– Но ведь вы все же лежите на солнышке… Вы живы… Вы чудом избежали смерти…

– Да, чудом. Как вы не понимаете, что смерть была бы мне избавлением?

Нет, она не понимала. Для нее я изъяснялся на иностранном языке. Она робко спросила:

– Наверное, вам постоянно… очень больно? Да?

– Время от времени меня действительно мучают сильные боли, но я желаю смерти не из-за этого. Изабелла, неужели вы не понимаете? Мне не для чего жить!

– Но… простите мне мою глупость… разве обязательно жить для чего-то? Зачем? Разве нельзя просто жить?

От такой простоты у меня перехватило дыхание… И вдруг я сделал неловкое движение, пытаясь повернуть кресло, коляска задела флакончик с ярлыком, на котором было написано: «Аспирин», стоящий рядом со мной на земле. Колпачок отлетел, и маленькие белые таблетки рассыпались по траве.

Я чуть не закричал. Мой голос звучал неестественно, почти срываясь на истерику:

– Их нельзя терять… ох, поднимите их… найдите… соберите…

Изабелла встала на колени и принялась проворно собирать таблетки. Повернув голову, я заметил, что из дома к нам направляется Тереза. Сдавленным голосом, чуть не рыдая, я выкрикнул:

– Тереза идет!..

И тут, к моему изумлению, Изабелла сделала то, чего я никак от нее не ожидал.

Мгновенно, но без суеты и спешки она развязала цветной шарф, прикрывавший вырез ее летнего платья, и легким движением набросила его на рассыпанные по траве таблетки… И заговорила как ни в чем не бывало, словно продолжая прерванный разговор:

– Так что, видите ли, может быть, все изменится, когда вернется Руперт…

Подойдя к нам, Тереза спросила:

– Хотите чего-нибудь выпить?

Я что-то промямлил в ответ. Повернувшись, чтобы уходить, Тереза наклонилась, собираясь поднять шарф. Изабелла неторопливо сказала:

– Пожалуйста, не трогайте его, миссис Норрис. Он так красиво смотрится на траве!

Тереза улыбнулась и вошла в застекленную дверь.

Я в изумлении уставился на Изабеллу:

– Зачем вы это сделали, дорогая моя?

Она ответила мне застенчивой улыбкой:

– Я подумала, что вам не хочется, чтобы она видела таблетки…

– Вы правильно подумали, – мрачно ответил я.

Дело в том, что еще в больнице, едва начав поправляться, я разработал план спасения. Я ясно представлял свое беспомощное состояние и полнейшую зависимость от других. Необходимо было иметь под рукой средство, с помощью которого можно уйти…

Пока мне кололи морфий, я был бессилен. Но настало время, когда уколы заменили снотворным в форме микстур или таблеток. Нельзя было упускать такую возможность. Вначале я мучился, поскольку мне давали хлорал в жидком виде. Однако позднее, когда я уже был передан на попечение Роберта и Терезы и врачи навещали меня реже, мне выписали снотворные таблетки – кажется, секонал, а может, амитал. Во всяком случае, мне настоятельно советовали пытаться постепенно отказываться от снотворных, но одна-две таблетки лежали у меня под рукой на случай бессонницы. Мало-помалу я пополнял свои запасы. Я продолжал жаловаться на бессонницу, и врач выписывал мне новые рецепты. Ночь за ночью проводил я без сна, терпя мучительные боли. Меня поддерживало только одно: сознание того, что ворота к спасению открываются все шире. Ко времени моего рассказа я уже накопил более чем достаточно таблеток для того, чтобы осуществить задуманное.

Однако, когда замыслы мои осуществились, я уже не чувствовал насущной потребности немедленно ставить точку. Мне уже хотелось немного подождать. Однако тянуть долго я не собирался.

В те ужасные секунды, когда таблетки рассыпались и подошла Тереза, над моими планами нависла реальная угроза; я боялся, что придется отложить или даже вообще отменить то, что я задумал… Быстрая реакция Изабеллы спасла меня. После ухода Терезы она собрала таблетки и положила их во флакон. Потом подала его мне.

Поставив таблетки на обычное место, я перевел дух.

– Спасибо, Изабелла! – произнес я с чувством.

Она не выразила ни беспокойства, ни любопытства. Она обнаружила достаточную проницательность, заметив мое волнение, и пришла мне на помощь. Мысленно я извинился перед ней за то, что раньше счел ее слабоумной. Она совсем не дура!

Но что она подумала? Ведь ясно же, она не могла не понять, что в моем флаконе был вовсе не аспирин!

Я посмотрел на нее. По ее лицу невозможно было понять, о чем она думает. Да, непростая девушка…

Вдруг я вспомнил сказанные ею слова. Они пробудили мое любопытство.

– Кто такой Руперт? – спросил я.

– Мой двоюродный брат.

– То есть лорд Сент-Лу?

– Да. Наверное, он скоро приедет. Во время войны он был в Бирме. – Помолчав, она добавила: – Наверное, он приедет, чтобы поселиться здесь… вы ведь знаете, замок принадлежит ему. Мы его только арендуем.

– Мне просто стало интересно, – объяснил я, – почему вы вдруг заговорили о нем.

– Мне просто нужно было что-нибудь сказать, чтобы показалось, будто мы разговариваем. – Она еще немного подумала. – Наверное… Я заговорила о Руперте потому, что я постоянно думаю о нем…

Глава 9

До тех пор лорд Сент-Лу был для меня пустым звуком, абстракцией. Отсутствующий владелец замка Сент-Лу… Теперь он обретал осязаемые формы. Я начал наводить о нем справки.

Днем зашла леди Трессильян. Она принесла мне книгу, которая, по ее словам, «должна была меня заинтересовать». Я сразу понял, что принесенная ею книга вряд ли пробудит мой интерес. Написанная бойким слогом книжица в бодряческом тоне пыталась убедить читателя, будто каждый может изменить мир к лучшему, если будет лежать на спине, размышляя о прекрасном. Леди Трессильян, мучимая неосуществленным материнским инстинктом, всегда приносила мне что-нибудь почитать. Она вбила себе в голову, что я должен стать писателем. Раздобыла мне по меньшей мере три заочных курса под названием «Как за двадцать четыре урока стать писателем» и прочую дребедень в таком роде. Она принадлежала к числу тех славных, добрых женщин, которые просто не в состоянии пройти мимо страдальца, не утешив его. Такие женщины не способны понять, что можно предоставить кого-то самому себе.

Она не внушала мне антипатии, но я всячески старался уклониться от ее услуг. Иногда мне на помощь приходила Тереза, но чаще она просто улыбалась и нарочно бросала меня на произвол судьбы. Когда впоследствии я ее за это ругал, она заявляла: иногда раздражители действуют благотворно.

В тот день Терезы не оказалось дома – она занималась предвыборной агитацией, так что ускользнуть я не сумел.

Вздохнув, леди Трессильян поинтересовалась, как я себя чувствую, и отметила, что выгляжу я гораздо лучше, чем прежде. Я поблагодарил ее за книгу, сказав, что она наверняка меня заинтересует. После этого мы перешли к местным новостям. Тогда все они сводились к политике. Она рассказала мне, как проходят предвыборные собрания и как ловко Габриэль отвечает на каверзные вопросы. Потом она принялась рассуждать о том, чего в действительности хочет народ, и как будет ужасно, если все национализируют, и какого мнения фермеры о централизованных закупках молока… Точно такой разговор мы вели за три дня до того.

Однако тут, после короткой паузы, леди Трессильян со вздохом заметила:

– Скорее бы Руперт возвращался!

– А что, он собирается приехать? – спросил я.

– Да. Там, в Бирме, его ранили. Знаете, просто нехорошо, что в газетах практически ни слова о Четырнадцатой армии! Некоторое время он находился в госпитале, и теперь ему полагается большой отпуск. Здесь его ждет масса дел. Мы все старались как могли, но жизнь не стоит на месте, условия постоянно меняются.

Я высказал предположение, что из-за налогов и прочих трудностей лорду Сент-Лу, вероятно, вскоре придется распродать часть своих земель.

– Земля у моря годится под застройку, но так не хочется, чтобы там наплодили еще этих жутких домишек! – вторила мне леди Трессильян.

Я согласился: действительно, те, кто строили новое жилье в районе Истклифф, явно не испорчены чувством прекрасного.

– Мой зять, седьмой лорд Сент-Лу, – продолжала моя собеседница, – передал ту землю городу. Он хотел, чтобы землю передали в общественное пользование, но даже и не думал принимать какие-либо особые меры предосторожности. В результате городской совет по кусочкам распродал весь участок под застройку. Так нечестно с их стороны! Ведь мой зять рассчитывал, что ее будут использовать совершенно по-иному.

Я спросил, собирается ли лорд Сент-Лу переселиться сюда насовсем.

– Не знаю. Он не говорил ничего определенного. – Она снова вздохнула. – Надеюсь, что да… очень надеюсь… Последний раз он был у нас в возрасте шестнадцати лет, – продолжала она. – Он обычно приезжал к нам на каникулы, когда учился в Итоне. Его мать – уроженка Новой Зеландии, очаровательная была девушка… Овдовев, она переселилась к родне в Новую Зеландию и взяла сына с собой. Ее невозможно ни в чем упрекнуть, однако мне жаль, что мальчик не рос в поместье, которое принадлежало ему по праву рождения. Боюсь, когда он приедет, с ним нелегко будет найти общий язык. Конечно, все меняется… – На ее славном круглом лице проступило выражение беспокойства и огорчения. – Мы сделали все, что смогли. Налог на наследство очень велик. Отец Изабеллы погиб в прошлую войну. Замок пришлось сдавать внаем. Мы с Адди и Мод сложили наши доходы и сумели сами снять Сент-Лу – насколько такой выход лучше, чем сдавать его посторонним людям… Замок стал родным домом для Изабеллы. – Она немного повеселела и доверительно наклонилась ко мне. – Наверное, я слишком сентиментальна, но я так надеюсь на то, что Изабелла и Руперт… то есть, я хочу сказать, их брак был бы идеальным выходом из положения…