Агата Кристи - Таинственный мистер Кин

Пьер Воше откинулся на стуле и посмотрел в потолок.

– Эта история началась в Париже. Там жил один ювелир. Он был молод, беззаботен и успешен в своей профессии. Все говорили, что у него большое будущее. Ему светила удачная женитьба – невеста была не слишком уродлива, а приданое – более чем удовлетворительно. И что же вы думаете? Однажды утром он увидел девушку. Этакую невзрачную, серенькую девушку. Была ли она красивой? Возможно, если бы не умирала от голода. Но в любом случае для этого молодого человека она оказалась дурманом, которому он не смог сопротивляться. Ему она рассказала, что девушка она добродетельная и ищет работу. Не знаю, сколько в этом было правды.

Неожиданно из полумрака раздался голос графини:

– А почему это должно было быть ложью? Таких девушек масса на каждом шагу.

– Как я уже сказал, молодой человек ей поверил. И женился на ней – поступок полного идиота! Его семья от него отреклась – настолько он их разозлил. Он женился на – пусть ее зовут Жанной – из милости. Он так ей об этом и сказал. Он был уверен, что она должна быть ему благодарна до конца жизни, ведь он пожертвовал ради нее всем.

– Очаровательное начало для бедняжки, – заметила графиня с сарказмом.

– Он действительно любил ее, но с самого начала она сводила его с ума. У нее был очень изменчивый характер – один день она могла быть холодна как рыба, другой умирать от страсти к нему. Наконец он все понял: она его никогда не любила, а замуж за него вышла только для того, чтобы не умереть с голоду. От этого осознания ему стало больно, очень больно, но он постарался, чтобы она ничего не заметила. И продолжал считать, что она обязана быть ему благодарной и подчиняться во всем. Они ссорились. Она его постоянно попрекала – мой бог, чем только она его не попрекала!..

Вы уже поняли, что произошло потом? Ведь это было неизбежно – она от него ушла. Два года он жил один, работая в своей маленькой мастерской и ничего о ней не зная. У него был один-единственный друг – абсент. Его дело начало приходить в упадок.

И вот в один прекрасный день он вернулся в мастерскую и увидел ее. Она была прекрасно одета, пальцы унизаны кольцами. Он замер, рассматривая ее, – сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Он не знал, что ему делать. Ему хотелось ударить ее, сжать ее в своих руках, бросить ее на пол и растоптать или броситься к ее ногам. Но он просто взял свой инструмент и продолжил работать.

– Что я могу сделать для мадам? – задал он официальный вопрос.

Ее такое поведение расстроило. Понимаете, ничего подобного она не ожидала.

– Пьер, – сказала она, – я вернулась.

Он отложил инструменты, посмотрел на нее и спросил:

– Вы что, хотите, чтобы я вас простил? Хотите, чтобы я позволил вам вернуться? Вы действительно раскаиваетесь?

– А ты хочешь, чтобы я вернулась? – Голос ее звучал очень нежно.

Он понимал, что она расставила ему ловушку. Ему хотелось сжать ее в объятиях, но для этого он был слишком умен. Он притворился равнодушным.

– Я христианин, – сказал он, – и живу по заветам Церкви. – Вот сейчас, подумал он, сейчас я ее унижу и заставлю смириться. Но Жанна – ведь я так, кажется, ее назвал – закинула голову и рассмеялась. И это был недобрый смех.

– Я над тобой издевалась, маленький Пьер, – сказала она. – Посмотри на эту одежду, на эти кольца и браслеты. Я пришла, чтобы показать все это тебе. Я думала, что тебе захочется обнять меня, и когда ты это сделаешь, я плюну тебе в лицо и скажу, как я тебя ненавижу.

И с этими словами она вышла из мастерской. Вы можете себе представить, что женщина может быть настолько порочна, чтобы вернуться только затем, чтобы помучить меня?

– Нет, – сказала графиня, – в такое я поверить не могу, и ни один мужчина, если только он не круглый дурак, в такое не поверит. Правда, на поверку оказывается, что все мужчины круглые дураки.

Пьер Воше не обратил на нее никакого внимания. Он продолжал:

– И вот этот молодой человек, о котором я вам рассказываю, стал опускаться все ниже и ниже. Он стал все больше увлекаться абсентом. Его мастерскую продали у него за спиной. Он превратился в нищего изгоя. А потом началась война. И, как ни странно, она пошла ему на пользу – из отребья превратила его в беспощадное животное. Она протрезвила его и многому научила. Он прошел через боль, холод и страх смерти, но не умер и, когда война закончилась, опять стал нормальным человеком.

А потом, господа, он приехал на юг. Его легкие пострадали от газовых атак, и ему это было необходимо. Я не буду утомлять вас всеми подробностями его жизни – достаточно сказать, что он устроился работать крупье. И однажды вечером, в казино, он вновь увидел ее, женщину, которая разрушила его жизнь. Она его не узнала, но он-то ее хорошо помнил. Казалось, что она богата и ни в чем не нуждается, но у крупье наметанный глаз, господа. И вот наступил вечер, когда она сделала свою самую последнюю ставку. Не спрашивайте меня, как я об этом узнал – это просто чувствуешь, хотя многие в это и не поверят. Она все еще была роскошно одета – почему бы не заложить такие платья, спросите вы меня? Но если вы это сделаете – конец вашему кредиту! Ее драгоценности? Ну нет! Я ведь сам был когда-то ювелиром. Настоящие драгоценности были давно проданы. Жемчуг, подаренный королем, был распродан по жемчужинам и заменен подделкой. А ведь надо еще кушать и платить по счетам! А богатые мужчины уже давно видят тебя рядом. И вот они начинают понимать, что тебе уже больше пятидесяти. А за свои деньги они хотят молодость.

От того окна, около которого стояла графиня, раздался душераздирающий вздох.

– Да, это был прекрасный момент. Два вечера я наблюдал за ней, а она все проигрывала и проигрывала. И вот наступил последний вечер. Она поставила все на один номер. Рядом с ней английский милорд сделал максимальную ставку на следующий номер. Шарик покатился… Наступил момент истины – она проиграла. Ее взгляд встретился с моим. Что мне было делать? И я рискнул своей работой в казино – ограбил английского милорда. «A Madame», – сказал я и выплатил выигрыш.

Графиня с шумом вскочила, сбросив свой бокал на пол, и оперлась о стол.

– Почему? – воскликнула она. – Я хочу знать, почему ты это сделал?

Повисла долгая пауза, которая, казалось, никогда не кончится, а эти двое, стоявшие по разные стороны стола, все смотрели и смотрели друг на друга… Это походило на дуэль.

На лице Пьера Воше появилась мстительная улыбка. Он поднял руки и произнес:

– Мадам, не забывайте о таком человеческом чувстве, как жалость…

– Боже! – Женщина опустилась на стул. – Теперь я поняла.

Она опять улыбалась – все та же холодная графиня, которую все знали.

– Месье Воше, вы рассказали нам действительно забавную историю. Позвольте мне помочь вам зажечь сигарету.

Недрогнувшей рукой она скрутила бумажный жгут, зажгла его от свечи и протянула крупье. Он наклонился вперед и поднес к пламени кончик сигареты, которую держал во рту.

Потом графиня неожиданно поднялась.

– А теперь мне пора – прошу вас, не провожайте меня.

И прежде чем кто-то что-то сообразил, она исчезла. Мистер Саттерсуэйт хотел было броситься за ней следом, но его остановил стон, вырвавшийся из уст француза.

– Сто тысяч чертей!

Крупье смотрел на полуобгоревший жгут, который графиня бросила на стол.

– Mon Dieu![37] – пробормотал он, развернув его. – Это банковский билет в пятьдесят тысяч франков! Вы понимаете? Это все, что она сегодня выиграла. Все, что у нее вообще было. И она дала мне прикурить от него. Потому что она слишком горда, чтобы принять милостыню. Она всегда была дьявольски горда! Она уникальна и… великолепна.

Крупье вскочил и бросился вон из подвала. Мистер Саттерсуэйт и мистер Кин тоже встали. К Франклину подошел официант.

– Счет, месье, – произнес он тусклым голосом. Мистер Кин быстро перехватил счет.

– Мне что-то одиноко, Элизабет, – заметил Франклин Рудж. – Эти иностранцы кого угодно запутают. Я их совсем не понимаю. И что же все это значит?.. – Он взглянул на девушку. – Послушай, как приятно смотреть на что-то стопроцентно американское, как ты. – В его голосе послышались жалобные нотки маленького ребенка. – Эти иностранцы такие странные…

Они поблагодарили мистера Кина и вместе растворились в ночи. Мистер Кин забрал сдачу и с улыбкой посмотрел на мистера Саттерсуэйта, который таращился на него, как умиротворенная птичка.

– Ну что же, – произнес он. – Все прошло великолепно. Об этой паре голубков можно больше не беспокоиться.

– Вы кого имеете в виду? – уточнил мистер Кин.

– Ну… – мистер Саттерсуэйт слегка замялся. – Ну, я думаю, что вы правы с вашим латинским подходом[38] и все такое…

Он вдруг понял всю двусмысленность сказанного.

Мистер Кин улыбнулся, а витражное стекло за его спиной на какой-то момент осветило его всеми цветами радуги.

Мистер Саттерсуэйт чувствовал себя старым, и это было неудивительно, потому что, по мнению многих людей, он действительно был старым. Беспечная молодежь обычно говорила между собой: «Старина Саттерсуэйт? Да ему уже, наверное, все сто лет, ну или по крайней мере восемьдесят». А самые добрые девушки снисходительно ворковали: «Ах, Саттерсуэйт! Да, он почти старик. Ему, должно быть, шестьдесят». И это было еще обиднее, потому что на самом деле ему было шестьдесят девять.

Однако сам он не считал себя стариком. Шестьдесят девять был как раз интересный возраст, возраст безграничных возможностей, возраст, когда наконец начинаешь использовать опыт, накопленный за всю жизнь. А вот ощущать себя старым было совсем другое – это означало унылое состояние души, при котором начинаешь задавать себе разные тоскливые вопросы. Например, кто же ты в этом мире? Небольшой, высохший с годами старик, без жены и детей, без каких-либо родственников, обладатель ценной коллекции предметов искусства, которая в настоящий момент тебя совсем не греет… И никого не волнует, жив ты или умер…