— Задыхался? Как будто он бежал? — спросил Аллейн.

— Да, вроде того. Кажется, он сказал что-то насчет попыток не дышать так. Не уверен. Он сказал, что это астма, но Сирс не выдает себя, потому что он актер. Однако в одном я уверен.

— И в чем же?

— Они избавились от всех чувств, которые испытывали по поводу этого события, превратив всё в игру.

— Мне кажется, это добротная психология, — сказал Аллейн. — Но я ведь не психолог. Однако я понимаю, почему Робин назвал эту штуку Сирсом.

— Почему?

— Он ведь был в театре. Он видел, как настоящий Сирс выносит голову. Ассоциация образов.

— Кажется, я понимаю, о чем вы, — неуверенно сказал Перегрин. — Ну что ж, надо мне идти в кабинет и попросить, чтобы напечатали объявление о прослушивании. А вы чем займетесь?

— Будем доводить дело до конца.

— Удачи вам, — сказал Перегрин.

Он спрыгнул в оркестровую яму и пошел через зал по центральному проходу. Двери открылись и закрылись за ним.

Аллейн просмотрел свои записи. Есть ли связь, спросил он себя. Имеет ли автор этих гадких шуток какое-то отношение к обезглавливанию явно безобидного звездного актера, или он действовал, потакая своим собственным ужасным склонностям? Кто он? Брюс Баррабелл? Почему его коллеги-актеры и Перегрин Джей так уверены, что он и есть шутник? Просто потому, что он им не нравится, и потому что он кажется единственным человеком, способным на такие мрачные шутки? Но зачем ему было это делать? Надо бы мне выстрелить наудачу и попытаться это выяснить. Он заглянул в свои записи. «Красное Братство». Хм. Дурацкое маленькое общество, но они есть в списках, а значит и он, так что вперед.

Он пошел в коридор, где располагались гримерные, и дошел до той, которую делили Баррабелл и Мортен. Он остановился и прислушался. Ни звука. Он постучал, и прекрасный голос ответил: «Войдите».

Брюс Баррабелл сидел перед зеркалом. Включенный свет придавал неоправданную яркость тусклой и пустой комнате. Весь грим был сложен в старую коробку из-под сигар, перетянутую двумя резинками и уложенную в чемодан. Использованные полотенца для грима аккуратно скатаны и уложены в бумажный пакет, халат тускло-красного цвета уложен на дно того же чемодана с наклейками на русском языке. Поверх вещей лежала программка, несколько страниц с обзорами пьесы и небольшая коллекция открыток и телеграмм. На столике валялись смятые салфетки.

Вещи Саймона Мортена были упакованы в залепленный многочисленными ярлыками чемодан, запертый и стоящий на полу у двери. Неописуемый запах грима все еще висел в воздухе безжизненной комнаты.

— А, мистер Аллейн, — с чувством сказал Баррабелл. — Добрый вечер. Я могу вам чем-то помочь? Я тут навожу порядок, как видите. — Он обвел рукой печальную комнату. — Садитесь же, — пригласил он.

— Спасибо, — сказал Аллейн. Он сел на второй стул и открыл свое досье. — Я проверяю все показания, — сказал он.

— Ах да. Надеюсь, с моими все в порядке.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Аллейн. Он медленно перелистывал бумаги, пока не дошел до показаний мистера Баррабелла. Он смотрел на этого человека и видел двоих: Банко, который так красиво произносил серебряным голосом «На небе бережливо все свечи погасили», и неестественно бледного актера со светлыми глазами, у которого слегка дрожали руки, когда он закурил.

— Простите. Вы курите? — обворожительно спросил он, протянув свои сигареты.

— Нет, благодарю вас. Не курю. Эти розыгрыши, которые происходили во время репетиций. Я вижу, что вы назвали их «школьными мистификациями», когда мы спросили вас об этом.

— Правда? Я не помню. Но думаю, именно этим они и являлись, не так ли?

— Две крайне реалистичные отрубленные головы? Это должен был быть весьма закаленный школьник. Вы кого-то подобного имели в виду?

— О нет. Нет.

— Например, того, кто состоит в труппе мистера Уильяма Морриса?

Последовала пауза. Губы Баррабелла шевелились, повторяя эти слова, но совершенно беззвучно. Он слегка покачал головой.

— В деле Харкорта-Смита была жертва, — продолжил Аллейн. — Банковская служащая по имени Мюриел Баррабелл.

Он ждал. Где-то дальше по коридору хлопнула дверь, и мужской голос сказал: «В актерском фойе, дорогая».

— Она была вашей сестрой?

Молчание.

— Вашей женой?

— Никаких комментариев.

— Вы хотели, чтобы мальчика уволили?

— Никаких комментариев.

— Эти розыгрыши должны были приписать ему. И все они связаны с отрубленными головами. Как преступления его отца. Даже голова крысы. Мы должны были подумать, что мальчик безумен, как его отец. Избавьтесь от него, он безумен, как его отец, это передается по наследству.

Снова долгое молчание.

— Она была моей женой, — сказал Баррабелл. — Я в тот момент даже не знал, что случилось. Я не получил их письмо. Его обвинили в убийстве другой женщины. Поймали на месте преступления. Я был на длительных гастролях в России с труппой «Левые Актеры». Когда я вернулся, все уже закончилось. Она была такая красавица, вы не представляете. И он сотворил с ней такое. Я заставил их мне рассказать. Они не хотели, но я настаивал, и в конце концов они рассказали.

— И вы решили отомстить совершенно здоровому ребенку?

— Откуда вы знаете, что он совершенно здоров? Как можно ждать от меня, что я буду играть с ним в одной труппе? Я хотел получить эту роль. Я хотел работать в «Дельфине». Вы воображаете, что я могу делать это, когда среди актеров находится отродье убийцы? Это чертовски маловероятно, — сказал Баррабелл и издал что-то вроде смешка.

— Итак, вы дошли до точки. Все изощренные попытки подставить Уильяма ни к чему не привели. А потом внезапно и необъяснимо случилось настоящее, ужасное преступление: обезглавили сэра Дугала. Как вы это объясните?

— Никак, — сразу ответил он. — Я ничего об этом не знаю. Ничего. Если не считать его тщеславия и того, что он принял этот глупый титул, он был довольно безвредным человеком. Типичный герой-буржуа; может быть, именно поэтому у него так хорошо получалась роль Макбета.

— Вы рассматриваете пьесу как антигероическую демонстрацию буржуазного образа жизни? Ее можно так интерпретировать?

— Разумеется. Если вам хочется выразиться именно так. Дело в мотиве Макбета. В финальном жесте отчаяния. И они оба сломались от этого напряжения.

— И вы в самом деле в это верите?

— Разумеется, — повторил он. — Конечно, наше прочтение, как обычно, было идиотским. Возьмите концовку: «Да здравствует Шотландии король». Другими словами, «да здравствуют прежние приемлемые стандарты. Прежние награды и прежняя раздача денег и титулов». Мы, конечно, все это вырезали. А окровавленная голова Макбета смотрела в лицо молодому Малькольму. Занавес, — сказал Баррабелл.

— А вы обсуждали пьесу с вашими политическими соратниками на собраниях «Красного Братства»?

— Да. Но не в подробностях. Больше в шутку.

— В шутку? — воскликнул Аллейн. — Вы сказали «в шутку»?

— Ну, мрачноватая шутка, конечно. Мы собираемся каждое воскресенье по утрам. Вам стоило бы прийти. Я проведу вас по своему пропуску.

— А вы говорили об убийстве?

— О да. Обсуждали, кто бы мог это сделать.

— И кто же это сделал?

— Меня не спрашивайте. Я же этого не знаю.

Аллейн подумал: а он не так сильно напуган сейчас. Он дерзит.

— Вы уже подумали о будущем, мистер Баррабелл? Что намереваетесь делать дальше?

— Еще не решил. Говорят, «Левые Актеры» снова отправляются на гастроли, но я ведь думал, что проведу долгий сезон здесь.

— Разумеется. Пожалуйста, прочтите показания, и, если все верно, подпишите. Обратите особое внимание вот на это место, хорошо?

Его указательный палец уперся в отпечатанный текст.

— Вас спросили, где вы были между последней речью Макбета и эпитафией Старого Сиварда сыну. Здесь сказано: «В гримерной и в центральной кулисе левой части сцены в ожидании выхода на поклон». Вы не могли бы сказать точнее? — спросил Аллейн.

— Я даже не знаю, каким образом я могу это сделать.

— Когда вы вышли из гримерной?

— Нас вызвали по внутренней связи. Они могут сказать вам, в какое время это было. Я натянул голову призрака и плащ и вышел.

— Вы кого-нибудь встретили по дороге?

— Встретил? Не совсем. Я помню, что шел следом за королем и Макдуфами — матерью и сыном. Не знаю, шел ли кто-нибудь за мной. И где были остальные «трупы».

— И вы были один в гримерной?

— Да, мой дорогой суперинтендант Аллейн. Совершенно один.

— Благодарю вас. — Аллейн сделал дополнение к показаниям и предложил Баррабеллу свою ручку. — Прочтите и подпишите, пожалуйста. Вот здесь.

Баррабелл прочел. Аллейн написал: «Подкрепляющие доказательства: отсутствуют». Он подписал бумагу.

— Спасибо. — Аллейн встал и вышел.

В коридоре он столкнулся с Рэнги.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я собираю подписи под показаниями. Вам удобно подписать ваши сейчас?

— Конечно.

— Где ваша комната?

— Вон там.

Он повел Аллейна туда, где коридор сворачивал налево и гримерные были побольше.

— Со мной там Росс, Леннокс и Ангус, — сказал Рэнги. Он подошел к угловой двери и открыл ее. — Никого, — сказал он. — Боюсь, у нас тут некоторый беспорядок.

— Неважно. Я вижу, вы собрали вещи.

Рэнги освободил для Аллейна стул, а сам сел на другой.

— Вы прекрасно играли, — сказал Аллейн. — Это была блестящая идея — использовать позы, которые принимают маори; все тело просто излучает зло.