Артур Конан Дойл - Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)

Конан Дойл посвятил делу Идалджи восемь месяцев напряженного труда, отложив все свои дела и войдя в немалые расходы. Писатель провел расследование, собрал недостающие в деле факты, провел несколько экспертиз и опубликовал ряд статей, в которых, оправдывая невиновного, обвинял суд в фабрикации дела, подтасовке фактов и в расизме. Статьи Конан Дойла стали сенсацией и вызвали большую общественную реакцию. Министерство внутренних дел выразило готовность пересмотреть дело Идалджи и создало комиссию, но, увы, для того, чтобы снова дать делу ход, не было соответствующего юридического механизма – апелляционного суда.

На этом Конан Дойл не останавливается: ему начинают приходить письма с угрозами от настоящего преступника, а он продолжает расследование до полного оправдания Идалджи. В конце концов ему удалось установить личность преступника и – помогая одному человеку, ты помогаешь всем – добиться учреждения в Великобритании апелляционного суда.

Оскар Слейтер – немецкий иммигрант – был обвинен в убийстве пожилой дамы и приговорен к смертной казни, позже замененной на пожизненное заключение. Как и в случае с Идалджи, доказательства в деле Слейтера были хлипкими, свидетели путались и меняли показания, но другого кандидата в обвиняемые у суда не было. И снова Конан Дойл с полной самоотдачей взялся восстанавливать справедливость: анализировать факты, выстраивать линию защиты, писать статьи, чтобы своим именем и авторитетом привлечь общественность к фигуре несчастного. И в этот раз, в конце концов, он выиграет дело, только потратит на него куда больше времени: восемнадцать лет.

Когда разразилась Первая мировая, пятидесятипятилетний писатель в первые же дни обратился в военное министерство. Ему, естественно, отказали, но и сидеть сложа руки он не мог.

«Не получив разрешения пойти на войну, Конан Дойл нашел другие способы добиться, чтобы его голос был услышан. <…> Конан Дойл без промедления собрал группу в сто двадцать гражданских лиц. Отряд Конан Дойла первым получил право формирования добровольческих отрядов и стал называться: Шестой Королевский суссекский волонтерский батальон»[34]. Это была первая в истории Англии кампания добровольческого резерва.

На фронт Конан Дойлу удалось попасть только в 1916 году. В качестве наблюдателя и хроникера. Результатом этой поездки стала публицистическая книга «На трех фронтах», вышедшая в июне 1916-го, – объективный отчет о том, что он видел собственными глазами. С этого же года начинает выходить и шеститомная «История действий английских войск во Франции и Фландрии».

Однако по-прежнему, несмотря на столь активное участие в жизни своей страны, Конан Дойл и в ХХ веке остается прежде всего писателем, беллетристом. В 1905-ом он закончил исторический роман «Сэр Найджел» («Это моя абсолютная вершина!» – написал он матери) – книгу-спутник «Белого отряда»; в 1912 и 1913 годах выходят научно-фантастические повести «Затерянный мир» и «Отравленный пояс»; он продолжает писать повести и рассказы из «шерлокхолмсовского» цикла, пьесы и многое другое.

Не иссяк источник вдохновения и в 1920-е. И пыл борьбы за справедливость тоже не угас. Первого июля 1930 года, за шесть дней до смерти, старый и больной, собрав оставшиеся силы, «Конан Дойл последний раз вышел на позиции. В течение нескольких последних месяцев он боролся против старинного закона, который назывался “Закон против ведовства”, был принят еще при Якове I, а ныне реанимирован как инструмент против преследования медиумов. <…> Конан Дойл попросил министра внутренних дел Дж. Р. Клайнса принять его. Джин сопровождала мужа в министерство и, сжимая в кулаке пузырек с нюхательной солью, озабоченно смотрела, как муж с трудом подымается с кресла и начинает читать заготовленную речь»[35].

А. Краснящих

Мистер Шерлок Холмс, нечасто встававший рано, кроме тех случаев, когда вовсе не ложился, сидел за столом в нашей общей гостиной и завтракал. Я в это время стоял у него за спиной на коврике у камина, рассматривая трость, которую вчера вечером забыл наш посетитель. Такие добротные массивные деревянные палки с набалдашником называют «адвокатскими». Прямо под ручкой ее опоясывало серебряное кольцо шириной почти в дюйм{1}. «Джеймсу Мортимеру, M. R. C. S.[36], от друзей по C. C. H.» было выгравировано на нем, ниже стояла дата: «1884». Эта трость была из разряда тех, с какими в прежние времена нередко ходили домашние врачи или юристы – солидная, крепкая, внушающая уважение.

– Что вы о ней скажете, Ватсон?

Холмс сидел ко мне спиной, я же, рассматривая трость, не произнес ни слова, поэтому удивился:

– Как вы догадались, что я делаю? У вас что, и на затылке глаза имеются?

– Нет, просто на столе передо мной стоит хорошо начищенный серебряный кофейник, – сказал он. – Но все-таки, что вы скажете о трости нашего посетителя? Поскольку вчера он, к сожалению, нас так и не дождался и мы не имеем представления о том, зачем он к нам приходил, давайте попробуем использовать эту вещь, чтобы кое-что выяснить о личности ее хозяина.

– Думаю, – начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего друга, – что доктор Мортимер – весьма успешный медик, немолодой, уважаемый в обществе, раз те, кто его знают, преподносят ему такие подарки в знак уважения.

– Прекрасно! – воскликнул Холмс. – Просто замечательно!

– К тому же мне кажется, что он, вероятнее всего, сельский врач и часто ходит к пациентам пешком.

– Почему вы так думаете?

– Потому что его довольно приличная трость так оббита, что я просто не могу себе представить ее в руках городского врача. Тяжелый металлический наконечник стесан, это свидетельствует о том, что хозяин трости часто ею пользуется.

– Очень тонко подмечено! – похвалил меня Холмс.

– К тому же в надписи «От друзей по С. С. Н.» буква «Н» – это, скорее всего, местный охотничий клуб, членам которого этому человеку, возможно, приходилось оказывать медицинскую помощь и которые в ответ решили сделать ему небольшой подарок[37]. Ну а «С. С.» – это аббревиатура названия клуба.

– Ватсон, вы превзошли самого себя! – сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая сигарету. – Должен сказать, что в своих рассказах о моих скромных достижениях вы постоянно преуменьшаете собственные способности. Очень может быть, что вы не источник, а проводник света. Есть такие люди, которые, не обладая каким-либо особым талантом, умеют стимулировать его в других. Должен признаться, друг мой, что я многим вам обязан.

Никогда еще он так обо мне не отзывался, и, честно говоря, мне было чертовски приятно услышать из его уст такие слова, поскольку раньше меня всегда обижало, что Холмс как будто даже не замечает, с каким восхищением я к нему отношусь и как изо всех сил стараюсь донести до общественности всю правду о его методе. К тому же я почувствовал гордость, за то, что уже настолько овладел системой моего друга, что смог умело применить ее и добиться его похвалы. Взяв у меня из рук палку, Холмс несколько минут осматривал ее. Потом с заинтересованным видом отложил сигарету, подошел с тростью в руках к окну и еще раз осмотрел ее, но уже через увеличительное стекло.

– Интересно, но слишком просто, – сказал он, усаживаясь в свой любимый угол дивана. – На палке действительно есть пара-тройка отметин. Они дают основание для некоторых выводов.

– Неужели я что-нибудь упустил? – важно спросил я. – Надеюсь, что-то не очень существенное?

– Боюсь, дорогой Ватсон, что большинство ваших выводов ошибочны. Говоря, что вы стимулируете меня, я, признаюсь, имел в виду, что на правильный путь меня чаще выводят ваши ошибки. Нельзя сказать, что вы во всем неправы относительно этой трости. Безусловно, ее хозяин – сельский врач. И он действительно очень много ходит пешком.

– Так значит, я не ошибся.

– В этом – да.

– Выходит, я все определил верно?

– Нет, нет, мой дорогой Ватсон, далеко не все. Я бы предположил, что подарок от друзей доктор, вероятнее всего, получил в больнице, а не в охотничьем клубе. А когда вначале аббревиатуры стоят буквы «С. С.», сами собой напрашиваются слова Чаринг-кросс[38].

– Возможно, вы и правы.

– Скорее всего, так и есть. Если мы примем за рабочую версию именно это предположение, у нас появится новая база для воссоздания образа нашего посетителя.

– Хорошо, если предположить, что «С. С. Н.» – это действительно Чарингкросская больница, что еще нам это дает?

– А у вас не возникает никаких предположений? Вы же знаете мои методы. Примените их!

– Ну, я могу разве что добавить, что до того как переехать в деревню, этот человек имел практику в городе.

– Думаю, можно пойти немного дальше. Вот смотрите. Почему ему сделали такой подарок? В каком случае его друзья могли объединиться, чтобы вручить ему подобный предмет в знак уважения? Разумеется, когда доктор Мортимер увольнялся из больницы, чтобы начать собственную практику. Нам известно, что ему был сделан подарок, это раз. Мы предполагаем, что из города он перебрался в сельскую местность, это два. Неужели не напрашивается вывод, что подарок был сделан именно в связи с этой переменой в его жизни?

– Звучит правдоподобно.

– Теперь, как вы сами можете догадаться, он не мог быть штатным сотрудником больницы, поскольку, чтобы занимать такое место, необходимо иметь солидную практику в Лондоне. Такой человек не стал бы переезжать в деревню. Так кто же он? Если Мортимер работал в больнице, но в то же время не состоял в штате, значит, он мог быть только скромным медиком, живущим при больнице, это должность чуть выше экстерна{2}. К тому же из больницы он ушел пять лет назад, на это указывает дата на трости. Так что, мой дорогой Ватсон, ваш солидный, преклонных лет медик исчезает, и ему на смену приходит молодой человек, которому еще нет тридцати, общительный, нечестолюбивый, рассеянный. К тому же у него есть собака, которую он очень любит. Я бы сказал, что она побольше терьера, но меньше мастифа.