– Так вы что, ставите пьесы? – прочистив горло, спросил сидевший напротив них мистер Томлинсон. – Обожаю хорошие спектакли. Помню, как я смотрел «Джима-писателя». Прекрасная вещь!

– О боже! – простонал продюсер и поежился.

– …И добавляете один маленький зубчик чеснока, – донесся голос актрисы, продолжавшей описывать герцогине, как готовить какое-то блюдо. – Скажите рецепт своему повару. Получается нечто необыкновенное. – На лице мисс Нанн появилось радостное выражение. Она вздохнула и повернулась к своему мужу. – Генри, – плаксивым голосом произнесла она, – я же так и не попробовала икры.

– Да ты же на ней сидишь, – улыбаясь, ответил ей мистер Джадд. – Ты забыла, что положила ее позади себя?

Розина Нанн подскочила и, улыбаясь, посмотрела на него.

– Генри, ты – само очарование, – радостно сказала она. – Я такая рассеянная. Никогда не помню, куда что положила.

– Помнишь, как однажды ты спрятала свои драгоценности в мешочек для губки? – игриво спросил Генри Джадд. – А потом оставила их в отеле. Тогда мне пришлось весь день провисеть на телефоне.

– Слава богу, что я успела их застраховать, – мечтательно произнесла актриса. – А вот мой опал…

Каждый раз, когда мистер Саттерсвейт находился в компании мистера Кина, у него возникало ощущение, что он участвует в каком-то спектакле. Точно такое чувство он испытывал и сейчас. Помещение трактира казалось ему сценой театра, а все, кто в нем находился, – актерами. И каждый исполнял порученную ему роль. Слова «мой опал», произнесенные мисс Нанн, послужили ему сигналом к действию.

– Ваш опал? – переспросил мистер Саттерсвейт.

– Генри, а масло у нас есть? – спросила ненасытная актриса. – Спасибо, дорогой… Да, мистер Саттерсвейт, мой опал. Знаете, его выкрали. После этого я его уже не видела.

– Расскажите поподробнее, – попросил мистер Саттерсвейт.

– Я родилась в октябре, и поэтому мой камень – опал. Естественно, мне хотелось иметь его. Но не простой, а какой-нибудь необыкновенный. Я очень долго ждала, и наконец он у меня появился. Говорят, что больше таких красивых опалов не существует. Не очень большой камень, размером с монету в два шиллинга. Но зато какого красивого цвета! Боже мой, как же он играл!

Она горестно вздохнула. Мистер Саттерсвейт заметил, что герцогиня сидит как на иголках. Чувствовалось, что она нервничала. Но ничто уже не могло остановить обожавшую драгоценности актрису. Она продолжила свой рассказ. В голосе ее звучали трагические нотки, словно она читала древнюю сагу.

– Камень украл молодой человек по имени Алек Джерард. Он был драматургом.

– И надо сказать, неплохим, – заметил мистер Вайз. – Правда, одна из его пьес пролежала у меня полгода.

– В итоге вы ее поставили? – спросил мистер Томлинсон.

– Нет, что вы! – словно испугавшись, воскликнул продюсер. – Хотя как-то и собирался это сделать.

– А в ней для меня была такая чудесная роль, – мечтательно произнесла мисс Нанн. – Помнится, называлась пьеса «Дети Рэчел». Самое удивительное, что персонажа с таким именем в пьесе не было. Алек Джерард даже приходил ко мне в театр, чтобы поговорить о судьбе своей пьесы. С виду такой симпатичный молодой человек. И очень стеснительный. Как сейчас помню, – глаза ее затуманились, – он принес мне в подарок бутылку мятного ликера. Опал лежал на гримерном столике. Этот юноша бывал в Австралии и хорошо разбирался в опалах. Он взял мой камень и поднес его к свету, чтобы получше разглядеть. Думаю, тогда-то он и сунул его в карман. А пропажу я обнаружила только после его ухода. Вайз, ты помнишь, какой я тогда подняла крик?

– Да, помню, – с тяжелым вздохом ответил продюсер.

– Позже в его комнате полиция нашла пустой футляр. На следующий день после нашей встречи молодой человек открыл в банке счет и положил на него большую сумму. А до этого он, можно сказать, бедствовал. На вопрос инспектора полиции Алек Джерард ответил, что он эти деньги выиграл на скачках. Видите ли, он попросил своего друга поставить на лошадь, а та пришла первой. Однако друга этого он полиции представить не смог. Футляр же, в котором я хранила камень, по его словам, он положил в свой карман чисто машинально. Слабее оправдания не придумать. Правда? Мог бы придумать что-нибудь и поубедительнее. Мне пришлось давать показания. Мои фотографии печатались во всех центральных газетах. А мой агент утешал меня как мог. Говорил, что это очень хорошая реклама. Да, но я предпочла бы, чтобы мне вернули опал.

Мисс Нанн сокрушенно покачала головой.

– Хочешь консервированных ананасов? – спросил ее супруг.

Лицо женщины мгновенно просияло.

– А где они? – словно после недельной голодовки, спросила актриса.

– Я же тебе только что их дал.

Розина Нанн огляделась, заглянула в объемистый кошелек из серого шелка, затем подняла с пола огромную кожаную сумку из красной кожи и стала извлекать из нее содержимое. На столе появились пудреница, губная помада, шкатулка для драгоценностей, вторая пудреница, два носовых платка, коробка шоколадной помадки, нож для резки бумаги, покрытый эмалью, зеркальце, небольшая темно-коричневая шкатулка, пять писем, грецкий орех, квадратный клочок розовато-лилового крепдешина, обрывок ленты и недоеденный рогалик. Последней была извлечена банка с консервированными ананасами.

– Эврика! – чуть слышно произнес мистер Саттерсвейт.

– Простите, что вы сказали? – спросила актриса.

– Нет, я ничего не сказал, – быстро ответил ей мистер Саттерсвейт. – Какой у вас красивый нож.

– Правда? Его мне подарили. А вот кто – уже и не припомню.

– А эта шкатулка индийская, – заметил мистер Томлинсон. – Занятная вещица, правда?

– Ее мне тоже кто-то подарил, – ответила мисс Нанн. – И довольно давно. Раньше она стояла у меня на столике в гримерной. Но мне она не нравится.

Шкатулка была сделана из полированного темно-коричневого дерева. Открывалась она сбоку, а из отверстий в ее крышке торчали две маленькие шишечки. Эти шишечки можно было повернуть вокруг оси.

– Возможно, шкатулка и не очень красивая, – ухмыльнулся бывший судья, – но такой конструкции я еще не видел.

Мистер Саттерсвейт, которого распирало любопытство, наклонился над деревянной коробочкой:

– Разве она какой-то особенной конструкции?

– А разве нет? – Мистер Томлинсон вопросительно посмотрел на мисс Нанн, которая удивленно разглядывала свою шкатулку. – Мне, наверное, не стоит раскрывать ее секрет? – спросил он.

Актриса подняла глаза и рассеянно посмотрела на него.

– Что это за секрет? – спросил мистер Джадд.

– Неужели он вам не известен? – Мистер Томлинсон обвел взглядом всю компанию. – Ну что ж, тогда мне придется вам кое-что показать. Дайте-ка мне коробочку… Спасибо. – Он открыл шкатулку. – А теперь дайте мне какой-нибудь предмет, – попросил бывший судья. – Только небольшой. Например, кусочек сыра. Да, этого вполне достаточно. Итак, я кладу сыр сюда и закрываю крышку. – Повертев в руках шкатулку, мистер Томлинсон продолжил: – А теперь смотрите…

Он открыл шкатулку. Она оказалась пустой.

– Никогда бы не догадался, – восхищенно произнес мистер Джадд. – Как вы это сделали?

– Очень просто. Переворачиваете ее, на полоборота поворачиваете сначала левую шишечку, а потом правую. А для того, чтобы получить обратно свой кусочек сыра, вы должны сделать то же самое, но в обратном порядке. Поворачиваете на те же полоборота правую шишечку, а затем – левую. И вот что мы имеем.

Шкатулка открылась, и все ахнули: из нее на стол выпал кусочек сыра и переливающийся всеми цветами радуги камешек.

– Это же мой опал! – вскрикнула Розина Нанн. – Мой опал! Как он там оказался?

Генри Джадд прокашлялся.

– Э-э… Рози, дорогая, мне кажется, ты его туда сама и положила.

Найоми Карлтон-Смит медленно поднялась из-за стола и, натыкаясь на собственные ноги, направилась к двери. Мистер Кин последовал за ней.

– Но когда же я могла это сделать? – удивленно спросила актриса. – Неужели ты хочешь сказать, что…

Мистер Саттерсвейт не сводил с нее глаз. По ее лицу было видно, как она постепенно начинает понимать, что произошло с ее камнем.

– Так ты полагаешь, что я сделала это в прошлом году в своей гримерной?

– Ну, Рози, – как бы извиняясь, произнес Генри Джадд, – ты же обожаешь все вертеть в своих руках. То же самое произошло сегодня и с баночкой икры.

Мисс Нанн, нахмурив брови, задумалась:

– Да-да, я машинально положила опал в шкатулку, а затем ее перевернула. Но сделала я это совершенно случайно. Да, но это значит… Это значит, что Алек Джерард его вовсе не крал. Вот что это значит! Боже, какой ужас! – Трактир огласил пронзительный крик мисс Нанн.

– Не надо так расстраиваться, – попытался успокоить ее мистер Джадд. – Все можно уладить прямо сейчас.

– Да, но он пробыл в тюрьме уже целый год!

Все вздрогнули.

– А кто эта девушка? – обращаясь к герцогине, спросила актриса. – Та, которая только что вышла?

– Мисс Карлтон-Смит, – ответила та. – Она была невестой мистера Джерарда. Бедняжка, она и сейчас за него сильно переживает.

Мистер Саттерсвейт вышел на улицу. Снегопад прекратился. Найоми, с альбомом на коленях, сидела на каменном парапете ограды. Сбоку от нее лежали цветные карандаши, а напротив стоял мистер Кин.

Когда мистер Саттерсвейт подошел к ней, она протянула ему только что нарисованный портрет мистера Кина на фоне вихрящихся в воздухе снежинок.

– Очень хорошо, – похвалил он работу художницы.

– А снегопад уже прекратился, – сказал мистер Кин. – На дорогах теперь скользко, но, надеюсь, несчастного случая не произойдет.

– Нет, не произойдет, – согласилась с ним девушка.

В ее словах был явно заложен какой-то смысл, но какой – мистер Саттерсвейт так и не понял.

Найоми обернулась, и неожиданно ее лицо расцвело в ослепительной улыбке.

– А мистер Саттерсвейт, если желает, может ехать со мной.