Сэр Филипп Старк. Он убийца? Сквозь полузакрытые глаза Таппенс изучала его, ясно отдавая себе отчет в том, что изучает с единственной целью: определить, подходит ли он под ее понятие об убийце – больше того, убийце маленьких детей?

«Интересно, сколько ему лет, – думала она. – По крайней мере, семьдесят? А может быть, и больше». Бледное аскетическое лицо. Да, определенно аскетическое. И явно измученное. Большие темные глаза. Глаза с картин Эль Греко. Худое, истощенное тело.

«Вот он явился сюда сегодня вечером. Зачем?» – гадала Таппенс. Она перевела взгляд на мисс Блай. Та не могла спокойно усидеть в своем кресле – то пододвинет к кому-нибудь стол, то предложит подушку, то передвинет коробку с сигаретами или спички. Волнуется. Ей явно не по себе. Все время смотрит на сэра Филиппа Старка. Как только чуть успокоится, не сводит с него глаз.

«Прямо-таки собачья преданность, – подумала Таппенс. – Наверное, была в него когда-то влюблена. Не удивлюсь, если и до сих пор в какой-то степени влюблена. Ведь даже когда стареешь, все равно любить не перестаешь. Молодежь вроде Дерека и Деборы думает, что в старости любить невозможно. Они не могут себе представить, что и немолодой человек способен любить. Я же полагаю, что она до сих пор в него влюблена – преданно и безнадежно. Кто-то, по-моему, говорил, то ли миссис Копли, то ли викарий, что мисс Блай, когда была молодой девушкой, работала у него секретаршей и что она до сих пор занимается его делами?

Ну что же, – рассуждала Таппенс, – не редкость, когда секретарша влюбляется в своего патрона. Вот мисс Блай и влюбилась в Филиппа Старка. Можно ли это считать важным и полезным фактом? Что, если мисс Блай знала или подозревала о том, что за аскетической внешностью скрывается ужасное безумие? Он всегда так любил детей.

«Слишком уж любил детей, по моему мнению», – говорила миссис Копли.

Такое иногда случается. Может, потому-то он и выглядит таким измученным.

О маньяках-убийцах мы ничего знать не можем, это дело врачей и психиатров, – думала Таппенс. – Почему у них возникает желание убить ребенка? Что заставляет их это делать? Жалеют ли они об этом впоследствии? Может быть, они делаются себе отвратительными, приходят в ужас от того, что совершили?»

В этот момент их глаза встретились, и она уловила какой-то ответный знак.

«Ты думаешь обо мне, – сказали его глаза. – Да, ты думаешь правильно. Я человек, которого преследуют дьяволы».

Да, совершенно правильное определение. Его преследуют дьяволы.

Она отвела глаза. Теперь ее взгляд остановился на викарии. Викарий ей нравился. Такой славный человек. Известно ли ему что-нибудь? Может быть, и известно. А может быть, он находится в самом центре преступного клубка и даже не подозревает об этом. Вокруг него творятся разные дела, а он о них и понятия не имеет благодаря своей крайней невинности – даже в какой-то степени опасному качеству.

Миссис Боскоуэн? Но ведь о ней почти ничего не известно. Немолодая женщина, личность, как ее определил Томми, однако это мало что говорило. В этот момент, словно прочитав мысли Таппенс, миссис Боскоуэн поднялась со своего места.

– Вы не возражаете, если я пойду наверх и умоюсь? – обратилась она к викарию.

– О, конечно. – Мисс Блай вскочила на ноги. – Я вас провожу. Вы позволите, викарий?

– Я сама прекрасно знаю, куда идти, – сказала миссис Боскоуэн. – Не беспокойтесь. Миссис Бересфорд?

Таппенс от удивления прямо-таки подскочила на своем стуле.

– Я вам покажу, где здесь что, – заявила миссис Боскоуэн. – Пойдемте со мной.

Таппенс встала, послушно, словно ребенок. Хотя сама себе в этом не призналась бы. Однако она поняла, что миссис Боскоуэн так распорядилась, а когда миссис Боскоуэн приказывает, ей подчиняются.

Миссис Боскоуэн прошла через дверь в холл, и Таппенс последовала за ней. Миссис Боскоуэн стала подниматься по лестнице – Таппенс шла за ней по пятам.

– Комната для гостей на верхнем этаже, – сказала миссис Боскоуэн. – Она всегда содержится в полном порядке. А из нее – вход в ванную.

Поднявшись на верхнюю площадку, она вошла в комнату и включила свет, приглашая Таппенс войти.

– Я рада, что вы оказались здесь, – начала миссис Боскоуэн. – Я очень надеялась вас встретить, потому что беспокоилась за вас. Ваш муж говорил вам?

– Что-то в этом духе было сказано.

– Да, я беспокоилась. – Она закрыла за собой дверь, так что они оказались наедине, словно удалившись от всех, чтобы тайно о чем-то посовещаться. – Вы почувствовали, – спросила Эмма Боскоуэн, – что Сэттон-Чанселор – это опасное место?

– Оно оказалось опасным для меня, – ответила Таппенс.

– Да, мне сказали. Вам еще повезло. Могло быть и хуже. Впрочем... да, мне кажется, теперь я понимаю.

– Вы что-то знаете, – настаивала Таппенс. – Вам что-то известно об этих делах, это так?

– В какой-то степени, – согласилась Эмма Боскоуэн. – Что-то я знаю, а чего-то нет. Бывает, что человек инстинктивно что-то чувствует. И когда инстинктивное чувство подтверждается, это вызывает тревогу. Вся история с шайкой преступников кажется такой невероятной. Не похоже, чтобы она была связана с... – Она внезапно остановилась. – Я хочу сказать, подобного рода преступления совершаются и всегда совершались. Но они сейчас прекрасно организованы, точно так же, как любое деловое предприятие. В них самих для вас нет ничего опасного. Опасность заключается в другом. В знании. Если знаешь, в чем заключается опасность, и хочешь ее предотвратить. Вы должны быть очень осторожны, миссис Бересфорд, действительно очень осторожны. Вы принадлежите к людям, которые вторгаются в чужую среду, а это небезопасно, в особенности здесь.

– У меня была старая тетушка, – медленно проговорила Таппенс, – вернее, это тетушка Томми, а не моя, так вот, в доме для престарелых, в котором она умерла, кто-то ей сказал, что среди обитателей этого дома есть убийца.

Эмма молча кивнула.

– В этом доме случились две смерти, – продолжала Таппенс, – по поводу которых доктор испытывал серьезные сомнения.

– Именно это побудило вас действовать?

– Нет, все началось еще раньше.

– Если вы располагаете временем, – сказала Эмма Боскоуэн, – расскажите мне очень быстро – как можно быстрее, потому что нас в любую минуту могут прервать, – все, что случилось в этом доме для престарелых, какое именно событие или обстоятельство заставило вас начать расследование.

– Да, я могу сказать об этом в двух словах, – кивнула Таппенс и ввела собеседницу в курс дела.

– Понятно, – проговорила Эмма Боскоуэн. – И вы не знаете, где теперь находится эта старушка, миссис Ланкастер?

– Не знаю.

– Вы предполагаете, что ее уже нет в живых?

– Я считаю, что это вполне вероятно.

– Потому что ей было что-то известно?

– Да. Она о чем-то знала. О каком-то убийстве. О том, что был убит ребенок.

– Я думаю, что вы ошибаетесь, – покачала головой миссис Боскоуэн. – Мне кажется, что здесь что-то не так. Ваша старушка напутала насчет ребенка, спутала с чем-то другим, с другим убийством.

– Вполне возможно. Старые люди часто путаются в разных событиях. Однако здесь были случаи убийства детей. Мне об этом рассказала женщина, у которой я снимала комнату.

– В этих краях действительно происходили такие случаи. Но это было очень давно. Не помню, когда именно. Викарий вряд ли знает о них, его в ту пору здесь не было. А вот мисс Блай тогда жила здесь. Да, наверняка жила. Была, должно быть, совсем молоденькой девушкой.

– Да, наверное, так, – согласилась Таппенс. – Она всегда была влюблена в сэра Филиппа Старка?

– Значит, вы тоже заметили? Да, я думаю, что всегда была влюблена. Была ему беззаветно предана, поистине боготворила его. Мы с Уильямом сразу это поняли, как только приехали сюда в первый раз.

– А зачем вы приехали? Вы жили в «Доме на канале»?

– Нет, мы никогда там не жили. Но ему очень нравился этот дом. Он писал его несколько раз. А что случилось с той картиной, которую ваш муж мне показывал?

– Он привез ее назад, домой. Муж рассказал мне о том, что вы говорили о лодке, о том, что на картине вашего мужа лодки не было, лодки с названием «Уотерлили»...

– Да, когда я видела ее в последний раз, там никакой лодки не было. Ее пририсовали позже.

– И добавили название: «Уотерлили». А человек, которого никогда не существовало, майор Уотерс, разыскивал могилу ребенка по имени Лилиан, но в этой могиле не было никакого ребенка, только детский гробик, наполненный похищенными драгоценностями. Эта пририсованная лодка была, должно быть, знаком, указывающим на то, где спрятано сокровище. Все замыкается на этом преступлении.

– Весьма вероятно... Однако нельзя быть уверенным в том... – Эмма Боскоуэн внезапно замолчала. – Она идет сюда, ищет нас, – быстро проговорила она.

– Кто?

– Нелли Блай. Идите скорее в ванную. Заприте дверь.

– Она обыкновенная сплетница, вечно сует нос не в свое дело, – сказала Таппенс, скрываясь в ванной.

– А я подозреваю, что не просто сплетница, – заметила миссис Боскоуэн.

Мисс Блай открыла дверь и вошла в комнату, торопливо и озабоченно, готовая оказать всяческую помощь.

– Надеюсь, вы нашли все, что вам нужно? – затараторила она. – В ванной есть все необходимое? И мыло, и чистые полотенца? Миссис Копли приходит и помогает викарию по хозяйству, но мне все равно приходится следить за порядком.

Миссис Боскоуэн и мисс Блай вернулись вниз вместе. Таппенс пришла в гостиную минуту спустя. Когда она вошла в комнату, сэр Филипп Старк встал, пододвинул ей кресло и сел возле нее.

– Вам так удобно, миссис Бересфорд?

– Да, благодарю вас. Очень удобно.

– Я с большим сожалением услышал о том, что с вами случилось, – проговорил он. Речь его отличалась известным шармом, однако голос, несмотря на глубину, был глухим и каким-то потусторонним, как у призрака. – Какие тяжелые времена нынче, коль скоро случаются такие происшествия.