— Ленокс, только что звонил Дерек. Он хочет прийти обедать сегодня. Это будет кстати? У нас нет чего-нибудь эдакого вроде перепелки, а?

Успокоив разнервничавшуюся матушку, Ленокс вернулась к Кэтрин.

— Я рада, что придет старина Дерек, — сказала она. Ее лицо немного просветлело и стало менее хмурым. — Он вам понравится.

— Кто это, Дерек?

— Это сын лорда Леконбери, он женат на богатой американке. Женщины просто сходят по нему с ума.

— Почему?

— О, обычное дело — очень хорош собой и совершеннейший шалопай. Все теряют из-за него голову.

— А вы?

— Иногда и я, — призналась Ленокс, — а иногда я думаю, что мне лучше выйти замуж за приходского священника, буду жить в деревне и возиться в теплице.

Она с минуту помолчала и добавила:

— Хорошо бы за ирландского священника, тогда я бы еще и охотилась.

Пофантазировав еще немного, она вернулась к прежней теме.

— Дерек немного странный, в этой семье все немножко чокнутые… Отчаянные игроки. Когда-то они проигрывали жен и поместья и совершали всяческие безрассудства. Из Дерека получился бы замечательный разбойник с большой дороги, как раз то, что нужно: беспечный и веселый.

Она двинулась к двери.

— Ну ладно, если захотите, спускайтесь вниз.

Оставшись одна, Кэтрин погрузилась в раздумье. Только теперь она почувствовала, как сильно она расстроена и как ей трудно подлаживаться под настроение остальных. Шок от происшествия в поезде и то, как ее новые друзья восприняли случившееся, выбили ее из колеи. Ее не оставляли мысли об убитой женщине: ей было жаль Рут, но она слукавила бы, если бы сказала, что та ей понравилась, она сразу поняла, что основной чертой погибшей женщины был безоглядный эгоизм.

Кэтрин позабавило, но и слегка задело холодное равнодушие, с каким эта женщина дала ей отставку после того, как воспользовалась ее сочувствием. Кэтрин было совершенно ясно, что она помогла Рут принять какое-то решение. Но какое? Как бы то ни было, вмешалась смерть и сделала все решения бессмысленными. Судьба распорядилась по-своему: жестокое преступление не дало состояться этому роковому путешествию. И тут Кэтрин вдруг вспомнила маленькую деталь, о которой, наверно, следовало рассказать полиции, — деталь, ускользнувшую на время из ее памяти. Впрочем, так ли уж это важно? Она же видела, как некий господин входил в купе Рут, но точно ли это? Возможно, это было другое, соседнее, купе. Одно она знала наверняка: тот человек не мог быть вагонным вором. Она узнала его, так как дважды видела накануне отъезда — один раз в «Савое», другой — в бюро Кука. Без сомнения, она не обозналась, и он, конечно, входил в другое купе. Нет, хорошо, что она ничего не сказала полиции. Она могла бы причинить этому человеку массу неприятностей.

Кэтрин спустилась, чтобы присоединиться к остальным на открытой веранде. Сквозь заросли мимозы она всматривалась в синеву Средиземного моря и слушала вполуха стрекотание леди Тамплин, она была рада, что приехала, здесь все-таки лучше, чем в Сент-Мэри-Мид.

Вечером Кэтрин надела лиловато-розовое платье, soupir d'automne. Улыбнувшись своему отражению в зеркале, она отправилась вниз, впервые в жизни испытывая некоторую робость.

Гости уже съехались, и, поскольку шум составлял сущность званых вечеров леди Тамплин, гомон стоял ужасающий. Пончик подлетел к Кэтрин, смешал для нее коктейль и принялся ее опекать.

— О, вот и вы, Дерек! — закричала леди Тамилин, когда открыли дверь последнему гостю.

— Теперь наконец мы можем садиться за стол. Я умираю от голода!

Кэтрин бросила взгляд через комнату. Поразительно! Так вот он — Дерек; она вдруг поняла, что ничуть не удивлена. Она знала, что непременно встретит этого человека, судьба дала ей уже столько предзнаменований. Он тоже узнал ее: она слышала, как он запнулся на полуслове, отвечая леди Тамплин, и с видимым усилием продолжил разговор.

Все отправились к столу, и Кэтрин обнаружила, что он сидит рядом с ней. Дерек тут же обратился к ней с ясной и открытой улыбкой.

— Я знал, что скоро встречу вас, но, конечно, и вообразить не мог, что это произойдет уже сегодня. Иначе не могло и быть: один раз в «Савое», другой у Кука, Бог любит троицу. Только не говорите, что вы не помните меня или вообще никогда не видели, я-то вижу, что вы меня узнали.

— Разумеется, узнала, — ответила Кэтрин, — но это не третий раз, а уже четвертый — я видела вас в «Голубом экспрессе».

— В «Голубом экспрессе»! — Что-то неуловимо изменилось в его манере. Но она не могла бы сказать, что именно. Он словно бы наткнулся на какую-то преграду.

Но тут же он беззаботно спросил:

— Что за суматоха там была утром? Вроде бы кто-то умер?

— Да, — медленно ответила Кэтрин, — кто-то умер.

— В поезде лучше не умирать, — шутливо заметил Дерек. — Не оберешься потом юридических и дипломатических осложнений. Да и поезда еще больше обычного выбиваются из расписания.

— Мистер Кеттеринг? — Дородная американка, сидевшая напротив, наклонилась вперед и заговорила с ним, несколько растягивая слова. — Мистер Кеттеринг, вы, конечно, забыли меня, а вот я вас помню, так вы меня очаровали в прошлый раз.

Дерек наклонился, чтобы ответить ей, а Кэтрин ошеломленно замерла. Кеттеринг! То самое имя, ну конечно! Она вспомнила теперь… Но какова ирония судьбы! Он здесь, этот человек, которого она видела прошлой ночью входящим в купе своей жены, он оставил ее живой и невредимой; и вот теперь он сидит за обедом, не ведая о том, какая участь постигла его жену. Нет сомнений — он ничего не знает.

Официант подошел к Дереку, протянул ему записку и прошептал что-то на ухо. Извинившись, Кеттеринг, вскрыл ее: крайнее изумление отразилось на его лице, пока он читал, затем он обратился к хозяевам:

— Ну и ну! Боюсь, Розалин, что мне придется вас покинуть. Префект спешно вызывает меня в полицию. Ума не приложу зачем.

— Грянул час расплаты за прегрешения[65],— провозгласила Ленокс.

— Давно пора, — сказал Дерек. — Скорее всего какая-нибудь чепуха, но, думаю, мне лучше подчиниться. Надо же, вытащить человека со званого обеда! Можно подумать, что-то смертельно важное. — Он со смехом отодвинул стул и направился к двери.

Глава 13

Ван Олдин получает телеграмму

Пятнадцатого февраля к полудню над Лондоном навис густой желтый туман. Руфус ван Олдин находился в своем номере в «Савое» — такая погодка располагает к труду — Найтон был очень доволен, последнее время ему было трудно добиться от своего шефа внимания к делам, а когда он осмеливался слегка поторопить его, тот грубо его одергивал. Сегодня же ван Олдин, казалось, погрузился в работу с головой, и секретарь стремился максимально использовать такой счастливый случай: как всегда, очень ловко он полегоньку пришпоривал хозяина, но тот даже не замечал этого.

Но и сейчас ван Олдин не мог отрешиться от мысли о дочери: его тревожило какое-то замечание относительно Рут, случайно оброненное Найтоном. Что-то очень важное. Он изо всех сил старался вспомнить, что именно не давало ему покоя, но ничего не получалось. Он с сосредоточенным видом кивал Найтону, совершенно не вдумываясь в то, что тот говорит, и, как только секретарь умолк, углубившись в какую-то бумагу, сказал:

— Может, вы расскажете мне все еще раз?

Найтон на миг растерялся.

— Вы имеете в виду это, сэр?

Он протянул ему плотно исписанный доклад компании.

— Нет, нет, — остановил его ван Олдин, — вы говорили мне, что встретили горничную Рут прошлой ночью в Париже. Это очень меня смущает. Вы, должно быть, обознались.

— Я не мог обознаться, сэр; я ведь разговаривал с ней.

— Ну, расскажите мне все сначала.

— Я подписал бумаги у Бартеймерса и возвратился в «Ритц»[66], чтобы пообедать и успеть на девятичасовой поезд с Северного вокзала. У конторки я увидел женщину, в которой сразу узнал горничную миссис Кеттеринг. Я подошел к ней и спросил, здесь ли остановилась миссис Кеттеринг?

— Да, да, конечно, — сказал ван Олдин. — Точно. И она сказала вам, что Рут поехала дальше до Ривьеры, а ее отослала в «Ритц» ждать дальнейших указаний?

— Именно так, сэр.

— Это очень странно, — сказал ван Олдин. — В самом деле, очень странно, если только эта женщина не надерзила Рут или что-нибудь вроде того.

— В таком случае миссис Кеттеринг немедленно бы ее рассчитала и велела бы отправляться назад в Англию, а не стала бы посылать в «Ритц».

— Не стала бы, — кивнул миллионер.

Он хотел добавить что-то еще, но сдержался. Ван Олдин очень ценил Найтона и вполне ему доверял, но не в его правилах было обсуждать с секретарем личные дела своей дочери. Неискренность Рут больно ранила его, и эта случайная информация будила дурные предчувствия. Почему Рут сплавила свою горничную в Париж? Что толкнуло ее на такой странный поступок? Ван Олдин невольно подумал о том, какие необъяснимые совпадения подчас случаются в жизни. Разве могла Рут предположить, что первым человеком, с которым столкнется ее горничная в Париже, окажется его личный секретарь? Но случилось именно так, и именно так все выяснилось. Ван Олдин поморщился от последней мысли, она возникла в его сознании сама собой. А что, собственно, выяснилось — спросил он себя и тут же разозлился — зачем играть с самим собой в прятки, ведь ясно, что тут опять замешан Арман де ла Рош. Горько было сознавать, что его дочь обманута таким человеком, однако нельзя было не признать, что Рут угодила в достойную компанию: многие благородные и умные дамы не могли устоять перед обаянием графа. Мужчины видели его насквозь, но женщины — другое дело.

Ван Олдин подыскивал слова, чтобы усыпить подозрения секретаря.