Агата Кристи - Таинственное происшествие в Стайлз. Таинственный противник. Убийство на поле для гольфа

— И кто же он? — спросил Пуаро. Глаза его весело поблескивали.

— Жорж Конно!

Не успел я опомниться, как Пуаро пылко обнял меня и запечатлел на моей щеке поцелуй.

— Enfin![238] Наконец-то сообразили! А главное — самостоятельно. Превосходно! Продолжайте, вы на правильном пути. Несомненно, мы совершили непростительную ошибку — забыли о Жорже Конно.

Я был так польщен похвалами моего друга, что никак не мог собраться с мыслями. Наконец, сделав над собой усилие, я сказал:

— Жорж Конно исчез двадцать лет назад, однако у нас нет оснований предполагать, что он умер.

— Aucunement[239],— согласился Пуаро. — Продолжайте, пожалуйста.

— Поэтому будем исходить из того, что он жив…

— Совершенно верно.

— …или был жив до недавнего времени.

— Браво, Гастингс! De mieux en mieux![240]

— Предположим, — продолжал я, все более воодушевляясь, — жизнь его не задалась, он впал в нужду, стал преступником, грабителем, бродягой — не знаю, кем еще. Случай занес его в Мерлинвиль. Здесь он встречает женщину, которую никогда не переставал любить.

— Так-так! Весьма романтично, — насторожился Пуаро.

— От любви до ненависти — один шаг, — припомнил я избитую истину. — Как бы то ни было, Жорж Конно встречает свою бывшую возлюбленную, которая живет здесь под чужим именем, и узнает, что у нее есть любовник — некий Рено, англичанин. Жорж Конно кипит злобой, он не забыл, как с ним обошлись. Он затевает ссору с Рено, подстерегает его, когда тот идет к своей любовнице, и убивает ударом ножа в спину. Испугавшись того, что он натворил, Конно принимается рыть могилу. Тут, вероятно, мадам Добрэй выходит встретить любовника. Она сталкивается с Конно, и между ними происходит душераздирающая сцена. Он тащит ее в сарай, но с ним внезапно случается припадок эпилепсии, и он умирает. Предположим, в это время появляется Жак Рено. Мадам Добрэй рассказывает ему о своем прошлом, упирая главным образом на то, как ужасно скажется оно на будущности ее дочери, если станет достоянием гласности, и внушает ему, что спасение только в одном — спрятать концы в воду. Жак Рено, видя, что убийца его отца мертв, соглашается. Он идет к матери и убеждает ее помочь им. Мадам Рено ничего не остается, как позволить связать себя. Остальное нам известно. Ну как, Пуаро, что вы скажете на это? — бросил я, небрежно развалясь. Меня просто распирало от гордости.

Пуаро в раздумье разглядывал меня.

— Кажется, вам самое время заняться сочинением драм-для синематографа, mon ami, — сказал он наконец.

— Вы хотите сказать…

— То, что вы мне сейчас рассказали, — это же добротный фильм, не имеющий, однако, к реальной жизни никакого отношения.

— Согласен, я не отработал подробности, но…

— Более того, вы вообще выказали к ним великолепное пренебрежение. Стоит ли обращать внимание на какие-то мелочи, на то, например, как одеты покойники? Вы полагаете, очевидно, что, заколов свою жертву, Конно снял костюм с мосье Рено, переоделся в него, а потом снова воткнул нож ему в спину?

— Но какое это имеет значение, — бросил я раздраженно. — Он мог, например, еще раньше, пригрозив мадам Добрэй, получить у нее одежду и деньги.

— Пригрозив ей, да? Вы что, всерьез настаиваете на этой версии?

— Разумеется. Он пригрозил ей, что разоблачит ее перед Рено. А это означает, что рушатся надежды на брак ее дочери.

— Вы ошибаетесь, Гастингс. Он не мог шантажировать ее, ибо все козыри были у нее на руках. Вспомните, ведь Жорж Конно и по сей день разыскивается за убийство. Одно ее слово — и он отправится прямо на гильотину.

Я был вынужден, правда с большой неохотой, согласиться с Пуаро.

— В вашу версию, — язвительно заметил я, — эти детали, разумеется, вписываются как нельзя лучше?

— Моя версия не грешит против истины, — спокойно ответил Пуаро. — Поэтому в нее укладываются все подробности этого дела. А вот вы в ваших рассуждениях допускаете существенные ошибки. Все эти тайные полночные свидания, любовные страсти — плод вашего воображения, которое заводит вас Бог знает куда. Расследуя преступление, мы не должны выходить за рамки обыденной жизни. Хотите, я продемонстрирую вам свои методы?

— О, прошу вас, сделайте одолжение!

Пуаро выпрямился и начал говорить, сопровождая свою речь энергическими жестами:

— Начну, как и вы, с личности Жоржа Конно. Итак, установлено, что версия с участием таинственных русских, выдвинутая в суде мадам Берольди, — чистейшая выдумка, состряпанная ею, и только ею, в том случае, конечно, если она не была соучастницей преступления. Если же она виновна в соучастии, то эту версию могла сочинить как она, так и Жорж Конно.

Далее, в деле, которое мы расследуем сейчас, фигурирует такая же нелепая выдумка об иностранцах. Как я уже говорил, факты свидетельствуют, что едва ли мадам Добрэй инспирировала это преступление. Итак, нам остается предположить, что мысль о нем зародилась в голове Жоржа Конно. Следовательно, задумал это преступление Жорж Конно, а соучастницей его стала мадам Рено. Она, так сказать, на первом плане, а за ней маячит тень человека, чье теперешнее имя, вымышленное, разумеется, нам не известно.

Итак, давайте внимательно рассмотрим дело Рено с самого начала, отмечая в хронологическом порядке наиболее существенные события. Есть у вас карандаш и записная книжка? Отлично. Итак, какое событие идет у нас первым номером?

— Письмо к вам?

— Да, из него мы впервые узнали об этом деле, но не оно знаменовало его начало. Первым и чрезвычайно важным обстоятельством я бы счел перемены, которые произошли с мосье Рено вскоре после приезда в Мерлинвиль и которые отмечают несколько свидетелей. Следует обратить внимание на его дружбу с мадам Добрэй и на факт вклада на ее счет значительных сумм денег. Отсюда перейдем прямо к событиям двадцать третьего мая.

Пуаро помолчал, откашлялся и предложил мне записать:

Пуаро помолчал.

— А теперь, Гастингс, проанализируйте все факты один за другим, каждый в отдельности и в общей связи. Подумайте, может быть, вы увидите все дело в новом свете.

Я постарался добросовестно проделать все, что от меня требовалось. Наконец я выдавил из себя довольно неуверенно:

— Ну, что касается первого пункта, кажется, здесь возможны две версии — шантаж или страстное увлечение.

— Определенно, шантаж. Вы ведь слышали, что рассказал Стонор о характере и привычках мосье Рено.

— Однако мадам Рено не разделяет его мнения, — возразил я.

— Показания мадам Рено ни в коей мере не заслуживают доверия, мы уже убедились в этом. Поэтому следует полагаться на свидетельство Стонора.

— И все же если у Рено была любовная связь с женщиной по имени Белла, то нет ничего удивительного в том, что он страстно увлекся мадам Добрэй.

— Разумеется, ничего удивительного. Но чем вы можете подтвердить эту связь с некой Беллой, Гастингс?

— Письмом. Вы забыли о письме, Пуаро.

— Отнюдь. Я ничего не забыл. Однако почему вы так уверены, что письмо адресовано мосье Рено?

— Ну как же, письмо нашли у него в кармане, и… и…

— И все! — оборвал меня Пуаро. — В письме не упоминается никакого имени, и вообще неизвестно, кому оно адресовано. Мы предположили, что оно адресовано мосье Рено только потому, что нашли его в кармане плаща, который был на убитом. Однако, mon ami, что-то в этом плаще мне сразу показалось странным. Помните, я измерил его и сказал, что он слишком длинный.

Мое замечание должно было натолкнуть вас на некую мысль.

— А я думал, вы это просто так сказали, — признался я.

— О, quelle idee! Потом вы видели, что я измеряю плащ мосье Жака Рено. Eh bien, выясняется, что мосье Жак носит слишком короткий плащ. Сопоставьте эти два факта и учтите еще один — мосье Жак Рено, торопясь на поезд, выскочил из дома сломя голову. А теперь скажите, какой вывод можно сделать из этого.

— Кажется, понимаю, — медленно проговорил я. Смысл высказываний Пуаро начал постепенно доходить до меня. — Это письмо было адресовано не отцу, а сыну. В волнении и спешке мосье Жак схватил плащ отца.

Пуаро кивнул.

— PrecisSment![241] Потом мы еще вернемся к этому вопросу. А теперь просто примем к сведению, что письмо не имеет никакого отношения к мосье Рено-отцу, и перейдем к нашей хронологической записи.

— «Двадцать третье мая, — прочел я. — Мосье Рено ссорится с сыном, который хочет жениться на Марте Доорэй. Сын уезжает в Париж». Не знаю, что к этому добавить. Изменение завещания тоже, кажется, вполне понятно. Это прямое следствие ссоры.

— Тут я с вами согласен, mon ami, — по крайней мере, в том, что касается повода. Однако каковы истинные причины этого поступка мосье Рено?

Я удивленно вытаращил глаза.

— Конечно, гнев, вызванный неповиновением сына.

— Однако же мосье Рено писал ему в Париж теплые письма, исполненные родительской любви.

— Да, так говорит Жак Рено, но ведь писем он нам не предъявил.