Он неожиданно рассмеялся.

— Не обращайте на меня внимания. Просто мне надо было выпустить пар. — Он посмотрел в окно. — Какой-то невсамделишный, пряничный замок… Три старые каркающие вороны… и девушка будто палку проглотила… такая чопорная, что и слова не вымолвит. Видно, из тех, кто почувствует горошину сквозь ворох перин.

Я улыбнулся.

— Мне всегда казалось, что «Принцесса на горошине»[46] — чересчур уж разумный образ.

Гэбриэл ухватился за эти слова.

— Вот-вот! Принцесса! Именно так она и держится! И они относятся к ней, будто она королевской крови!.. Прямехонько из волшебной сказки… Только никакая она не принцесса. Обыкновенная девушка из плоти и крови. Достаточно посмотреть на ее рот!

В этот момент появились Тереза и Карелейк. Вскоре наши посетители откланялись.

— Жаль, что он ушел, — сказала Тереза. — Мне хотелось бы с ним поговорить.

— Думаю, нам теперь придется видеть его часто.

Тереза внимательно посмотрела на меня.

— А ты заинтересовался! — заметила она. — Верно?

Я немного задумался.

— Это же первый раз! — воскликнула она. — Самый первый! С тех пор как мы сюда приехали, я впервые вижу, что ты проявляешь к чему-либо интерес.

— Вероятно, политика интересует меня больше, чем я предполагал.

— О нет! — заявила Тереза. — Это не политика. Тебя заинтересовал человек.

— Да, он, безусловно, личность яркая, — признал я. — Как жаль, что Гэбриэл так уродлив!

— Пожалуй, он уродлив, — задумчиво сказала Тереза, — но в то же время очень привлекателен. Не смотри на меня так удивленно. Он и в самом деле привлекателен. Это сказала бы тебе любая женщина.

— Ну и ну! Поразительно! Никогда бы не подумал, что подобный тип привлекает женщин!

— И ошибся бы, — заявила Тереза.

Глава 6

На следующий день к нам пришла Изабелла Чартерис с запиской для капитана Карслейка от леди Сент-Лу. Я был на садовой террасе, залитой солнцем. Выполнив поручение, Изабелла вернулась в сад и, пройдя вдоль террасы, села около меня на каменную резную скамью.

Будь это леди Трессилиан, я мог бы заподозрить в этом проявление жалости, словно к хромой собаке. Но Изабелла не выказывала никакого интереса к моему положению. Вообще я не встречал человека, у которого интерес к окружающему отсутствовал бы в такой степени. Какое-то время Изабелла сидела, не проронив ни слова. Потом неожиданно сказала, что ей нравится солнце.

— Мне тоже, — отозвался я. — Однако вы не очень загорели.

— Я сильно не загораю.

Кожа Изабеллы в ярком солнечном свете была восхитительна и напоминала белизну цветка магнолии. Я невольно отметил гордую посадку головы девушки и понял, почему Гэбриэл назвал ее принцессой. Мысль о Гэбриэле заставила меня спросить:

— Вчера майор Гэбриэл обедал у вас, не правда ли?

— Да.

— Вы были на собрании, в Спортивном комплексе?

— Да.

— Почему-то я вас не видел.

— Я сидела во втором ряду.

— Вам было интересно?

Изабелла задумалась, прежде чем ответить.

— Нет, — наконец сказала она.

— Зачем же вы туда ходили?

— Мы всегда так делаем.

— Вам нравится здесь жить? — полюбопытствовал я. — Вы счастливы?

— Да.

Мне неожиданно пришла в голову мысль, как редко мы получаем четкий односложный ответ на подобный вопрос. Большинство людей было бы многословно, и обычные ответы звучали бы приблизительно так: «Мне нравится быть у моря» или «Я люблю деревню», «Мне здесь нравится». А эта девушка ограничилась коротким «да», и прозвучало оно убедительно.

Изабелла перевела взгляд на замок и чуть заметно улыбнулась. Я вдруг понял, кого она мне напоминает — «дев Акрополя»[47], пятый век до Рождества Христова! У Изабеллы была такая же, как у них, прелестная, неземная улыбка.

Значит, Изабелла Чартерис, живя в замке Сент-Лу с тремя старухами, вполне счастлива. Это спокойное уверенное счастье, владевшее девушкой, было почти осязаемо. Почему-то мне вдруг стало страшно за нее.

— Вы всегда были счастливы, Изабелла? — спросил я, хотя заранее знал, что она ответит. Еще до того как она, немного подумав, сказала: «Да».

— И в школе тоже?

— Да.

Я как-то не мог представить себе Изабеллу в школе. Она была совершенно непохожа на обычную ученицу английских школ-интернатов, хотя, конечно, школьницы бывают разные.

Через террасу пробежала белка; села и замерла, уставившись на нас. Потом, заверещав, легко взбежала вверх по дереву.

Мне вдруг показалось, будто калейдоскоп вселенной качнулся, и в нем сложился совсем другой узор. Это был мир простых ощущений, где существование было всем, а мысль и раздумья — ничем. Здесь были утро и вечер, день и ночь, еда и питье, холод и жара, движение, цель — мир, в котором сознание еще не осознало себя. Мир белки; зеленой, тянущейся кверху травы; деревьев, которые живут, дышат. В этом мире у Изабеллы было свое место. Как ни странно, я, изуродованный, жалкий обломок, — я тоже мог бы найти в нем свое место.

Впервые после моего несчастья я перестал внутренне бунтовать… Горечь крушения надежд, болезненная стеснительность покинули меня. Я больше не был тем Хью Норрисом, выброшенным на обочину активной и осмысленной жизни. Новый Хью Норрис был калекой, который тем не менее во всей полноте чувствовал и солнечный свет, и живой, дышащий окружающий мир, и свое собственное ритмичное дыхание… Чувствовал, как этот день — один из дней вечности — завершая свой бег, клонится к вечеру, ко сну…

Ощущение продлилось недолго. Всего на одну-две минуты мне открылся мир, частью которого был и я. По-видимому, в этом мире Изабелла жила постоянно.

Глава 7

На второй или третий день после этого в гавани Сент-Лу с пирса упал ребенок. Группа ребятишек играла на краю причала. Маленькая девочка, разыгравшись, с криком рванулась вперед, споткнулась и упала в воду с двадцатифутовой высоты. Прилив в этот час был еще не полным, но глубина воды у причала уже достигала двенадцати футов[48].

Майор Гэбриэл, случайно оказавшийся рядом, бросился в воду вслед за девочкой. На пирсе столпилось человек двадцать пять. В дальнем конце его, у ступеней рыбак столкнул лодку и стал быстро грести, спеша на помощь, но, прежде чем он достиг цели, другой мужчина, сообразив, что майор Гэбриэл не умеет плавать, прыгнул в воду.

Происшествие закончилось благополучно: и ребенок и Гэбриэл были спасены. Девочка была без сознания, но ей быстро сделали искусственное дыхание. Ее мать в истерике буквально повисла на шее майора Гэбриэла, с плачем выкрикивая слова благодарности и призывая на него благословение. Гэбриэл пробормотал, что ничего такого особенного не сделал, похлопал ее по плечу и поспешил в «Герб Сент-Лу» переодеться в сухую одежду и выпить спиртного.

В конце дня к нам зашел на чашку чаю Карслейк и привел с собой Гэбриэла.

— В жизни не встречал подобного мужества! — восторженно воскликнул Карслейк. — Не раздумывал ни минуты! А ведь легко мог утонуть И удивительно, что этого не случилось!

Сам Гэбриэл держался скромно и не склонен был переоценивать свои заслуги.

— Глупее ничего не придумаешь, — сказал он, — лучше было бы броситься за помощью или схватить лодку. Беда в том, что действуешь не раздумывая.

— Когда-нибудь вы зайдете слишком далеко в своем лихачестве, — довольно сухо произнесла Тереза.

Гэбриэл метнул на нее быстрый взгляд.

Когда Тереза, собрав чайную посуду, вышла из комнаты, а Карслейк поспешил уйти, сославшись на срочную работу, Гэбриэл озабоченно сказал:

— Она очень сообразительна, верно?

— Кто?

— Миссис Норрис. Понимает, что к чему. Ее не проведешь Мне надо быть поосторожнее. Как я выглядел? — неожиданно спросил он. — Я все говорил, как надо?

— Господи, о чем это вы? — удивился я. — Что вы имеете в виду?

— Свое поведение. Как я себя держал? Все было правильно, да? Ну то, что я показывал, будто случившееся — ничего особенного! Выглядело, как будто я — просто-напросто осел? Правда? — Он, как всегда, очаровательно улыбнулся. — Вы не имеете ничего против моих расспросов, верно? Для меня очень важно знать, правильное ли я произвожу впечатление.

— Вам обязательно нужно рассчитывать все наперед? Разве нельзя просто быть естественным?

— Это вряд ли поможет, — серьезно возразил он. — Не могу же я, потирая от удовольствия руки, сказать: «Какая удача!»

— Удача? Вы и правда так думаете?

— Дорогой мой, да я все время этого ждал! Весь настроился на то, чтобы произошло нечто подобное! Ну знаете, как это бывает: ребенка выхватить из-под колес, или пожар, или лошади вдруг понесут… Для таких случаев, которые вышибают слезу, особенно подходят дети. Газеты столько пишут о несчастных случаях. Ну и ждешь, думаешь, вот-вот что-нибудь такое подвернется. Но… не подворачивается! То ли невезение, то ли пострелята в Сент-Лу чертовски осторожные…

— Но вы ведь не давали ребенку шиллинг, чтобы он бросился в воду, правда же? — спросил я.

Гэбриэл принял мое замечание всерьез и ответил, что все случилось само собой.

— К тому же я бы не стал так рисковать! Ребенок скорее всего рассказал бы своей матери — и что бы тогда из этого вышло? Нет, девчонка сама упала в воду.

Я расхохотался.

— Скажите, это правда, что вы не умеете плавать?

— Немного могу продержаться. Пожалуй, взмаха три руками сделаю.

— В таком случае разве ваш поступок не был ужасным риском? Вы ведь могли утонуть!

— Наверное, мог… Однако послушайте, Норрис, ведь не бывает, чтобы и овцы целы, и волки сыты. Просто невозможно совершить что-нибудь героическое, если вы не готовы в той или иной степени рискнуть. К тому же там было много народу. Конечно, никому из них не хотелось лезть в воду, но все-таки кто-нибудь что-нибудь бы да предпринял. Если не ради меня, то ради ребенка… И там были лодки. Парень, который бросился в воду после меня, поддерживал девочку, а рыбак подплыл на лодке еще до того, как я стал тонуть. В любом случае искусственное дыхание возвращает к жизни, даже если изрядно нахлебаешься воды.