотелось как следует поплакать.