– Открыть одну из ставень? – Косден резко повернулся. – Но она, конечно, оказалась запертой.

– Совсем нет, – ответил мистер Саттерсуэйт, – она было открыта. – Третья ставня с края, – добавил он мягким голосом.

– Но ведь это, – вырвалось у Косдена, – та самая…

Внезапно он замолчал, однако мистер Саттерсуэйт успел заметить огонь, мелькнувший у него в глазах.

Саттерсуэйт поднялся с довольным видом. Однако он все еще был слегка взволнован. Используя свое любимое сравнение жизни с драмой, он надеялся, что правильно произнес слова своей роли, потому что, на его взгляд, они были очень важны.

Поразмыслив над произошедшим еще раз, мистер Саттерсуэйт почувствовал, что его художественная натура может быть довольна. По дороге на вершину скалы Косден обязательно попробует ставню. Человек не может не поддаться такому соблазну. Память о днях двадцатилетней давности привела его сюда, и эта же память заставит его попробовать ставню. А вот что произойдет потом?

– А это я узнаю завтра утром, – сказал мистер Саттерсуэйт и стал методично переодеваться к обеду.


Было около десяти утра, когда мистер Саттерсуэйт вошел в сад, окружавший «Вершину мира».

Улыбающийся Мануэль пожелал ему доброго утра и протянул бутон розы, который мистер Саттерсуэйт аккуратно вставил в петлицу. После этого он прошел к дому. Здесь постоял какое-то время, рассматривая мирные белые стены, вьющуюся по ним огненную лиану и выцветшие зеленые ставни. Все так тихо и умиротворенно… Неужели все ему только приснилось?

Но в этот момент открылось одно из окон, и появилась дама, которая в последнее время занимала все мысли мистера Саттерсуэйта. Она подошла прямо к нему бодрой пританцовывающей походкой, как человек, подхваченный волной ликования. Ее глаза сияли, а щеки порозовели. Она была живым воплощением радости и не скрывала этого. Подойдя прямо к мистеру Саттерсуэйту, женщина положила руки ему на плечи и крепко расцеловала его. Очень мягкие, темно-красные громадные розы – такими он вспоминал впоследствии ее поцелуи. Лето, солнце, пение птиц – эта атмосфера захватила его. Теплота, счастье и невероятное жизнелюбие.

– Я так счастлива! – воскликнула она. – Вы просто душка! Как вы узнали? Как вы могли узнать? Вы как добрый волшебник из сказки…

Она замолчала, как будто не могла говорить от счастья.

– Сегодня мы идем в мэрию, чтобы расписаться. Когда приедет Джон, его будет ждать отец. Мы скажем, что в прошлом у нас была небольшая размолвка. Уверена, что он не будет задавать никаких вопросов. Я так счастлива, счастлива, счастлива…

Счастье действительно захлестывало ее, как приливная волна. Теплым потоком оно накрыло и мистера Саттерсуэйта.

– Так здорово, что Энтони наконец нашел своего сына… Я никогда не думала, что для него это так важно. – Она посмотрела в глаза мистера Саттерсуэйта. – Странно, что все так закончилось и что получился такой прекрасный конец.

Сейчас он видел ее насквозь: ребенок – все еще ребенок – с ее любовью к сказкам, которые всегда счастливо заканчиваются, «а потом все живут долго и счастливо».

– Если за эти последние месяцы, – мягко сказал мистер Саттерсуэйт, – вы передадите вашему мужу хоть частицу вашего счастья, то действительно сотворите волшебство.

Ее глаза широко открылись от удивления.

– Ха! – воскликнула она. – Уж не думаете ли вы, что я позволю ему умереть? И это после всех этих лет, когда он наконец вернулся ко мне… Я знаю множество людей, которым врачи поставили неправильный диагноз и которые счастливо живут до сих пор. Умереть? Ну конечно, он не умрет!

Мистер Саттерсуэйт посмотрел на нее, сильную, красивую и жизнелюбивую, непреклонно смелую и волевую. Он тоже знал о врачебных ошибках… А ведь существует еще такая вещь, как сам человек – никогда не знаешь, на что он может быть способен.

Женщина повторила свой вопрос с насмешкой и радостью в голосе:

– Вы же не думаете, что я позволю ему умереть, правда?

– Нет, – мягко ответил мистер Саттерсуэйт. – Глядя на вас, такое не приходит мне в голову.

А потом он наконец прошел под кипарисами к скамейке на краю обрыва и увидел человека, которого и рассчитывал там увидеть. Мистер Кин встал и поприветствовал его. Он ничуть не изменился – был все такой же темный, угрюмый, улыбающийся и печальный.

– Вы ждали, что увидите меня здесь? – спросил мистер Кин.

– Да, ждал, – ответил мистер Саттерсуэйт.

Они опустились на скамейку.

– Мне кажется, что вы опять сыграли роль Провидения, если судить по выражению вашего лица, – промолвил наконец мистер Кин.

Мистер Саттерсуэйт посмотрел на него с укоризной.

– Хотите сказать, что ничего не знаете?

– Вы все время обвиняете меня во всезнании, – мистер Кин улыбнулся.

– А если вы ничего не знаете, то почему были здесь позавчера ночью, ожидая чего-то? – пошел в атаку мистер Саттерсуэйт.

– Ах, вы об этом…

– Да, именно об этом.

– Мне… мне надо было выполнить одно поручение.

– Чье поручение?

– Несколько раз вы вычурно называли меня «адвокатом мертвых».

– Мертвых? – повторил мистер Саттерсуэйт, слегка озадаченный. – Я вас не понимаю.

– Двадцать два года назад здесь утонул человек, – произнес мистер Кин и указал длинным тонким пальцем на синее море далеко внизу.

– Я знаю, но не вижу связи…

– А давайте представим себе, что этот человек все-таки любил свою жену. Любовь ведь может превратить мужчину и в ангела, и в дьявола. Она была очарована им, как девочка, а он так и не смог разбудить в ней женщину – и это сводило его с ума. Он мучил ее, потому что любил. Такие вещи иногда случаются, и вы знаете это не хуже меня.

– Да, – признался мистер Саттерсуэйт, – мне приходилось видеть такое, но очень, очень редко.

– Правильно, а гораздо чаще вы видели такую штуку, как угрызения совести – и желание все изменить, изменить любой ценой.

– Да, но тогда смерть наступила слишком быстро…

– Смерть! – В голосе мистера Кина послышалось презрение. – Вы же верите в жизнь после смерти, или я ошибаюсь? И кто вы такой, чтобы утверждать, что те же самые желания и страсти не существуют в потустороннем мире? А если страсть достаточно сильна, то всегда можно найти посланца…

Его голос постепенно затих.

С дрожью мистер Саттерсуэйт поднялся на ноги.

– Я должен вернуться в отель, – сказал он. – Если нам по пути…

Но мистер Кин отрицательно покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Я вернусь тем же путем, которым пришел.

Когда мистер Саттерсуэйт оглянулся через плечо, то он увидел, как его друг идет к краю пропасти.

VII. Голос в темноте[45]

– Я немного беспокоюсь о Марджери, – сказала леди Стрэнли. – Это моя дочь, – добавила она и меланхолично вздохнула.

– Взрослая дочь заставляет меня чувствовать себя старухой.

Мистер Саттерсуэйт, которому предназначались эти откровения, немедленно среагировал на них.

– Никто в это не поверит, – галантно произнес он с небольшим поклоном.

– Льстец, – сказала леди Стрэнли, но произнесла она это очень неотчетливо – было ясно, что ее мысли где-то далеко.

Мистер Саттерсуэйт с восхищением посмотрел на стройную фигуру в белом. Каннское солнце было беспощадно к женщинам, но леди Стрэнли с честью выдерживала испытание. На расстоянии она казалась почти девчонкой. Было непонятно даже, взрослая перед вами женщина или нет. Мистер Саттерсуэйт, который знал все, знал и то, что леди Стрэнли вполне могла иметь взрослых внуков. Она представляла собой полную и окончательную победу врачебного искусства над живой природой. Ее фигура и кожа были восхитительны. За свою жизнь она обогатила множество косметических салонов, но результаты превзошли все ожидания.

Леди Стрэнли зажгла сигарету, скрестила великолепные ноги, одетые в тончайшие шелковые чулки телесного цвета, и повторила:

– Я действительно сильно беспокоюсь о Марджери.

– Боже, – сказал мистер Саттерсуэйт, – а в чем же дело?

Леди Стрэнли посмотрела на него своими прекрасными голубыми глазами.

– Вы ведь ее никогда не встречали? Она дочь Чарльза, – подсказала она.

Если бы статьи в «Кто есть кто»[46] были правдивыми, то статья о леди Стрэнли должна была заканчиваться словами: хобби – замужество. Она шествовала по жизни, на ходу меняя мужей. Троих она потеряла в результате разводов, одного – по естественным причинам.

– Если бы она была дочерью Рудольфа, то все было бы понятно, – мурлыкала меж тем дама. – Вы же помните Рудольфа? Он всегда был такой темпераментный… Шесть месяцев спустя после нашей женитьбы мне пришлось обратиться с просьбой о – как это там называется – об установлении чего-то супружеского, ну, вы понимаете, о чем я[47]. Слава богу, что сейчас все проходит гораздо проще. Помню, мне еще пришлось написать ему совершенно идиотское письмо – мой адвокат практически продиктовал мне его. Я просила его вернуться, клялась сделать все, что в моих силах, ну и так далее и тому подобное, но на Рудольфа никогда нельзя было положиться. Он немедленно бросился домой, чего категорически нельзя было делать – адвокаты ожидали от него совсем другого.

Женщина вздохнула.

– А Марджери? – тактично задал вопрос мистер Саттерсуэйт, возвращая ее к главной теме их разговора.

– Ах да, ну конечно. Ведь именно об этом я хотела вам рассказать, правильно? Марджери видит вещи или слышит их. Привидения и все такое прочее… Никогда не думала, что у Марджери может быть такое живое воображение. Она милая, добрая девочка – всегда такой была; правда, немного скучновата.