– Не признаю никаких цветов в комнате больного человека. Они поглощают кислород.

– Я поставлю их в вазу, – предложила мисс Паккард.

– Ничего подобного вы не сделаете. Пора бы усвоить, что я еще в своем уме.

– Вы в отличной форме, тетушка Ада, – вмешался мистер Бересфорд. – Полны боевого задора.

– Я вас сразу раскусила. С чего это вы взяли, что вы мой племянник? Как, вы говорите, вас зовут? Томас?

– Да. Томас, или Томми.

– Никогда о таком не слышала, – отрезала тетушка Ада. – У меня был только один племянник, и его звали Уильям. Он был убит в прошлой войне. И слава богу. Если бы его не убили, он бы плохо кончил. Я устала, – заключила тетушка Ада, откидываясь на подушки, и добавила, обращаясь к мисс Паккард: – Уведите их прочь. Зачем только вы приводите ко мне посторонних людей!

– Мне казалось, что вам будет приятно видеть родных, – как ни в чем не бывало ответила мисс Паккард.

Тетушка Ада хмыкнула глубоким басом, не скрывая своего сарказма.

– Все в порядке, – бодрым тоном сказала Таппенс. – Мы приедем снова. Розы я оставлю. Вы, может быть, передумаете. Пойдем, Томми. – Таппенс повернулась к двери.

– До свидания, тетушка Ада. Мне очень жаль, что вы меня не вспомнили.

Тетушка Ада молчала, пока Таппенс не вышла из комнаты вместе с мисс Паккард. Томми шел за ними следом.

– А ты вернись, – громко приказала она. – Я тебя прекрасно знаю. Ты Томас. Раньше ты был рыжим. Морковка! Вот какого цвета у тебя были волосы. Вернись. Я хочу с тобой поговорить. А женщина эта мне не нужна. С чего это она вообразила, что она твоя жена? Я-то знаю. Разве можно приводить сюда таких женщин? Подойди сюда, сядь в кресло и расскажи мне о своей дорогой мамочке. А вы идите прочь, – добавила тетушка, махнув рукой в сторону Таппенс, которая в нерешительности остановилась на пороге.

Таппенс поспешила удалиться.

– С ней иногда такое случается, – невозмутимо заметила мисс Паккард, когда они спускались по лестнице. – А в другое время – в это трудно поверить – с ней даже приятно иметь дело.

Томми сел в указанное тетушкой Адой кресло и робко заметил, что не может особенно много сказать о матери, поскольку она умерла лет сорок назад. Тетушка отнеслась к этому известию совершенно равнодушно.

– Подумать только, – сказала она. – Неужели так давно? Ну что же, время летит быстро. – Она внимательно оглядела его. – Почему ты не женишься? Надо найти какую-нибудь женщину, хорошую хозяйку, которая станет о тебе заботиться. Ты ведь уже не молод. Это избавит тебя от всяких распутных баб вроде той, что ты привел с собой, уверяя, что она твоя жена.

– В следующий раз, когда мы к вам поедем, я попрошу Таппенс захватить свидетельство о браке.

– Ах вот как! Ты сделал ее честной женщиной? – удивилась тетушка Ада.

– Мы женаты уже тридцать лет, – сообщил Томми. – У нас есть сын и дочь, у обоих уже свои семьи.

– Все дело в том, – ловко нашлась тетушка, – что мне никто ничего не рассказывает. Если бы ты держал меня в курсе...

Томми не стал с ней спорить. Таппенс раз и навсегда запретила ему это делать. «Если кто-нибудь из стариков – из тех, кто старше шестидесяти пяти лет, – станет тебя в чем-нибудь обвинять, – наставляла она его, – ни в коем случае не спорь. Не пытайся утверждать, что ты прав. Сразу же извиняйся, скажи, что виноват, каешься и больше никогда ничего подобного не повторится».

В этот момент он подумал, что именно такой тактики следует придерживаться с тетушкой Адой, как, впрочем, следовало делать всю жизнь.

– Простите меня, пожалуйста, тетушка Ада, – торжественно произнес он. – К сожалению, с возрастом становишься забывчивым. Ведь не у каждого, – добавил он, даже не покраснев, – такая великолепная память, как у вас, не всякий помнит все, что было в прошлом.

Тетушка Ада самодовольно ухмыльнулась. Именно так и только так можно было назвать ее гримасу.

– Здесь ты, пожалуй, прав, – снизошла она. – Я приняла тебя довольно грубо, ты уж меня прости, но я терпеть не могу, когда мне кого-то навязывают. В этом доме к тебе могут привести кого угодно. Кого хотят, того и приводят. Если бы я соглашалась и признавала их теми, за кого они себя выдают, меня бы запросто могли убить в моей постели.

– О, вряд ли такое возможно, – возразил Томми.

– Откуда нам знать, – настаивала тетушка. – И в газетах об этом пишут, и люди приходят и рассказывают. Не то чтобы я верила всему, что говорят. Но все равно я держу ухо востро. Ты не поверишь, недавно ко мне привели совершенно незнакомого человека – я никогда его раньше не видела. Он назвался доктором Уильямсом. Сказал, что доктор Меррей уехал в отпуск, а он – его новый коллега, они, дескать, вместе работают. Откуда мне знать, коллега он или нет? Ведь это только он так говорит.

– И это действительно был новый коллега доктора?

– Да, – вынуждена была признать тетушка Ада, – так и оказалось, хотя никто не мог знать этого наверняка. А он приехал на машине, в руках такая черная коробочка – доктора измеряют ею кровяное давление – и все такое прочее. Совсем как та волшебная шкатулка, о которой было столько разговоров. Кто это был, Джоана Саутскот?

– Нет, – ответил Томми. – По-моему, это было что-то совсем другое. Связанное с предсказанием.

– Ах так, понимаю. Ведь я что хочу сказать: любой человек может явиться в такой дом, как этот, и все сестры тут же начинают улыбаться, хихикать и говорить: «Да, доктор, разумеется, доктор». Только что не становятся по стойке «смирно», дурочки такие! А если пациентка скажет, что его не знает, ее будут уверять, что она ничего не помнит и просто его забыла. А у меня всегда была отличная память на лица, – твердо заявила тетушка Ада. – Как поживает твоя тетушка Каролина? Я давно о ней ничего не слышала. Когда ты ее видел?

Томми ответил извиняющимся тоном, что тетя Каролина умерла пятнадцать лет назад. Тетушка Ада восприняла это горестное известие без тени сожаления. В конце концов, тетя Каролина приходилась ей даже не сестрой, а просто дальней кузиной.

– Все почему-то помирают, – проговорила она с явным удовольствием. – Никудышное здоровье, вот в чем их беда. Сердечная недостаточность, тромбозы, повышенное давление, хронические бронхиты, артриты и все такое прочее. Хилые все, как один. На них-то доктора и зарабатывают. Прописывают таблетки – целыми коробками, целыми флаконами. Желтые таблетки, розовые, зеленые – я бы не удивилась, если бы оказались даже черные. Сера и патока – вот чем лечили во времена моей бабушки. Уверена, это не хуже, чем все другое прочее. Если приходится выбирать: пить серу и патоку или никогда не поправиться, каждый, разумеется, выберет серу и патоку. – Она с довольным видом покачала головой. – Разве можно верить докторам? Особенно когда речь идет о каких-то новомодных поветриях в медицине. Говорят, здесь постоянно отравляют людей, и делается это для того, чтобы снабжать хирургов сердцами. Я, правда, не верю. Мисс Паккард не такая женщина, чтобы допустить подобные вещи в своем заведении.

Внизу мисс Паккард, всем своим видом выражая глубочайшее сожаление, указала на комнату рядом с холлом.

– Прошу прощения за то, что произошло, миссис Бересфорд, но я надеюсь, вы понимаете, как обстоит дело с этими стариками. Постоянно разные фантазии – кого-то любят, кого-то без всякой причины невзлюбят. И ничем их не убедить.

– Это, наверное, очень трудно – заведовать таким домом, – заметила Таппенс.

– Да нет, не слишком, – отозвалась мисс Паккард. – Мне это нравится. Я действительно люблю своих пациентов. Поневоле привязываешься к людям, за которыми приходится ухаживать. Есть у них, конечно, свои странности, но ладить с ними в общем нетрудно, нужно только знать как.

Таппенс подумала, что мисс Паккард наверняка известно, как именно это следует делать.

– Они ведь, в сущности, совсем как дети, – снисходительно продолжала мисс Паккард. – Правда, в поведении детей больше логики, поэтому с ними труднее. А у этих логика отсутствует, и их нужно только утешать, говоря им то, что они желали бы услышать. Тогда они на какое-то время успокаиваются. У меня прекрасный штат. Отличные работники, терпеливые, спокойные, не слишком умные, потому что умный человек не всегда может выдержать, он легко раздражается. Да, мисс Донован, в чем дело? – Она обернулась к молодой женщине в пенсне, которая торопливо спускалась по лестнице.

– Это снова миссис Локет, мисс Паккард. Она говорит, что умирает, и требует, чтобы немедленно пришел доктор.

– Ах вот что, – невозмутимо проговорила мисс Паккард, – от чего она на этот раз умирает?

– Она говорит, что вчера в супе были грибы, что среди них, вероятно, были ядовитые и она отравилась.

– Это что-то новенькое, – сказала мисс Паккард. – Придется пойти и поговорить с ней. Жаль с вами расставаться, миссис Бересфорд. В этой комнате вы найдете журналы и газеты.

– О, обо мне не беспокойтесь, – ответила Таппенс.

Она прошла в указанную ей комнату, уютную и светлую. Широкие стеклянные двери вели из нее в сад. В комнате стояли кресла, на столах – вазы с цветами. На книжной полке, что висела на стене, лежали вперемешку новейшие романы и книги о путешествиях, а также те особенно любимые романы, которые обитательницы этого дома, возможно, с удовольствием перечитывали вновь и вновь. Журналы Таппенс увидела на низком столике.

В этот момент из всех кресел, стоящих в комнате, было занято только одно. В нем сидела старушка с гладко зачесанными седыми волосами, держа в руке стакан молока, на который она внимательно смотрела. У нее было миловидное лицо со свежим румянцем, и она дружелюбно улыбалась Таппенс.

– Доброе утро, – поздоровалась старушка. – Вы будете здесь жить или приехали в гости?

– Я приехала с визитом, – ответила Таппенс. – У меня здесь тетушка. Сейчас у нее мой муж. Мы подумали, что не стоит заходить двоим одновременно.

– Как это мило, что вы подумали об этом, – одобрительно заметила старушка. Она попробовала молоко. – Кажется... нет-нет, все в порядке. Может быть, вы хотели бы что-нибудь выпить? Чаю или кофе? Позвольте, я позвоню. Они здесь очень любезны.