Агата Кристи - Рождество Эркюля Пуаро

Голос Пуаро зазвучал громче.

– Всю свою жизнь, Сагден, вы носили в душе обиду на отца. Думаю, вы уже давно решили убить его. Вы родом из соседнего графства, недалеко отсюда. Не сомневаюсь, что ваша мать благодаря деньгам, полученным от Симеона Ли, смогла найти себе мужа, который сошел бы за отца ребенка. Вы идете служить в полицию Миддлшира и ждете подходящего момента. У суперинтенданта полиции громадные возможности совершить убийство и уйти от возмездия.

Сагден сделался белым как мел.

– Вы с ума сошли! В момент убийства меня даже не было в доме! – воскликнул он.

Пуаро покачал головой.

– Нет, вы убили его раньше, во время своего первого прихода в дом. После того, как вы ушли, его больше не видели живым. Сделать же это было проще простого. Верно, Симеон Ли ждал вас, но никогда не посылал за вами. Это вы позвонили ему и туманно намекнули на вероятную кражу. Вы сказали ему, что придете к нему где-то около восьми вечера, под предлогом, будто собираете пожертвования на приют.

У мистера Ли не возникло никаких подозрений. Он не знал, что вы его сын. Вы пришли и рассказали ему вашу басню про подмену алмазов. Он открыл сейф, дабы показать, что настоящие алмазы на месте. Вы извинились, перешли назад к камину, и когда он отвернулся, перерезали ему горло, зажав при этом ему рот, чтобы он не закричал. Для человека вашей комплекции сделать это – пара пустяков.

После чего вы взялись за место преступления. Достали из сейфа алмазы. Нагромоздили столы и стулья, лампы и бокалы и обвили их очень тонкой веревкой, которую, очевидно, принесли с собой. Кроме того, у вас с собой была бутылка со свежей кровью недавно убитого животного, в которую вы добавили немного цитрата натрия[30]. Этой кровью вы обрызгали комнату, а также добавили цитрата натрия в лужу крови, которая вытекла из раны на шее Симеона Ли.

Затем вы развели в камине огонь, чтобы тело оставалось теплым. После чего продели оба конца веревки сквозь узкую щель под оконной рамой и оставили их болтаться на стене. И, наконец, вышли из комнаты и повернули снаружи ключ в замке. Для вас было важно, чтобы никто, ни одна душа, не зашел в комнату.

Выйдя из дома, вы спрятали алмазы в одной из каменных ваз. Если их рано или поздно обнаружат, вам это только на руку, ибо подозрения падут на кого-нибудь из законных отпрысков Симеона Ли или их жен. В четверть девятого – вернее, чуть раньше – вы вернулись и, незаметно прокравшись к стене под окном комнаты мистера Ли, потянули за веревку. Тем самым вы обрушили сооруженную вами заранее пирамиду из мебели и фарфора. Все это с грохотом полетело на пол. Затем вы потянули за один конец веревки и обмотали ее вокруг себя, под пиджаком и жилетом.

Но у вас в запасе был еще один, заключительный штрих! – Пуаро повернулся к остальным. – Вы обратили внимание, что все из присутствующих по-разному описали крик умирающего Симеона Ли? По вашим словам, мистер Ли, это был крик человека, терпящего страшные муки. Ваша супруга, а также Дэвид Ли описали это как стенание души в преисподней. Миссис Дэвид Ли, наоборот, утверждала, что так мог кричать лишь тот, у кого вообще не было души. По ее словам, это был нечеловеческий крик, скорее даже животный. Ближе всех к истине был Гарри Ли. По его словам, как будто где-то рядом резали свинью.

Надеюсь, вы видели длинные розовые шары с нарисованными на них лицами? Их обычно продают на ярмарках, и называются они «умирающие свиньи». Когда воздух вырывается из шара и тот начинает сдуваться, он издает нечеловеческий вой. Это, Сагден, и был ваш заключительный штрих. Вы оставили в комнате такой шар. Горловину вы скрепили деревянной прищепкой, а прищепку присоединили к веревке. Стоило вам потянуть за ее конец, как прищепка отцепилась и шар начал сдуваться. Грохот мебели и звон бьющейся посуды увенчал вопль «умирающей свиньи».

С этими словами Пуаро вновь повернулся к присутствующим.

– Теперь вам понятно, что подобрала Пилар Эстравадос? Суперинтендант надеялся попасть в комнату первым, чтобы убрать кусочек резины прежде, чем его кто-то заметит. Впрочем, он быстро и, главное, в официальной манере отобрал его у Пилар. Но вспомните, он ни разу не упомянул этот эпизод. Что уже само по себе наводило на подозрения. Я услышал о нем от Магдалены Ли и задал суперинтенданту пару вопросов. Тот был к этому готов. Он отщипнул от сумочки для туалетных принадлежностей мистера Ли кусочек резины и показал его мне вместе с деревянной прищепкой. На первый взгляд, это соответствовало описанию – клочок резины и кусок дерева. Что – как я уже тогда понял – ровным счетом ничего не значило. Но мне не хватило ума сказать сразу: «Но ведь это ничего не значит! Этого не могло там быть, следовательно, суперинтендант Сагден лжет…» Нет, я по своей глупости пытался найти этим вещам какое-то объяснение. Лишь когда лопнул шар, с которым играла мадемуазель Эстравадос, когда она воскликнула, что, по всей видимости, подняла с пола в комнате Симеона Ли клочок лопнувшего шара, мне, наконец, открылась правда.

Надеюсь, теперь вы видите, как все прекрасно ложится одно к одному? Невероятная борьба, необходимая, чтобы ввести в заблуждение относительно момента смерти, запертая дверь – чтобы никто не обнажил тело раньше, чем нужно, крик умирающего… Теперь все логично и объяснимо. Все встало на свои места.

Увы, с того момента, как Пилар Эстравадос воскликнула про то, что клочок резины был лопнувшим шаром, она превратилась для убийцы в источник опасности. И если он, будучи внутри дома, услышал ее слова – что вполне вероятно, ибо голос у нее высокий и звонкий, а окна в доме были открыты, – в опасности оказалась она сама. Однажды мадемуазель Пилар уже заставила убийцу пережить неприятный момент. Говоря о старом мистере Ли, она сказала: «В молодости он наверняка был хорош собой, – и добавила, глядя в лицо Сагдену: – Как и вы». Она вложила в эти слова буквальный смысл, и Сагден это понял. Не удивительно, что он побагровел и едва не задохнулся от гнева. Это было так неожиданно и так опасно… После этого случая он всеми силами пытался взвалить вину на нее, но сделать это оказалось нелегко, ибо оставленная без наследства внучка не имела очевидного мотива убивать старика.

Позднее, когда Сагден, будучи в доме, услышал, как она своим высоким, чистым голосом воскликнула про лопнувший шар, он решился на крайние меры. Когда мы все сидели за столом, он подстроил в ее комнате ловушку. К счастью, та не сработала и Пилар чудом осталась жива…

Пуаро умолк. В комнате воцарилась гробовая тишина.

– И когда же ваша догадка переросла в уверенность? – тихо спросил Сагден.

– Меня терзали сомнения, пока я не принес домой накладные усы и не приложил их к портрету Симеона Ли. На меня с картины посмотрело ваше лицо, – сказал Пуаро.

– Пусть его душа гниет в аду. Я рад, что сделал это! – воскликнул Сагден.

– Пилар, наверное, тебе лучше остаться у нас, пока мы что-нибудь для тебя не придумаем, – сказала Лидия Ли.

– Вы так добры, Лидия, – робко ответила девушка. – Так милы… Вы легко прощаете людей, ни в чем их не упрекая.

– Я все еще называю тебя Пилар, хотя у тебя наверняка другое имя, – с улыбкой сказала Лидия.

– Да, на самом деле я Кончита Лопес.

– Кончита – тоже красивое имя.

– Нет, вы чересчур добры ко мне, Лидия. Но не волнуйтесь, я не стану злоупотреблять вашей добротой. Я собираюсь замуж за Стивена, и мы вместе уезжаем в Южную Африку.

– Что ж, все хорошо, что хорошо кончается, – вновь улыбнулась Лидия.

– Поскольку вы были так добры к нам, можно нам когда-нибудь приехать навестить вас – например, на Рождество? И тогда у нас будет все: и хлопушки, и горящий изюм, и блестящие игрушки на елке, и крошечные снеговики, так ведь? – робко спросила Кончита.

– Конечно же! Приезжайте и вкусите настоящего английского Рождества.

– Это было бы замечательно! Потому что это Рождество было совсем не веселым, ведь так?

– Верно, это Рождество было совсем не веселым, – вздохнув, согласилась Лидия.

– До свидания, Альфред. Вряд ли ты будешь часто меня видеть. Я уезжаю на Гавайи. Всегда мечтал поселиться там, как только у меня появятся деньги, – сказал Гарри.

– До свидания, Гарри. Думаю, там тебе будет хорошо. Очень на это надеюсь, – сказал Альфред.

– Извини, старина, что я раздражал тебя, – смущенно произнес Гарри. – Просто у меня такое чувство юмора. Не могу удержаться, чтобы кого-нибудь не подколоть.

– Мне тоже стоит научиться не обижаться на шутки, – признался Альфред.

– Ну что ж, пока! – с облегчением произнес Гарри.

– Дэвид, мы с Лидией решили продать этот дом. Я подумал, вдруг ты захочешь оставить себе что-нибудь из вещей матери – ее кресло или скамеечку для ног… Ты ведь всегда бы ее любимцем, – сказал Альфред.

Дэвид на минуту задумался.

– Спасибо тебе, Альфред, – медленно произнес он. – Но, знаешь, мне почему-то не хочется ничего брать из этого дома. Пожалуй, будет лучше, если я окончательно порву с прошлым.

– Да, я понимаю. Возможно, ты прав, – сказал Альфред.

– До свидания, Альфред. До свидания, Лидия. Страшно подумать, через что мы прошли. А ведь впереди еще суд… Полагаю, эта некрасивая история непременно наделает шуму. Это же надо! Сагден – сын моего отца! – сказал Джордж. – Нет, это нам совершенно ни к чему. Тебе не кажется, что было бы лучше, если б он признался, что он коммунист и ненавидел моего отца за то, что тот был капиталистом? Или что-то в этом роде…