Джоан осуждающе взглянула на нее.

– Неужели, Бланш, – воскликнула она, – как ты могла?

– Я гадина, правда? – тихо спросила Бланш. – Конечно, я не сомневалась, что им будет хорошо с Томом. Он их обожал. Он женился на хорошей, добропорядочной девушке, которая подходила ему больше, чем я. Она заботилась о том, чтобы он хорошо питался, чинила ему нижнее белье и все такое. Милый Том, он всегда был баловнем. На протяжении многих лет он присылал мне открытки к Рождеству и Пасхе. Очень мило с его стороны, как ты думаешь?

Джоан не ответила. В ее голове вертелось множество самых разных мыслей. И главной было удивление по поводу того, что это Бланш Хэггард, благополучная, веселая девчонка, одна из лучших учениц в школе Сент-Энн. Неряшливая женщина, сидевшая перед ней, не стеснялась рассказывать такие мерзкие подробности своей жизни, да еще таким грубым языком! Ведь Бланш Хэггард когда-то получила медаль в Сент-Энн по английскому!

Бланш вернулась к предыдущей теме:

– Надо же, малышка Барбара Рэй твоя дочь, Джоан. Вот как люди все извращают. Вбили себе в голову, что она была так несчастлива дома, что вышла замуж за первого встречного, который предложил ей уехать.

– Какая чушь. Откуда пошли эти сплетни?

– Понятия не имею. Но в чем я совершенно уверена, так это в том, что ты, Джоан, всегда была замечательной матерью. Не могу вообразить тебя сердитой или холодной.

– Очень мило с твоей стороны, Бланш. Думаю, я могу сказать, что мы всегда делали все возможное, чтобы у детей был теплый дом, где они живут счастливо. Знаешь, я думаю, очень важно стать другом своим детям.

– Да, это верно – для тех, кто так может.

– О, это нетрудно. Нужно лишь помнить собственную юность и ставить себя на их место. – Джоан чуть наклонилась к бывшей подруге. – Мы с Родни всегда старались так делать.

– Родни? Подожди, ты же вышла замуж за адвоката, так? Да, конечно, я ходила в их фирму, когда Гарри пытался получить развод у той ужасной женщины. Я полагаю, что мы видели твоего мужа – Родни Скюдамора. Такой любезный, добрый, понимающий. И ты оставалась с ним все эти годы? Никакого разнообразия.

– Никто из нас не хотел разнообразия, – довольно холодно отозвалась Джоан. – Родни и я вполне устраивали друг друга.

– Конечно, ты всегда была холодна как рыба, Джоан. Но надо сказать, твой муженек выглядел весьма озабоченно.

– Ты что, Бланш!

Джоан вспыхнула от гнева. Озабоченно. Родни!

И вдруг у нее мелькнула неприятная мысль, похожая на ту сверкнувшую на солнце змею, которая вчера переползала пыльную дорогу перед ее автомобилем, – извивающаяся зеленая ленточка, исчезнувшая почти тотчас же, как ее увидели.

Эту мысль можно было выразить парой слов, которые откуда-то выплыли и тут же растаяли.

Девица Рэндольф…

– Извини, Джоан, – с готовностью согласилась Бланш. – Давай лучше пойдем и выпьем кофе. Ты же знаешь, у меня всегда был вульгарный вкус.

– Нет, – торопливо и искренне запротестовала Джоан.

– Неужели ты не помнишь? – Бланш, казалось, была удивлена. – Не помнишь, как я убегала из школы, чтобы встречаться с сыном булочника?

Джоан поморщилась. Она уже забыла о том случае. В то время поступок Бланш казался верхом смелости и виделся ей в самом романтическом свете, хотя на самом деле был вульгарной и грязной эскападой.

Усевшись в плетеное кресло и заказав кофе, Бланш тихонько рассмеялась:

– Какая же я, наверное, противная. Да, это всегда было моей слабостью. Я слишком любила мужчин. И всегда подлецов! Чудовищно, правда? Сначала Гарри – он был негодяем, но при этом чертовски красивым. Потом Том, который ничего для меня не значил, хотя по-своему я была к нему привязана. Джонни Пелхэм – ох, с ним мы хорошо жили какое-то время. Джеральд меня меньше устраивал…

Тут официант принес кофе, прервав этот перечень, который Джоан выслушивала с глубоким отвращением.

– Извини, Джоан, я тебя шокировала. – Бланш заметила выражение ее лица. – Ты всегда была пуританкой.

– Надеюсь, достаточно терпимой. – Джоан выдавила из себя подобие улыбки. И довольно неловко добавила: – Мне просто жаль.

– Меня? – Бланш, казалось, поразила такая мысль. – Спасибо, моя дорогая, но не растрачивай понапрасну свое сочувствие. Мне жилось очень весело.

Джоан просто не смогла не оглядеть еще раз подругу. Неужели Бланш не понимает, на что она похожа? Небрежно покрашенные хной волосы, грязноватая вычурная одежда, изможденное морщинистое лицо старухи – истасканной старухи, потрепанной цыганки!

Бланш вдруг стала серьезной.

– Да, ты права, Джоан, – грустно произнесла она. – Ты добилась успеха в жизни. Ну а я – я положила свою в развалинах. Я все время катилась вниз, а ты – ты шла вверх, нет, ты оставалась той же, как была, девочкой из Сент-Энн, гордостью нашей старой школы!

– Хорошие были дни, правда? – Джоан попыталась перевести разговор на ту общую тему, которая у них еще оставалась.

– Ничего себе, – равнодушно бросила Бланш. – Иногда мне делалось скучно. Все было так чопорно и так подчеркнуто благопристойно. Мне хотелось выбраться оттуда и посмотреть мир. Ну, – рот Бланш насмешливо скривился, – я его повидала. О, я его повидала!

– Ты возвращаешься в Англию?

Сердце ее упало, когда она задала этот вопрос. Она совсем не хотела Бланш в качестве попутчицы. Случайная встреча – это еще куда ни шло, но она сильно сомневалась в том, что сможет соблюдать хотя бы видимость дружелюбия, пока они будут ехать через всю Европу. Воспоминания о прежних днях скоро развеятся.

Бланш ухмыльнулась:

– Нет, мне в другую сторону. В Багдад. К мужу.

– Мужу?

Джоан искренне удивилась, что у Бланш есть что-то столь респектабельное, как муж.

– Да, он – инженер на железной дороге. Его фамилия Донован.

– Донован? – Джоан покачала головой. – Я ничего о нем не слышала.

– Конечно, дорогая. – Бланш рассмеялась. – Он – человек не твоего круга. Пьет как сапожник. Но в душе он ребенок. И хотя ты удивишься, он очень хорошо относится ко мне.

– Что же тут странного, – вежливо возразила Джоан.

– Добрая матушка Джоан. Ты всегда играешь, правда? Скажи спасибо, что я еду в другую сторону. Даже твое христианское терпение лопнуло бы за пять дней, проведенных в моем обществе. Не трудись отрицать это. Я знаю, кем я стала. Грубая старая развалина – вот что ты думаешь. Что ж, бывает кое-что и похуже.

В душе Джоан сомневалась, что бывает что-то хуже. Падение Бланш казалось ей величайшей трагедией.

– Надеюсь, ты удачно доберешься, – продолжала Бланш, хотя сильно в этом сомневалась. – Кажется, вот-вот начнутся дожди. И если так, ты можешь надолго застрять в какой-нибудь дыре.

– Надеюсь, этого не произойдет. У меня уже заказаны билеты.

– Ну, когда едешь по таким глухим местам, редко удается выдержать расписание. Если успеешь пересечь реки, дальше все просто. Конечно, водители берут с собой запас еды и питья. Но бывает довольно скучно, если где-то застрянешь, и заняться можно только тем, что размышлять.

Джоан улыбнулась:

– Что ж, если так, это даже к лучшему. Знаешь, мне часто не хватает времени, чтобы отдохнуть. Порой просто хочется провести неделю ничего не делая.

– А я думала, ты можешь прохлаждаться как хочешь.

– О нет, моя дорогая. Я по-своему деловая женщина. Я – секретарь Общества садоводов, я состою в опекунском совете нашей больницы и, кроме того, не чураюсь политики. Вдобавок ко всему этому есть домашнее хозяйство, а еще мы с Родни часто ходим в гости и принимаем друзей у себя. Для адвоката очень важно иметь широкий круг знакомств. Кроме того, я очень люблю свой садик, мне нравится бо`льшую часть работы делать в нем самой. Знаешь, Бланш, у меня едва ли находится минутка – разве что четверть часа перед обедом, когда я могу просто сесть и отдохнуть. А надо еще быть в курсе литературных новостей.

– Ты, кажется, со всем этим неплохо справляешься, – пробормотала Бланш, не спуская глаз с молодого и свежего лица собеседницы.

– Ну, лучше уставать, чем закиснуть! Должна признаться, у меня всегда было отличное здоровье – вот за что я по-настоящему благодарна судьбе. Но все равно – как замечательно, когда целый день или даже два тебе нечего делать, кроме как размышлять.

– Интересно, – спросила Бланш, – о чем же ты будешь размышлять?

Джоан тихо рассмеялась: мелодично и звонко:

– Всегда ведь есть множество вещей, о которых стоит подумать, разве нет?

Бланш усмехнулась:

– Например, о своих грехах!

– Да, конечно, – вежливо согласилась Джоан, хотя и без удовольствия.

Бланш смерила ее насмешливым взглядом:

– Только едва ли это займет тебя надолго! – Она нахмурилась и продолжала: – Тогда ты должна перейти к тому, чтобы подумать о своих хороших поступках. Обо всех благодеяниях, совершенных тобой в жизни! Гм, не знаю. Может быть, это довольно скучно. А правда, – Бланш ненадолго замолчала, – если на протяжении многих дней тебе не о чем думать, кроме как о себе самой, интересно, до чего можно дорыться…

Джоан недоумевающе взглянула на нее:

– По-твоему, можно выяснить что-то такое, чего не знала раньше?

– Наверное, можно… – Она вдруг поежилась. – Только я бы не хотела проводить этот опыт.

– Конечно, – согласилась Джоан, – у некоторых людей есть склонность к созерцанию. Я же никогда не могла их понять. Мистика – нечто совсем не мое. Боюсь, мой темперамент для этого не годится. Мне такие вещи кажутся ненужной крайностью, если ты понимаешь, что я имею в виду.