— Благослови Бог, папа.

О'Брайен выключил свет и спустился вниз по лестнице в холл. Жена с матерью ушли в кино и вернутся только через час. В маленьком доме было тихо. «Вымыть посуду, оставшуюся после ужина, или досмотреть матч по боксу?» — подумал он. После непродолжительной борьбы с совестью победил бокс.

Он открыл дверь в гостиную и нахмурился. Не забыл ли он, уходя, погасить свет? Он всегда заботился об этом. Он остановился на пороге, но потом все-таки вошел в комнату и закрыл дверь. Едва он сделал три шага по направлению к телевизору, вдруг замер, почувствовав тревогу. Он считался человеком со стальными нервами, но, несмотря на всю его смелость, сердце его учащенно забилось, когда он увидел маленькую фигурку в черном, сидящую в кресле.

Фигурка была в тени, и сначала О'Брайену показалось, что это ребенок, но затем он заметил ноги в черных замшевых башмаках, которые на несколько дюймов не доставали до пола, и тощие голени со щиколотками. В них было что-то взрослое, и они не могли принадлежать ребенку. Он вздрогнул, будто встретил привидение. Волосы на затылке зашевелились. Ему удалось взять себя в руки, и он сделал пару шагов вперед.

— Какого черта? — зарычал было он, но резко прервался, когда блестящее дуло 38-го калибра нацелилось на него.

— Хэлло, сержант, — сказал хриплый голос. — Сожалею, что пришлось напугать вас. Не совершайте необдуманных поступков. На таком расстоянии я вряд ли промахнусь.

О'Брайен почувствовал, как по лицу его потек пот. Этот хриплый угрожающий голос мог принадлежать только одному человеку на свете. Много лет назад, когда О'Брайен служил еще полицейским патрульным в Нью-Йорке, он однажды столкнулся с Вито Феррари и эту встречу запомнил на всю жизнь. Иногда он даже видел Феррари во сне. Он всмотрелся в кресло. Феррари поднял голову так, чтобы свет торшера осветил его лицо. Двое мужчин напряженно смотрели друг на друга.

— Я вижу, вы помните меня, сержант, — сказал Феррари.

— Что вы здесь делаете? — спросил О'Брайен, не трогаясь с места.

Он знал, как смертельно опасен Феррари, и его первой мыслью было, что тот пришел убить его. Он не знал почему, но исполнитель синдиката никогда не наносил пустых визитов. Он наносил только деловые визиты.

— Садитесь, сержант, — сказал Феррари, указывая на кресло напротив. — Я хочу с вами поговорить.

Тот сел. Он был рад приглашению, так как чувствовал, что ноги начинают сдавать. Он подумал о сынишке, спящем наверху, о жене, которая должна через час вернуться. Впервые за всю свою карьеру он понял, что работа полицейского может таить опасность не только для него самого, но и для его семьи.

— Что вы делаете в Пасифик-Сити? — спросил он, стараясь, чтобы Феррари не заметил его страха. — Это же вне вашей сферы деятельности.

Феррари спрятал пистолет в плечевую кобуру под пиджаком. Но это не давало О'Брайену никакой надежды. Он знал, что Феррари успеет достать пистолет и убить его прежде, чем он сдвинется в кресле на несколько дюймов.

— Да, это вне сферы моей обычной деятельности, но я здесь по делу. Я приехал за Вайнером, — мягко сказал Феррари.

Положив ногу на ногу, он покачивал крошечным ботинком. О'Брайен встряхнулся и на какой-то момент опешил. Ему следовало бы сразу подумать о Вайнере, когда он увидел Феррари.

— Тогда вам не повезло, — сказал он. — Вайнер недостижим.

— Недостижимых людей не бывает, — возразил Феррари. — Только наивные люди могут так подумать. Лучше подскажите мне, как до него добраться.

О'Брайену была хорошо известна репутация Феррари. Он знал, что тот никогда не делал заявления, если не в состоянии выполнить его.

— Какие основания у вас думать, что я собираюсь вам об этом рассказывать?

— А какие основания у вас думать, что вы мне этого не расскажете?

О'Брайен уставился на него, чувствуя, как меняется в лице. Его большие руки сжались в кулаки.

— Как поживает ваш сынишка, сержант? — продолжал Феррари. — Я видел его сегодня утром. Хороший мальчик.

О'Брайен не ответил. Он чувствовал, что попал в западню. Он хорошо понимал, к чему клонит Феррари.

— Так будем говорить о Вайнере или нет? — спросил Феррари после затянувшейся паузы. — Не хотите ли вы нарисовать мне план, сержант?

— На этот раз вам не справиться, — хрипло ответил он. — И вы будете сумасшедшим, если попытаетесь.

Феррари пожал тощими плечами.

— Бросьте эту чепуху, — резко бросил он. — Когда Вайнер принимает вечернюю ванну?

— В десять часов, — машинально ответил О'Брайен и тут же спохватился: — Откуда вам известно, что он принимает вечером ванну?

— Я всегда изучаю прошлые привычки своих клиентов. Вечерняя ванна облегчает мою работу. В вашей комнате он один или вместе с охраной?

О'Брайен колебался, но недолго. Ему пригрозили худшим, чем его собственная смерть.

— Один.

— Опишите ванную комнату, пожалуйста.

— Такая же, как и любая другая. Она на втором этаже. В ней есть маленькое окошко с решеткой. Душ, шкафчик, ванна и туалет.

— Душ с занавеской?

— Вы попусту теряете время, Феррари. Не обманывайте сами себя. Вам не удастся попасть туда. Мышь и та не проскользнет незамеченной.

Феррари скривил губы в насмешливой улыбке.

— Я смогу проникнуть. Я уже осмотрел эти места. Ничего там страшного нет. Сегодня утром я уже все обошел.

— Вы лжете! — воскликнул потрясенный О'Брайен.

— Вы так думаете? О'кей, пусть я вру, — Феррари провел костлявым пальцем по всей длине носа. — Перед тем как Вайнер принимает ванну, комната обыскивается?

— Конечно.

— Кто ее обыскивает?

— Тот, кто дежурит в эту ночь.

— Когда вы дежурите, сержант?

О'Брайен глубоко вздохнул.

— Завтра вечером.

— Я надеялся на это. Теперь слушайте внимательно. Вот что вы сделаете. Когда Вайнер приготовится принять ванну, проведите обычный осмотр, но поосторожнее заглядывайте в душ. Именно там я и буду. Понятно?

О'Брайен вытер вспотевшее лицо платком.

— Вы сами не понимаете, что говорите. Вы не сможете проникнуть туда. Я не верю, что вы там были! Дорогу охраняют так тщательно, что кошка не пройдет незамеченной.

— А я и не ходил по дороге, — возразил Феррари. — Я поднимался по скале.

— Вы лжете! Никто не сможет подняться по этой скале без веревок и снаряжения.

Феррари улыбнулся.

— Вы забываете о моем таланте альпиниста.

И тут О'Брайен вспомнил, что ему говорили, что родители Феррари были акробатами и готовили его для выступления в цирке. Много лет назад он зарабатывал кучу денег аттракционом «человек-муха», публично демонстрируя трудные и опасные восхождения. Он однажды остановил движение на Бродвее, когда поднимался по стене небоскреба в целях рекламы.

— Я буду там, сержант, — продолжал Феррари. — Не сомневайтесь в этом. Так я могу на вас положиться?

О'Брайен собрался было что-то сказать, но так и не сказал.

— Колеблетесь? — мягко спросил Феррари. — Я удивлен. В конце концов, кто такой Вайнер? Дешевый, ненадежный негодяй. Вы же не станете рисковать жизнью своего прелестного сынишки ради такого подлеца, как он?

— Оставьте моего сына в покое, — хрипло сказал О'Брайен.

— С удовольствием, но я должен быть уверен, что могу положиться на вас. Вы знаете, сержант, что я никогда не блефую? Или его жизнь, или жизнь Вайнера. Выбирайте сами.

О'Брайен беспомощно смотрел на этого ужасного человечка. Если он сказал, либо жизнь его сына, либо жизнь Вайнера, то так и будет. Он также знал, что ничего не сможет сделать, чтобы помешать Феррари убрать Вайнера или убить его сына. Он знал, что Феррари не даст ему шанса убить себя: он был искуснее и быстрее сержанта. Феррари никому никогда попусту не грозил. Не было оснований предполагать, что на этот раз это пустая угроза.

— И давайте говорить прямо, — продолжал Феррари. — Не пытайтесь устроить мне ловушку. Может, у вас это и получится, но ваш сын не проживет и пяти минут после того, как вы меня предадите. С этого часа за каждым его движением будут наблюдать. Если со мной что-нибудь случится, он тоже будет убит. Я не хочу, чтобы это звучало драматично. Но это точно. Вы играете со мной прямо, и я буду играть с вами так же. Могу я положиться на вас?

Итак, в этой простой ситуации О'Брайену необходимо было сделать выбор между жизнью сына и жизнью Вайнера.

— Да, — сказал он вдруг окрепшим голосом, — вы можете положиться на меня.

Конрад был не совсем прав, когда сказал Форесту, что Фрэнсис и Пит влюбились друг в друга.

Пит, несомненно, влюбился в нее. Его любовь была чем-то, чего он раньше никогда не испытывал, и она подействовала на него с огромной силой. Но он трезво понимал, что это чувство никогда не встретится со взаимностью. Он ни на минуту не сомневался в бесконечной власти Маурера. Пит был в живых уже восемь дней и считал это великой милостью. Но он твердо знал, что, возможно, ему осталось всего несколько дней жизни, и с каждым часом этот срок все уменьшался. Любовь доставила Питу еще больше горечи, так как он понимал, что то всего лишь мимолетный сон, в котором его воображение играет главную роль. Всякий раз, когда он ловил взгляд Фрэнсис, сидящей в окруженном оградой саду, в то время как он стоял у окна своей комнаты, у него в голове возникали живые сцены того, что они могли быть вместе, если бы только не было такого человека, как Маурер, делающего все эти мечты невозможными.

Пит был совершенно ошеломлен, когда Конрад сказал ему, что если он хочет, то может гулять вместе с Фрэнсис.

— Кажется, она думает, что вы спасли ей жизнь, — сказал Конрад, шагая по комнате, где находился Вайнер. — Она хочет поговорить с вами. Ну, у меня нет возражений. А у вас?