— Вы хотите, чтобы убийца избежал наказания? — спросил Пуаро.

— Во всем мире на свободе гуляет сейчас, наверное, множество непойманных убийц.

— В этом я с вами согласен.

— Одним больше, одним меньше — разве это имеет значение?

— А что будет с остальными членами семьи? С теми, кто не виноват?

— А что может быть с ними? — удивилась Лидия.

— Понимаете, если все выйдет так, как вам хочется, и никто никогда не узнает правды, то подозрения будут висеть над каждым из членов семьи.

— Я не подумала об этом, — ответила Лидия.

— Никто никогда не узнает, кто преступник, — тихо повторил Пуаро и добавил, — хотя вы, наверное, уже знаете это, мадам?

— Вы не имеете права так говорить! — воскликнула она. — Это неправда! О, если бы только это был посторонний человек, а не член семьи!

— Возможно и то, и другое, — пробормотал Пуаро.

— Что вы имеете в виду? — она уставилась на него.

— Только то, что убийцей мог быть член семьи и в то же время человек посторонний… Я вижу, вы меня понимаете. Да, такая мысль может прийти в голову только Эркюлю Пуаро.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Так что же, мадам, мне ответить мистеру Ли?

Лидия беспомощно всплеснула руками.

— Конечно… конечно, вы должны принять его предложение.

IV

Пилар стояла посреди музыкальной комнаты. Она бросала испуганные взгляды в разные стороны. Всем своим видом Пилар напоминала затравленного зверька, в страхе ожидающего неожиданного нападения.

— Как мне хочется уехать отсюда! — воскликнула она.

— Не вы одна, — мягко произнес Стивен Фарр, — чувствуете себя так же. Но они не дадут нам уехать, дорогая моя.

— Вы имеете в виду полицию?

— Да.

— Очень неприятно быть замешанным в историю, — серьезно заметила Пилар. — Такого не должно происходить с респектабельными людьми.

— Вы говорите о себе? — улыбнулся Стивен.

— Нет, я имею в виду Альфреда и Лидию, Дэвида, Джорджа, Хильду и… да, и Магдалену тоже.

Стивен зажег сигарету, затянулся несколько раз и лишь потом уж осведомился:

— Почему же не всех?

— Что вы говорите?

— Я говорю, почему вы не упомянули о Гарри?

Пилар засмеялась, обнажив белые, ровные зубы.

— О, Гарри — это совсем другое дело! Я думаю, ему не впервой иметь дело с полицией.

— Возможно, вы правы. Он как-то не очень вписывается в семейный интерьер. А вам нравятся, — продолжал он, — ваши английские родственники, Пилар?

— Они добры, — колеблясь, ответила Пилар, — они все очень добры ко мне. Но они все какие-то мрачные, не смеются и даже не улыбаются.

— Милая моя, чего же вы хотите, в доме только что произошло убийство!

— Д-да, конечно, но…

— Убийство, — наставительно произнес Стивен, — не такое уж каждодневное событие, чтобы говорить, о нем таким безразличным тоном. В Англии к каждому убийству относятся гораздо серьезнее, нежели у вас в Испании.

— Вы смеетесь надо мной… — обиделась Пилар.

— Ничуть не бывало, — возразил Стивен. — Мне вовсе не до смеха.

Пилар посмотрела на него.

— А вам тоже хочется уехать отсюда?

— Да.

— А этот высокий красивый полицейский вас не отпускает?

— Я его об этом не спрашивал. Но если бы я и сделал так, я больше, чем уверен, что он ответил бы отказом. Мне приходится следить за каждым своим шагом, Пилар, и быть очень, очень осторожным.

— Это, наверное, утомительно, — заметила Пилар, кивнув головой.

— Это больше, чем утомительно, моя дорогая. Хуже всех этот маленький иностранец, который повсюду сует свой нос. Ничего плохого я о нем сказать не могу, но он меня раздражает.

Пилар вдруг нахмурилась.

— Мой дедушка был ведь очень, очень богат, не правда ли?

— Да, вроде бы.

— К кому теперь перейдут эти деньги? К Альфреду и другим?

— Все зависит от его завещания.

— Он мог бы оставить и мне немного денег, — задумчиво проговорила Пилар, — но боюсь, он этого не сделал.

— Все будет в порядке, — успокоил ее Стивен. — В конце концов, вы член семьи. Они должны будут позаботиться о вас.

— Я… член семьи, — вздохнула Пилар. — Забавно. Хотя нет, это совсем не забавно.

— Наконец-то вы хоть что-то находите не смешным.

Пилар снова вздохнула.

— Как вы думаете, если мы заведем граммофон, сможем мы танцевать?

— Не думаю, что это будет очень хорошо, — засомневался Стивен. — В доме траур. Эх вы, бессердечная испанская плутовка!

Пилар широко раскрыла глаза.

— Но я совсем не ощущаю горя. Я ведь, в сущности, не знала дедушку и, хотя я любила поболтать с ним, вовсе не собираюсь лить слезы и горевать из-за того, что он умер. Было бы глупо притворяться.

— Вы просто восхитительны! — воскликнул Стивен.

— Мы могли бы положить в граммофон какие-нибудь чулки или перчатки, — продолжала уговаривать его Пилар, — и тогда звук будет тише. Никто, кроме нас, его не услышит.

— Ну хорошо, так и быть, пойдемте, искусительница.

Она радостно засмеялась и выбежала из комнаты. Стивен последовал за ней.

Свернув в картинную галерею, которая вела к саду, Пилар внезапно остановилась, как вкопанная. Рядом с ней остановился и Стивен.

В лучах солнца, падающих с террасы, стоял Эркюль Пуаро и внимательно изучал портрет, снятый им со стены. Подняв голову, он увидел молодых людей.

— Ага! — сказал он. — Вы появились как раз вовремя.

— Что вы делаете? — осведомилась Пилар.

Она подошла к нему вплотную.

— Я занимаюсь очень важным делом, — серьезно заметил Пуаро. — Изучаю лицо Симеона Ли в молодости.

— О, значит, это мой дедушка?

— Да, мадемуазель.

Она внимательно вгляделась в лицо на портрете.

— Как же он изменился… как изменился. Стал таким старым, высохшим. А здесь он похож на Гарри, каким тот был, наверное, лет десять назад.

Эркюль Пуаро кивнул.

— Да, мадемуазель. Гарри Ли унаследовал много черт своего отца. Теперь взгляните сюда… — Он провел ее по галерее. — Здесь, мадемуазель, вы видите вашу бабушку — вытянутое спокойное лицо, очень светлые волосы, кроткие голубые глаза.

— Как похожа на Дэвида! — вздохнула Пилар.

— А взгляд, как у Альфреда, — вставил Стивен.

— Наследственность — интересная вещь, — заметил Пуаро. — Мистер Ли и его жена были диаметрально противоположными типами людей. Большинство их детей пошло в мать, а не в отца. Взгляните сюда, мадемуазель!

Он указал на портрет девушки лет девятнадцати с золотистыми волосами и большими голубыми глазами. Она была чем-то похожа на жену Симеона Ли, но в ней были живость и веселье, чего при всем желании нельзя было обнаружить в кротких глазах и мягких чертах лица Аделаиды Ли.

— О! — воскликнула Пилар.

Кровь бросилась ей в лицо.

Она подняла руку и сняла с шеи медальон на длинной золотой цепочке. Нажав на замок, она раскрыла его, и Пуаро увидел то же смеющееся лицо.

— Моя мать, — сказала Пилар.

Пуаро кивнул. На противоположной стенке медальона был помещен портрет молодого красивого черноволосого мужчины с темно-синими глазами.

— Ваш отец?

— Да, это мой отец. Он очень красив, не правда ли?

— Вы правы. Не так уж много найдешь синеглазых испанцев, верно, сеньорита?

— На севере Испании такое иногда встречается. И потом, мать моего отца была ирландкой.

— Значит, — задумчиво констатировал Пуаро, — значит, в вас есть испанская, английская, ирландская кровь и немного цыганской. Знаете, что я думаю, мадемуазель? С такой наследственностью вы были бы опасным врагом!

— А помните, — засмеялся вдруг Стивен, — что вы сказали мне тогда в поезде, Пилар? Что будь у вас враг, вы жестоко расправились бы с ним, перерезали бы ему горло… О, господи!..

Он внезапно замолчал, осознав всю важность своих слов.

Эркюль Пуаро поспешил перевести разговор на другую тему.

— Ах, да, сеньорита, — сказал он, — я собирался вас кое о чем спросить. Мне нужен ваш паспорт. Собственно говоря, даже не мне, а моему другу суперинтенданту. Вы знаете, для иностранцев в этой стране существуют разнообразные полицейские правила — большей частью довольно глупые, но необходимые. А вы, по закону, иностранка.

Пилар подняла брови.

— Мой паспорт? Да, ради бога. Он в моей комнате.

Шагая рядом с ней, Пуаро бормотал извинения.

— Мне чрезвычайно неловко беспокоить вас. Это всего лишь пустая формальность, но все-таки…

Они прошли в дальний конец галереи, по лестнице поднялись наверх и прошли к комнате Пилар.

Остановившись у двери, девушка сказала:

— Подождите, сейчас я его вам вынесу.

Она скрылась в комнате. Пуаро и Стивен Фарр остались ждать снаружи.

— Угораздило же меня сморозить такую глупость! — полный раскаяния воскликнул Фарр. — Как вы думаете, может, она это не заметила?

Пуаро не отвечал. Он держал голову немного набок, как бы к чему-то прислушиваясь.

— Англичане удивительно любят свежий воздух, — пробормотал он. — Мисс Эстравадос, должно быть, унаследовала эту черту.

— Почему вы так думаете? — удивился Стивен.

— Она только что открыла окно в своей комнате. И это несмотря на столь холодную погоду сегодня — собачий холод, как вы говорите. До чего доводит людей страсть к свежему воздуху!

Внезапно из комнаты донеслось резкое испанское восклицание, и появилась сконфуженно улыбающаяся Пилар.

— Господи, до чего же я неуклюжа! — воскликнула она. — Моя сумочка была на подоконнике, а я так быстро рылась в ней, что уронила паспорт за окно. Он там внизу, на клумбе. Я сбегаю за ним.