– Здравствуйте, мистер Брюстер! Ну как, сегодня вам получше? – спросил он.

– Проходите, доктор. Да, мне лучше, только вот в груди все что-то булькает. Бронхи… Если б не эта мокрота, я бы себя вообще прекрасно чувствовал. Вы не можете мне что-нибудь от мокроты дать?

Доктор, молодой человек с серьезным лицом, приложил пальцы к морщинистому запястью с выпирающими из-под кожи синими венами.

– Вам нужно быть очень осторожным, – сказал он. – И режим нарушать вам нельзя.

Тонкий ручеек жизни скорее трепетал, чем бился под его пальцами.

Старик усмехнулся.

– Ко мне теперь внучку моего брата Джорджи приставили. Она проследит, чтобы я не сбежал из казармы или чего другого не выкинул. Дьявол! Я так и знал, что чего-то не хватает!

– У кого не хватает?

– Да как же, у тех солдат. Вы ведь видели, как они по улице маршировали, доктор? Они забыли надеть чулки! Все как один! – Это открытие так рассмешило его, что он долго смеялся, пока не зашелся кашлем.

– Что ж, вам действительно лучше, – улыбнулся доктор. – Я буду заходить к вам примерно раз в неделю. – Он направился к выходу и кивком головы поманил за собой Нору. – Он очень слаб, – сказал он, когда они вышли на улицу. – Если старик лишится чувств, сразу посылайте за мной.

– А что с ним, доктор?

– Старость. Ему ведь почти девяносто. Его артерии забиты слизью, сердце сморщилось и ослабло. Весь организм ужасно изношен.

Нора провожала взглядом фигуру молодого врача, думая о новых обязанностях, которые свалились на ее плечи. Развернувшись, она нос к носу столкнулась с высоким загорелым солдатом в мундире артиллериста. На его рукаве сверкали три золотых сержантских шеврона. В руке он держал карабин.

– Доброе утро, мисс, – сказал он, поднося пухлый палец к смешной шляпе с желтой ленточкой. – Здесь живет пожилой джентльмен по фамилии Брюстер, который участвовал в битве при Ватерлоо?

– Это мой двоюродный дедушка, сэр, – ответила Нора, потупив взор под внимательным оценивающим взглядом молодого солдата. – Он в передней гостиной.

– Могу я поговорить с ним, мисс? Если это неудобно, я могу зайти в другой раз.

– Я уверена, он будет очень рад принять вас, сэр. Прошу, проходите, он там. Дядя, этот джентльмен хочет поговорить с вами.

– Очень рад вас видеть, сэр. Это большая честь для меня, – воскликнул сержант, сделал три шага в комнату, поставил карабин и поднес к голове руку ладонью вперед. Нора, которая оста-ласьудвери, во все глаза смотрела на военного, думая, неужели ее двоюродный дед в юности выглядел так же, как этот прекрасный молодой человек, и неужели этот юноша в свою очередь когда-нибудь станет похож на ее двоюродного деда.

Старик, заморгав, поднял глаза на гостя и медленно покачал головой.

– Садитесь, сержант, – сказал он, показав тростью на кресло. – Что-то молоды вы для трех нашивок-то. Да-а-а, сейчас проще заслужить три нашивки, чем в мое время одну. Тогда пушкарями были взрослые мужчины, и поседеть они успевали раньше, чем заработать сержантские нашивки.

– Я в армии уже восемь лет, сэр, – воскликнул сержант. – Макдональд моя фамилия. Сержант Макдональд, батарея Эйч, Южная артиллерийская дивизия. Меня прислали мои товарищи по артиллерийской казарме. Мы очень гордимся тем, что живем в одном городе с вами, сэр.

Старый Брюстер усмехнулся и потер костлявые руки.

– Также мне и регент говорил! – воскликнул он. – «Полк гордится вами», – говорит, а я ему: «А я горжусь своим полком». – «Черт побери, прекрасный ответ», – сказал тогда он лорду Хиллу, и они рассмеялись.

– Мы, сержантское общество, посчитаем для себя честью, если вы зайдете к нам, сэр, – сказал сержант Макдональд. – У нас для вас всегда готова добрая трубка и бокал грога.

Старик рассмеялся так сильно, что даже закашлялся.

– Зайти к вам, значит? Ах вы лисы! – сказал он. – Что ж, когда снова потеплеет, я, может быть, и загляну к вам. Значит, казарменные обеды вас не устраивают, завели себе общество, прямо как офицеры. Куда мир катится!

– Вы ведь служили в пехотной части, не так ли, сэр? – почтительно спросил сержант.

– В пехотной части? – презрительно вскричал старик. – Я никогда в жизни кивера не носил! Я гвардеец. Служил в Третьем гвардейском полку… Который сейчас в Шотландский переименовали. Боже, а ведь из наших никого уже не осталось… Ни одного человека… Все ушли, от самого полковника Бинга до мальчишек-барабанщиков. Один я остался. Отстал я от своего полка, понимаете, сержант? Отстал от своих. Я здесь, хотя давно уже должен быть там. Да только нет в том моей вины. Как только меня позовут, я буду готов.

– Всем нам когда-нибудь там стоять на перекличке, – сказал сержант и протянул старику свой кисет из тюленьей кожи. – Хотите моего табачку попробовать?

Старый Брюстер достал из кармана черную глиняную трубку, стал набивать ее табаком, но в следующую секунду она выскользнула у него из пальцев, упала на пол и разбилась. Губы его задрожали, нос сморщился, и он заплакал, подвывая, как ребенок.

– Я разбил трубку, – жалобно протянул он.

– Ну что вы, дядя, не надо! – принялась успокаивать его Нора, поглаживая по седой голове, как малыша. – Подумаешь, трубка! Мы купим вам новую.

– Не переживайте, сэр, – сказал сержант. – Вот деревянная трубка с янтарным мундштуком. Если вы окажете мне честь и примете ее, я буду очень рад.

– Ух ты! – просиял сквозь слезы старик. – Отличная трубка. Нора, смотри, какую мне трубку подарили. Держу пари, у малыша Джорджи точно такой никогда не было. Ваше ружье, сержант?

– Так точно, сэр. Я со стрельб возвращался, когда к вам зашел.

– Разрешите подержать его в руках? Боже, как будто в старые добрые времена! Ну-ка, посмотрим ваш мушкет, сержант. Как там по инструкции? Взвести курок… проверить запал… спустить курок… все верно, сержант? О Боже, я разломал ваш мушкет пополам!

– Нет-нет, сэр, все в порядке, – рассмеялся артиллерист. – Вы открыли казенную часть ружья, отсюда их заряжают.

– Заряжают с обратной стороны! Надо же такое! И шомпола нет! Я слышал про это, но не верил, что так может быть. Нет, с кремневым ружьем это не сравнится. Запомните мои слова, когда дойдет до дела, к ним еще вернутся.

– О сэр, вы бы знали, что сейчас в Южной Африке творится! – немного невпопад горячо воскликнул сержант. – Я в сегодняшней газете прочитал, что правительство уступило этим бурам. У нас в сержантском обществе все возмущены, можете мне поверить, сэр!

– Да… да, – прохрипел старый Брюстер. – Ей-богу, герцог бы такого не допустил. Уже герцог-то наш нашел бы, что об этом сказать.

– Вы правы, сэр! – вскричал сержант. – Ида пошлет нам Господь другого такого, как он. Но я уже вас порядком утомил. Я загляну к вам еще раз и, если позволите, приведу кого-нибудь из своих товарищей, многие из нас сочтут за честь поговорить с вами.

Отсалютовав ветерану и белозубо улыбнувшись Норе, высокий артиллерист развернулся, и в следующую секунду его синий китель и золотая косичка скрылись за дверью. Однако не прошло и нескольких дней, как он снова наведался к ним. Пока тянулась бесконечная зима, он был частым гостем Брюстеров. Со временем прояснилось, к кому из двух обитателей дома на Арсенал-вью он приходит, и не осталось сомнений относительно того, кто ждал его прихода с большим нетерпением. Он приводил с собой и других, и постепенно для всего гарнизона стало доброй традицией наведываться к папаше Брюстеру. Артиллеристы и саперы, пехотинцы и драгуны приходили в небольшую гостиную, гремели саблями на портупеях и звенели шпорами, ступая своими длинными ногами по ковру, сшитому из лоскутов ткани, и доставали из карманов мундиров гостинцы: пачки курительного или жевательного табаку.

Зима в том году выдалась необычайно морозная. Снег не сходил шесть недель кряду, и нелегко было Норе удерживать жизнь старика в его старом изношенном теле. Бывало, что разум покидал его, и он переставал разговаривать, только издавал нечленораздельный, похожий на звериный, крик, когда приходило время есть. Он был седовласым ребенком, со всеми детскими проблемами и чувствами. Однако, когда наконец пришло тепло, когда ветви деревьев покрылись первой робкой зеленью, кровь в его венах тоже оттаяла и он даже иногда находил в себе силы подходить к двери, чтобы погреться в теплых лучах животворного солнца.

– Мне и впрямь на душе теплеет, – однажды утром сказал он, наслаждаясь майским солнышком. – Только мухи донимают. В такую погоду они наглеют и кусаются, просто спасу никакого нет.

– Я буду их отгонять, дядя, – сказала Нора.

– Да, но ты посмотри, красота какая! Гляжу я на это солнце, и мне хочется думать только о хорошем. Почитай мне Библию, девочка. Библия меня всегда успокаивает.

– Про что вам почитать, дядя?

– Про войны.

– Про войны?

– Да, что-нибудь про сражения. Давай из Ветхого Завета например. Мне это больше всего нравится. Когда приходит священник, он всегда хочет про что-нибудь другое, но я хочу только про Иисуса Навина. Эти израильтяне были хорошими воинами… Прекрасными…

– Но, дядя, – возразила Нора, – на том свете ведь не бывает войн.

– Бывает, девочка, бывает.

– Да, нет же, дядя, не бывает!

Старый капрал в сердцах стукнул палкой о пол.

– Говорю тебе, бывает. Я спрашивал у священника.

– И что же он вам ответил?

– Сказал, что будет последняя битва. Он даже назвал ее как-то. Ар… Арм…

– Армагеддон.

– Вот-вот, так священник и называл ее. И уж Третий гвардейский в стороне не останется. И герцог… Герцог произнесет речь.

В эту минуту на улице показался пожилой мужчина с седыми бакенбардами. Он шел, присматриваясь к номерам домов, но, увидев старика, сразу направился к нему.

– Здравствуйте! – вежливо сказал он. – Вы, должно быть, Грегори Брюстер?

– Да, так меня зовут, сэр, – ответил ветеран.

– Насколько я понимаю, вы тот самый Брюстер, который участвовал в битве при Ватерлоо в составе Шотландского гвардейского полка?