— Но почему очевидные?

— А вы подумайте! — Он сделал красноречивый жест. — Вы отдыхаете здесь неделю, и вид у вас всегда жизнерадостный и беззаботный. А сегодня вы, мадемуазель, вдруг говорите про каких-то призраков и тоскуете по старым добрым временам. С чего бы это вдруг? Уже несколько дней сюда никто не приезжал. Но вчера вечером прибыл капитан Маршалл с женой и дочерью. И сегодня вас, мадемуазель, словно подменили. Разве это не очевидно?

— Да, в общем вы правы, — признала Розамунд. — Кеннет и я знакомы с детства. Его родители жили совсем рядом с нами. Кен всегда был добр ко мне. Хотя, как я понимаю, относился несколько снисходительно, так как он на четыре года старше. Потом я потеряла его из виду, и мы не встречались… примерно… лет пятнадцать.

— Да, давненько… — проговорил Пуаро и, когда Розамунд согласно кивнула, спросил: — Симпатичный человек, верно?

— О да! — с жаром ответила она. — На редкость. И такой сдержанный. Единственным его недостатком всегда была фатальная склонность к несчастливым бракам.

— A-а… — протянул Пуаро с понимающим видом.

— Как только дело касается женщин, он становится совершенно неуправляем. Вы помните, мосье, процесс некой Мартингдейл?

Пуаро нахмурил брови, вспоминая.

— Мартингдейл? Мышьяк, кажется?

— Да. Семнадцать или восемнадцать лет назад. Она предстала перед судом по обвинению в убийстве мужа.

— Однако было доказано, что муж употреблял мышьяк как лекарство. Суд вынес ей оправдательный приговор.

— Да. И сразу после этого Кен на ней женился. Одна из типичных его глупых выходок.

— Но ведь если она была невиновна… — начал было маленький бельгиец, но Розамунд нетерпеливо подхватила:

— О, вполне возможно, она была невиновна. Но истины не знает никто. Ведь на свете полно женщин, достойных быть женами, женщин, которых не обвиняли в убийстве.

Пуаро промолчал, вероятно, полагая, что это подвигнет мисс Дарнлей на дальнейшие откровения. И его расчет оказался верным.

— Конечно, Кен тогда был очень молод, — продолжала она. — Ему едва исполнился двадцать один год. Он был без ума от этой женщины. Она умерла через год после свадьбы, при родах Линды. Наверняка он тяжело переживал утрату. Некоторое время кутил, чтобы забыться. По крайней мере, так говорили… — Она сделала короткую паузу. — Потом он завел роман с Арленой Стюарт, актрисой ревю[155]. Вы помните, мосье, бракоразводный процесс Кодрингеонов? Леди Кодрингеон выдвинула обвинение против Арлены Стюарт. Судачили, что лорд был в нее по уши влюблен. Все были уверены, что, как только решение суда о разводе вступит в силу, он женится на этой девушке. Ожидания не оправдались. Лорд Кодрингеон спровадил молоденькую актрису восвояси. Насколько мне известно, она за нарушение обязательств подавала на него в суд. В общем, дело в свое время получило изрядную огласку. Ну и что? Кен все-таки женился на ней! Дурак! Совершенный дурак!

— Может, эта глупость до известной степени оправданна? — мягко спросил Пуаро. — Миссис Маршалл — красивая женщина, мадемуазель.

— Несомненно, мосье. Три года назад разразился еще один скандал. Старый сэр Роджер Эрскин оставил ей в наследство все свое имущество, до последнего пенса. Я надеялась, что хоть эта история откроет наконец Кену глаза.

— Но не открыла?

Розамунд Дарнлей передернула плечами.

— Ведь я сказала, что не видела его долгие годы. Но слышала, будто он принял это с олимпийским спокойствием. Почему, спрашивается? Что это, невероятная доверчивость?

— Могут быть и другие причины.

— Вот-вот! Гордость. Держаться! Выше голову, что бы ни случилось! Не знаю, так ли уж она ему дорога. Никто не знает.

— А она? — спросил Пуаро. — Как она к нему относится?

Розамунд удивленно на него посмотрела.

— Она? Ведь это первейшая авантюристка, искательница набитых кошельков. Ну, и опытная сердцеедка! В любом, кто носит брюки и мало-мальски привлекателен, Арлена видит потенциальную добычу! Это для нее своего рода спорт!

Эркюль Пуаро кивнул, безоговорочно соглашаясь с ее оценкой.

— Да, — сказал он. — Это правда… Ее глаза все время выискивают мужчин… Только мужчин.

— А сейчас она явно приглядела себе Патрика Редферна, — продолжала мисс Дарнлей. — Очень привлекательный и… понимаете, мосье, совершенно невинный младенец, влюбленный в собственную жену, отнюдь не любитель пофлиртовать. Таких мужчин Арлена просто обожает! Мне нравится молоденькая миссис Редферн. Красивая, хотя и неброская. Однако в борьбе с такой тигрицей, как Арлена, у нее нет ни малейшего шанса.

— Ни малейшего, — признал Пуаро и состроил весьма озабоченную мину. — Согласен с вами, мадемуазель.

— Насколько мне известно, — продолжала мисс Дарнлей, — Кристина Редферн была учительницей. Наверное, верит в превосходство духа над материей. Ее ожидает горькое разочарование.

Пуаро еще раз понимающе кивнул. Розамунд Дарнлей встала.

— Кто-то должен ее остановить, — добавила она.

2

Линда Маршалл сидела у себя в спальне и с брезгливой гримаской изучала в зеркале свое лицо. Она не любила его: слишком худое и сплошь в веснушках. Недовольно смотрела она на копну тяжелых каштановых волос (эту гриву, как она называла их про себя), на зеленовато-серые глаза, на высокие скулы, на чересчур выпирающий подбородок. Губы и зубы, пожалуй, не так уж плохи… Но что, в конце концов, значат зубы? А это еще что? У носа начинает вызревать прыщик?

Нет, это не прыщик, с облегчением вздохнула Линда и подумала: «Ужасно, когда тебе шестнадцать лет. Нет, в самом деле ужасно!»

Линда была в чем-то права. Она — создание неуклюжее, как новорожденный жеребенок, и колючее, как еж. Она постоянно чувствовала свою неуклюжесть и сознавала, что представляет собой ни то ни се. В школе ей было неплохо. Но недавно она закончила школу и сейчас совершенно не представляла себе, что делать дальше. Отец туманно упомянул о намерении послать ее будущей зимой в Париж. Она не хочет ехать в Париж, но и оставаться дома тоже не хочет. До недавних пор она как-то не понимала, до чего терпеть не может Арлену.

При мысли о мачехе юное лицо Линды застывает. В зеленовато-серых глазах вспыхивают холодные блики.

Арлена…

«Это — чудовище, — подумала она, — злобное чудовище!»

Мачеха! Все говорят, что мачеха — это такой кошмар, хуже которого не бывает. Точно! Нет, Линда не могла сказать, что Арлена относилась к ней неприязненно. Чаще всего она просто не замечала девушку. А если случайно и обращала на нее внимание, в ее голосе, словах всегда слышались нотки пренебрежительной иронии. Как будто она вечно подтрунивала над ней! А безупречная грация и естественность Арлены еще более подчеркивали подростковую неловкость падчерицы.

Рядом с Арленой она выглядит как какой-то увалень, противно на себя смотреть. Ладно бы только это.

Линда никак не может разобраться в путанице чувств, разложить их по полочкам. Ясно одно: Арлена оказывает на людей… на атмосферу в доме такое воздействие…

«Это злая женщина! Очень, очень злая!» — в конце концов решила Линда.

И так трудно не думать об этом. Почему-то не выходит просто задрать нос, быть выше всего этого, выбросить проклятую мачеху из головы.

Но что же это все-таки за странное воздействие, которое Арлена оказывает на людей? Например, на отца… Раньше он был совершенно другим…

Линда снова глубоко задумалась. Вспомнила, как отец забирал ее из школы домой. Морскую прогулку с ним вдвоем. А каким бывает отец дома — рядом с Арленой. Весь какой-то напряженный, и мыслями где-то далеко-далеко.

«И так будет всегда, — думает Линда. — День за днем. Месяц за месяцем. Невыносимо!»

Жизнь представлялась ей бесконечной чередой хмурых дней, отравленных присутствием Арлены. Линда пока еще по-детски воспринимает время. Год кажется ей вечностью.

От этих мрачных мыслей волна жгучей ненависти захлестывает ее.

«Если бы я могла ее убить. Ох, как я желаю ее смерти!»

Она посмотрела поверх зеркала на море, раскинувшееся внизу. Остров Контрабандистов — премилое место. Тут столько пляжей, заливов, безлюдных тропинок. Есть где побродить, и всегда найдешь укромный уголок, чтобы побыть в одиночестве. Молодые Коуэны говорят, что тут есть даже гроты.

«Ах, если бы только Арлена уехала, — мечтала она, — как было бы здорово».

Она вспомнила вечер приезда в отель. С суши островок выглядел очаровательно. Во время прилива бетонная дамба исчезала под водой. Над нею могли плавать лодки. Сам отель тоже казался восхитительным, необыкновенным. Когда они вышли на террасу, какая-то высокая темноволосая дама вдруг вскочила с шезлонга.

— Кеннет! — воскликнула она. — Ты ли это?

Отец очень удивился.

— Розамунд! — воскликнул он в ответ, тоже очень удивленный.

Линда изучала мисс Дарнлей деловито и критично — как обычно это делают девочки-подростки. Она пришла к выводу, что Розамунд ей скорее нравится — явно не дура и не воображала. У нее красивые волосы, и ей очень идет гладкая прическа — а это мало кому идет, и еще у нее симпатичное насмешливое лицо, только эта легкая насмешка относилась к ней самой, а не к другим. Одета она была со вкусом. К ней, Линде, обращается любезно, не говорит ничего такого (слова «ничего такого» в понимании Линды могли относиться к чему угодно, разумеется, неприятному). Не поглядывает на нее как на какую-то дурочку. Короче говоря, относится к ней по-человечески. А таким отношением Линду баловали редко. Стоит ли удивляться тому, что она почувствовала глубокую признательность к Розамунд?

Отец тоже вроде был рад неожиданной встрече.

Забавная история! Он внезапно сделался… сделался… Линда никак не могла найти подходящее слово, будто… помолодел. Конечно! Даже смеется как-то иначе, будто мальчишка!