№ 4… Джеймс Райдер

№ 5… Мосье Арман Дюпон

№ 6… Мосье Жан Дюпон

№ 8… Дениэл Кленси

№ 9… Эркюль Пуаро

№ 10… Доктор Брайант

№ 12… Норман Гейл

№ 13… Графиня Хорбери

№ 16… Джейн Грей

№ 17… Леди Венеция Керр

Джейн слегка повернула голову, чтобы рассмотреть двух дам, чья неожиданная встреча побудила незнакомца проявить галантность. Упоминание Ле-Пинэ разожгло ее любопытство, ибо Джейн тоже была в Ле-Пинэ.

Одну из дам она прекрасно помнила — помнила, как она видела ее в последний раз за игрой в баккара[1], как та стискивала свои маленькие кулачки, лежавшие на краю стола, а ее искусно подкрашенное фарфоровое личико то багровело, то бледнело. Джейн подумала, что без особых усилий могла бы вспомнить ее имя. Приятельница упомянула его как-то, прибавив: «Она леди, это точно, только не настоящая — из хористочек…»

Глубокое презрение слышалось в голосе подруги. Это была Мейзи, которая процветала как массажистка, «сгоняющая лишний жир».

Другая дама, как показалось Джейн, была «настоящей». «Помещица, лошадница», — решила она и тотчас же забыла обеих, заинтересовавшись видом в иллюминатор на аэродром Ле-Бурже. Поблизости стояли самые разные самолеты. Один из них был похож на большую металлическую сороконожку.

Единственно, куда она упрямо отказывалась смотреть, это прямо перед собой, где как раз напротив сидел молодой человек.

На нем был ярко-голубой, цвета барвинка полувер. Джейн решила не поднимать глаз выше полувера. Иначе она могла бы встретиться с ним взглядом, а это было бы чересчур!

Механики залопотали по-французски — мотор взревел — умолк — снова взревел — тормозные колодки убрали — самолет стронулся с места.

Джейн затаила дыхание. Это был ее второй полет, и она еще не могла не волноваться. Вот сейчас — сейчас они врежутся в ограду — нет, самолет оторвался от земли — выше — выше — описал круг — Ле-Бурже был внизу.

Начался обычный двенадцатичасовой рейс в Кройдон. На борту находились два летчика, два стюарда и двадцать один пассажир — десять в переднем салоне и одиннадцать в заднем. Рев моторов был искусно приглушен. Не приходилось затыкать уши ватой. Тем не менее гул был достаточно сильным, чтобы прекратить разговоры и подвигнуть на размышления.

В то время, как самолет, ревя моторами, несся над Францией к Ла-Маншу, пассажиры предавались каждый своим мыслям.

«Не буду смотреть на него… Не буду, — думала Джейн Грей. — Не стоит. Лучше глядеть в окно и думать. Буду думать о чем-нибудь определенном — это всегда лучше. Сосредоточусь. Начну с начала и додумаю до конца».

Она решительно переключила сознание на то, что назвала началом, — на покупку лотерейного билета. Это было непозволительным, но волнующим сумасбродством.

Как веселились, как дразнили ее пять юных леди, работавших с Джейн в парикмахерской!

— Что будешь делать, если его выиграешь?

— Знаю, что сделаю.

Планы, воздушные замки, пустая болтовня.

Что ж, «его» — то есть главный приз — она не выиграла, но выиграла сто фунтов.

Сто фунтов.

— Милочка, половину потрать, а другую оставь про черный день. Мало ли что может случиться.

— На твоем месте я бы купила шубу — самую шикарную.

— А как насчет круиза?

Джейн заколебалась при мысли о «круизе», но в конце концов осталась верна своей первоначальной идее. Неделя в Ле-Пинэ. Многие из ее клиенток собираются в Ле-Пинэ или только что вернулись оттуда. Ловкими пальцами Джейн приглаживала и укладывала локоны, механически произнося привычные фразы: «Позвольте, мадам, когда мы в последний раз делали перманент?», «У вас волосы такого необычного оттенка, мадам», «Чудесное было лето, мадам». Сама же она в это время думала: «Почему это, черт возьми, я не могу съездить в Ле-Пинэ?» Так вот, теперь она могла.

Выбор нарядов не представлял затруднений. Как большинство лондонских девушек, работавших в фешенебельных салонах, Джейн умела одеться по последней моде, тратя ничтожно мало. Маникюр, макияж были безукоризненны.

Джейн отправилась в Ле-Пинэ.

Как же получилось, что теперь в ее мыслях десять дней в Ле-Пинэ свелись к одному происшествию?

К происшествию за рулеткой. Чтобы пощекотать нервы, Джейн каждый вечер играла по маленькой и никогда не преступала определенной ею самой черты. Принято считать, что новичкам везет, — Джейн не везло. Это была последняя ставка в ее четвертый вечер. До сих пор она благоразумно ставила на цвет или дюжину. Выигрывала она немного, больше проигрывала. Теперь с жетоном в руке она медлила.

Оставались два номера, на которые никто не поставил — пять и шесть. Поставить напоследок на один из этих номеров? Если да, то на который? Пять или шесть? Что подсказывает интуиция?

Пять. Выиграет пять. Шарик пришел в движение. Джейн протянула руку. Шесть, она поставила на шесть.

Как раз вовремя. Она и стоявший напротив нее игрок сделали ставку одновременно, она на шесть, он на пять.

— Rien nе va plus[2],— сказал крупье.

Шарик щелкнул, остановился.

— Le numero cinq, rouge, impair, manque[3].

От досады Джейн чуть не заплакала. Крупье сгреб жетоны и стал рассчитываться. Стоявший напротив нее игрок сказал:

— Вы не берете выигрыш?

— Выигрыш?

— Да.

— Но я поставила на шесть.

— Никоим образом. Это я поставил на шесть, а вы на пять.

Он улыбнулся — улыбка была очень обаятельная. Белые зубы на фоне темного загара, голубые глаза, коротко подстриженные волнистые волосы.

Не веря себе, Джейн забрала выигрыш. Неужели это правда? Она ощутила легкое замешательство. Может быть, она действительно ставила на пять? Она с сомнением поглядела на незнакомца, который ответил ей непринужденной улыбкой.

— Все в порядке, — заверил он. — Тут мешкать нельзя, кто-нибудь сразу прикарманит ваш выигрыш. Здесь это дело обычное.

И, дружески кивнув, он направился прочь. Это тоже было весьма мило. Иначе она заподозрила бы, что он уступает ей выигрыш для того, чтобы познакомиться. Однако он был не того сорта. Славный… (И вот он здесь, сидит напротив.)

Но все кончилось — деньги потрачены — два последних (довольно неудачных) дня в Париже, и она на пути домой.

«А что потом? Стоп, — сказала она себе. — Незачем думать, что будет потом. Зачем заранее огорчаться?»

Дамы перестали болтать.

Джейн взглянула на них. Фарфоровая дама взвизгнула и поднесла к глазам сломанный ноготь, потом позвонила и сказала облаченному в белое стюарду:

— Пришлите мою горничную. Она в том салоне.

— Да, миледи.

Почтительный, быстрый и ловкий стюард исчез. Появилась темноволосая девушка-француженка в черном. В руках у нее была маленькая шкатулка.

Леди Хорбери обратилась к ней по-французски:

— Мадлен, мне нужен красный сафьяновый несессер.

Горничная прошествовала в дальний конец салона, где был сложен багаж, и вскоре возвратилась с маленьким красным несессером.

Сесили взяла его со словами:

— Вы свободны, Мадлен. Пусть он останется у меня.

Горничная снова ушла. Леди Хорбери открыла крышечку и из изящно разложенного маникюрного набора извлекла пилку для ногтей. Затем она долго и внимательно рассматривала в зеркальце свое лицо и чуть-чуть его тронула — пуховкой, губной помадой.

Губы Джейн презрительно искривились; взгляд перенесся дальше.

За двумя дамами располагался маленький иностранец, уступивший место «помещице». Укутанный почему-то во множество шарфов, он, похоже, крепко спал. Вероятно, ощутив на себе пристальный взгляд Джейн, он приоткрыл глаза, посмотрел на нее и снова закрыл.

Рядом с ним сидел высокий седовласый господин с властным лицом. На его коленях лежал раскрытый футляр с флейтой, и он бережно протирал инструмент. «Чудно, — подумала Джейн, — он не похож на музыканта — скорее, юрист или врач».

Места позади занимали двое французов, один бородатый и один совсем молодой — вероятно, его сын. Они разговаривали, возбужденно жестикулируя.