Сцена казалась Саре нелепой, оскорблявшей ее гордость и хороший вкус. С какой стати эта странная девушка внезапно подбежала к ней с извинениями за своего невоспитанного братца?

На языке у нее вертелся резкий ответ, но внезапно ее настроение изменилось.

Девушка говорила вполне серьезно, и тот инстинкт, который подтолкнул Сару к медицинской карьере, подсказал ей, что тут что-то не так.

– Расскажите мне об этом, – ободряюще произнесла она.

– Рей говорил с вами в поезде, верно? – начала Кэрол.

Сара кивнула:

– Да, во всяком случае, я говорила с ним.

– Конечно. Так я и думала. Но понимаете, вчера вечером Рей испугался… – Она умолкла.

– Испугался?

Бледное лицо Кэрол покраснело.

– Я знаю, что это звучит абсурдно. Понимаете, наша мать… с ней не все в порядке, и она не любит, когда мы заводим друзей. Но я знаю, что Рей… хотел бы с вами подружиться.

Сара была заинтересована. Но прежде чем она успела что-то сказать, Кэрол добавила:

– Мы… довольно странная семья. – Она испуганно оглянулась. – Я… не должна задерживаться. Меня могут хватиться.

Сара приняла решение.

– Почему вы не можете задержаться? Мы бы вернулись вместе.

– О нет! – Кэрол отпрянула. – Я… не могу этого сделать.

– Почему?

– Не могу. Моя мать… она…

– Родителям иногда бывает трудно осознать, что их дети выросли, – спокойно продолжала Сара. – Они продолжают ими командовать. Но уступать им нельзя. Нужно отстаивать свои права.

– Вы не понимаете… – пробормотала Кэрол, нервно сплетая пальцы рук.

– Иногда приходится уступать, боясь скандала, – продолжала Сара. – Конечно, скандалы – неприятная вещь, но, по-моему, за свободу действий всегда стоит сражаться.

– Свободу? – Кэрол уставилась на нее. – Никто из нас никогда не будет свободен!

– Чепуха! – четко произнесла Сара.

Кэрол склонилась вперед и коснулась ее руки.

– Слушайте! Я должна заставить вас понять! До своего замужества моя мать – в действительности она моя мачеха – была надзирательницей в тюрьме. Отец был начальником тюрьмы, когда женился на ней. С тех пор она стала нашей надзирательницей. Вот почему наша жизнь превратилась в заточение! – Она снова обернулась. – Я должна идти.

Сара схватила ее за руку:

– Одну минуту. Нам нужно снова встретиться и поговорить.

– Я не смогу…

– Сможете! – властно прервала Сара. – Приходите в мою комнату, когда все лягут спать. Мой номер – 319. Не забудьте.

Она отпустила руку девушки. Кэрол побежала догонять семью.

Сара стояла, глядя ей вслед. Пробудившись от своих мыслей, она обнаружила рядом с собой доктора Жерара.

– Доброе утро, мисс Кинг. Значит, вы разговаривали с мисс Кэрол Бойнтон?

– Да, и разговор был необычный!

Она пересказала их беседу доктору. Одна деталь особенно заинтересовала Жерара.

– Выходит, старая бегемотиха была тюремной надзирательницей? Весьма многозначительный факт.

– Вы имеете в виду, что это и есть причина ее тиранических наклонностей? Привычка, оставшаяся от былой профессии?

Жерар покачал головой:

– Нет, вы спутали причину и следствие. Все дело в подсознательных стремлениях. Тиранические наклонности развились у миссис Бойнтон не потому, что она была надзирательницей, наоборот – они побудили ее стать таковой. Согласно моей теории, тайная жажда власти над другими людьми подтолкнула ее избрать эту профессию. – Лицо его было серьезным. – Подсознание таит странные вещи. Жажда власти, жестокость, неудержимое желание рвать и метать – все это наследие прошлого человеческой расы. Мы закрываем перед ним двери и не пускаем его в сознательную жизнь, но иногда… оно оказывается сильнее.

Сара поежилась:

– Да, знаю.

– Сегодня мы видим это повсюду, – продолжал Жерар, – в политике, в поведении наций. Люди забывают о гуманности, жалости, доброй воле. Иногда идеи хороши сами по себе – разумный режим, благодетельное правительство, – но они навязаны силой и держатся на жестокости и страхе. Апостолы насилия открывают двери, впуская древние дикие инстинкты, жажду жестокости ради нее самой! Человек – животное слишком хрупкое. Им руководит один основной инстинкт – инстинкт выживания. Двигаться вперед слишком быстро так же опасно, как и отставать. Чтобы выжить, человеку приходится сохранять какие-то рудименты дикости, но он никогда не должен обожествлять их!

Последовала пауза.

– По-вашему, старая миссис Бойнтон – садистка? – спросила Сара.

– Я в этом почти уверен. Думаю, она радуется, причиняя боль – душевную, а не физическую. Такое встречается куда реже, и с этим гораздо труднее справиться. Ей нравится подчинять себе другие человеческие существа и заставлять их страдать.

– Какая мерзость! – воскликнула Сара.

Жерар рассказал ей о своем разговоре с Джефферсоном Коупом.

– Похоже, он не понимает, что происходит, – задумчиво промолвила она.

– Как он может понимать? Он не психолог.

– Верно. И не обладает нашим изощренным умом.

– Вот именно. У него прямой и сентиментальный американский ум, склонный верить хорошему, а не плохому. Он видит, что атмосфера в семье Бойнтон далеко не идеальная, но приписывает это скорее излишней любвеобильности миссис Бойнтон, нежели ее злобному нраву.

– Должно быть, это ее забавляет, – заметила Сара.

– Не сомневаюсь.

– Но ведь дети могут вырваться из тюрьмы и покончить с этим!

Жерар покачал головой:

– Вот тут вы не правы. Они не могут! Вы когда-нибудь видели старый фокус с петухом? На полу проводят черту мелом и наклоняют к ней клюв петуха. Он верит, что его привязали, и не может поднять голову. То же самое происходит с этими беднягами. Помните, что старуха тренировала их с детства. Она загипнотизировала их до такой степени, что они верят, будто не могут ей не повиноваться. Я знаю, что большинство сочло бы это вздором, но мы с вами наблюдаем это воочию. Мать убедила их, что полная зависимость от нее неизбежна. Они так долго пробыли в тюрьме, что не обратили бы внимания, если бы ее двери распахнулись. По крайней мере, один из них уже вообще не хочет быть свободным. И всем им свобода внушает страх.

– А что случится, когда она умрет? – практично осведомилась Сара.

Жерар пожал плечами:

– Зависит от того, как скоро это произойдет. Если сейчас – ну, тогда, полагаю, еще не слишком поздно. Реймонд и Кэрол пока что юные, легко воспринимают все новое – пожалуй, они могут стать нормальными людьми. А вот Леннокс, по-моему, зашел слишком далеко. Он кажется мне человеком, утратившим всякую надежду – привычно влачит жалкое существование, как тупая скотина.

– Но его жена может что-то предпринять! – воскликнула Сара. – Она должна вытащить его из этого болота!

– Возможно, она пыталась – и потерпела неудачу.

– Думаете, она тоже загипнотизирована?

Жерар покачал головой:

– Нет. Едва ли старая леди имеет над ней власть, и по этой причине старая миссис Бойнтон смертельно ненавидит молодую миссис Бойнтон. Понаблюдайте за ее глазами.

Сара нахмурилась:

– Не могу понять ее невестку. Она хоть понимает, что творится в семье?

– Думаю, догадывается.

– Эту старуху нужно убить! – заявила Сара. – Я бы прописала ей мышьяк в утреннем чае. А как насчет младшей девушки – рыжеволосой, с рассеянной улыбкой?

Жерар сдвинул брови:

– Не знаю. Тут есть что-то странное. Ведь Джиневра Бойнтон – единственная родная дочь старухи.

– Да. Полагаю, это что-то меняет… Или нет?

– Я не верю, что, когда мания власти или жестокости овладевает человеком, возможно избавить от ее пагубного воздействия даже самое дорогое и близкое существо, – медленно произнес Жерар. Помолчав, он спросил: – Вы христианка, мадемуазель?

– Не знаю, – замялась Сара. – Я привыкла считать себя неверующей. Но сейчас я в этом не уверена. Мне кажется, если бы я могла стереть все это с лица земли… – она сделала яростный жест, – все эти дома, церкви, враждующие друг с другом секты, то увидела бы Христа, въезжающего в Иерусалим на осле, и поверила бы в Него.

– Я, по крайней мере, верю в один из основных догматов христианства – «Довольствуйтесь малым», – серьезно заключил Жерар. – Будучи врачом, я знаю, что честолюбие – жажда успеха и власти – приносит человеческой душе много зла. Если оно реализуется, это приводит к высокомерию, насилию и, в конце концов, к пресыщению, а если нет… Посмотрите на обитателей сумасшедших домов. Клиники полны человеческими существами, которые не смогли примириться с собственной посредственностью и незначительностью, а потому нашли путь к спасению в бегстве от реальности.

– Жаль, что старуха Бойнтон не пребывает в сумасшедшем доме! – резко заметила Сара.

Жерар покачал головой:

– Нет, ее место не среди неудачников. Все гораздо хуже. Она добилась успеха – осуществила свою мечту.

Сара содрогнулась.

– Такого не должно быть! – страстно воскликнула она.

Глава 7

Сара не была уверена, придет ли к ней этой ночью Кэрол Бойнтон.

Она сомневалась в этом, боясь реакции Кэрол на свои утренние полупризнания.

Тем не менее Сара приготовилась к встрече, облачившись в атласный голубой халат и вскипятив воду на спиртовке.

Во втором часу ночи она уже собиралась лечь спать, когда в дверь постучали. Сара быстро открыла ее и шагнула назад, пропуская Кэрол.

– Я боялась, что вы уже легли… – запыхавшись, произнесла девушка.

– Нет, я ждала вас. Хотите чаю? Настоящий «Лапсан Сучон».

Сара протянула чашку. Кэрол явно нервничала и была неуверена в себе, но, взяв чай и печенье, немного успокоилась.

– Все это выглядит забавно, – улыбнулась Сара.

Кэрол казалась удивленной.

– Да, может быть… – с сомнением отозвалась она.

– Как один из полуночных праздников, которые мы устраивали в интернате, – продолжала Сара. – Полагаю, вы не посещали школу?