— Муж у нее был отличный малый, тихий, покладистый, души в ней не чаял. Готов был целовать землю, по которой она ступала. Ничего не замечал… или делал вид, что не замечает.

— Такие женщины — это угроза… угроза для… — с жаром начал преподобный Стивен Лейн, но вдруг умолк.

Арлена Стюарт уже стояла у воды. Двое молодых людей, почти мальчики, поднялись с песка и быстро двинулись в ее сторону. Она улыбнулась им, но взгляд ее уже устремился на шагавшего по пляжу Патрика Редферна. Редферн тут же свернул с дорожки и изменил направление. У Эркюля Пуаро возникло ощущение, что он слетит за стрелкой компаса, которая должна всегда и везде подчиняться силе притяжения и указывать на север. Подобно ей, Патрик Редферн повернулся к Арлене Стюарт. Мгновение спустя она уже улыбалась ему. Потом медленным шагом пошла вдоль линии прибоя, и Патрик двинулся следом. Через минуту она села на песок под скалами. Он устроился рядом. Кристина Редферн быстро встала с шезлонга и поспешила в отель.

5

Некоторое время царило неловкое молчание, которое нарушила Эмилия Брюстер.

— Скверная история. Такая милая женщина… Они женаты года два, не больше…

— Молодая особа, о которой я вам рассказывал, та, из Симлы, — подхватил майор Барри, — разбила несколько очень счастливых семей. Досадно. Правда?

— Эта женщина тоже обожает разбивать семьи, — заявила мисс Брюстер и после короткой паузы добавила: — Патрик Редферн — просто идиот!

Эркюль Пуаро ничего не сказал, продолжая с интересом наблюдать за пляжем, но при этом смотрел совсем не на Патрика Редферна и Арлену Стюарт.

— Поеду, пожалуй, покатаюсь на лодке, — сообщила мисс Брюстер.

Она поднялась и ушла. Майор Барри перевел взгляд своих светло-карих глаз на знаменитого детектива, в них светилось сдержанное любопытство.

— Ну, мосье Пуаро! — сказал майор. — Что вы думаете об этом? Вы уже давно не открываете рта. Что вы скажете об этой сирене?[153] Огонь, правда?

— C'est possible[154],— пробормотал Эркюль Пуаро.

— Ну-ну, старый греховодник! — рассмеялся офицер. — Знаю я вас, французов!

— Я не француз, — последовал холодный ответ.

— Только не говорите, что не любите смотреть на красивых женщин. Что вы о ней думаете, мосье?

— Она немолода, — коротко ответил Пуаро.

— Ну и что? Женщине столько лет, на сколько она выглядит. А у этой вид — лучше не бывает!

— Да, — признал маленький бельгиец, — она красива. Но в конечном счете дело не в красоте. Не красота заставляет весь пляж смотреть на нее. Весь пляж, кроме одного человека.

— Именно так, старина! — воскликнул майор Барри. — Все дело в изюминке! Но что это вы так внимательно разглядываете? — вдруг изумился майор.

— Того единственного мужчину, который не смотрел ей вслед.

Майор посмотрел в ту сторону, куда с таким интересом глядел прославленный детектив. Он увидел сорокалетнего загорелого мужчину со светлыми волосами и симпатичным лицом, который, спокойно попыхивая трубкой, читал «Таймс».

— Э-э… Это ее муж, старина! Маршалл.

— Да, — сказал Эркюль Пуаро, — я знаю.

Майор Барри ухмыльнулся. Как у всякого холостяка, слово «муж» ассоциировалось у него исключительно с тремя понятиями: «препятствие», «неудобство», «сторожевой пес».

— Весьма приятный малый, — заметил он. — Спокойный такой. Кажется, «Таймс» уже доставили.

Он встал и пошел к отелю.

Пуаро перевел взгляд на лицо преподобного Стивена Лейна, который внимательно наблюдал за Арленой Стюарт и Патриком Редферном.

— Эта женщина — воплощение зла, — изрек пастор с яростным блеском в глазах. — Вы, мосье, со мною не согласны?

— В таких случаях трудно сказать наверняка, — задумчиво ответил Пуаро.

— Неужели вы не ощущаете, что здешняя атмосфера греховна? Вы ведь такой восприимчивый человек. Разве вы не чувствуете, что тут затаилось зло?

После короткого раздумья Пуаро медленно кивнул.

Глава 2

1

Эркюль Пуаро не пытался скрыть своего удовольствия, когда подошла Розамунд Дарнлей и устроилась в соседнем шезлонге. Ему нравились ее изысканные манеры, нравилась стройная и гибкая фигура и гордая посадка головы, ее живое и при этом полное достоинства лицо, ее гладко зачесанные волосы и улыбка, не лишенная тонкой иронии. В то утро на ней было скромное темно-синее платье в белую крапинку, очень изящное, отличающееся строгой простотой линий. Розамунд Дарнлей, глава фирмы «Розовый мир», была одним из самых известных лондонских модельеров.

— Мне все меньше нравится остров Контрабандистов, — сказала она. — Сама не знаю, зачем я сюда приехала.

— Но вы ведь здесь не впервые?

— Да. Я была тут два года назад, на Пасху. Тогда было не так людно.

Эркюль Пуаро внимательно посмотрел на нее.

— Не иначе как что-то выбило вас из колеи. Я угадал, мадемуазель?

Она утвердительно кивнула. Потом бросила взгляд на свою ногу, которой, сама того не замечая, нервно покачивала.

— В самом деле. Встретила призрак.

— Призрак?

— Да.

— Призрак кого? Или чего?

— Свой собственный.

— И эта встреча так вас взволновала? — тихо спросил Пуаро.

— Да. Сама удивляюсь. Видите ли, сразу вспомнилось прошлое. — Она замолчала и мгновение спустя добавила: — Представьте себе мое детство… Нет! Вы не сможете представить. Вы ведь не англичанин.

— Значит, у вас, как я понял, было очень английское детство? — спросил Пуаро.

— О да! Совершенно в английском духе! Глухая провинция… большой обшарпанный дом… лошади… собаки… прогулки под дождем… лесные пожары… яблоки в саду… вечная нехватка денег… старые-костюмы из твида… давно вышедшие из моды вечерние платья… запущенный парк… ковер из маргариток на осеннем газоне…

— Хотели бы вы туда вернуться, мисс?

Она покачала головой.

— Туда никогда не вернуться. Это невозможно. Нет, я предпочитаю идти дальше — другим путем…

— Так ли это? — усомнился Пуаро.

— Но это правда! — смеясь, уверила его Розамунд.

— В дни моей молодости, мадемуазель, а это было так давно, существовала игра под названием «Каким бы ты хотел быть?». Девушки записывали наши ответы в свои альбомы в синих сафьяновых переплетах с золотым обрезом. Но, мадемуазель, ответы на такие вопросы придумать трудно.

— Нелегко, — согласилась она. — Вы, мосье, совершенно правы. Нелегко и… рискованно. Да и сокровенные мысли нет желания выставлять на посмешище. Ведь не напишешь, что ты хочешь стать Муссолини или принцессой Елизаветой. И на месте своих друзей, о которых знаешь слишком много, тоже совсем не хотелось бы оказаться. Однажды я случайно познакомилась с очаровательной супружеской парой. В их обращении друг с другом было столько заботливости, столько нежности, хотя женаты они были очень давно. Я даже втайне завидовала этой женщине и не прочь бы была поменяться с ней местами. А вскоре узнала от кого-то, что дома, наедине, эти люди не разговаривают друг с другом уже одиннадцать лет! — Розамунд Дарнлей снова рассмеялась. — Вот видите! Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным.

— Многие люди, мадемуазель, наверняка завидуют вам, — сказал Пуаро, помолчав.

— Понятно, — сухо ответила она и иронично усмехнулась: — Да! Я — идеальный образчик женщины, которой повезло в жизни! Мне действительно очень нравится создавать новые модели, я знаю, что такое радость творчества, не могу пожаловаться также на нехватку средств. В общем, мне повезло и как художнику, и как предпринимателю. Я богата, у меня хорошая фигура, довольно приятное лицо и не слишком колючий язык… — Она замолчала, но тут же безмятежно улыбнулась. — Правда, у меня нет мужа. В этом отношении мои надежды на счастье не оправдались.

— Мадемуазель, если вы не замужем, то исключительно из-за того, что ни один из представителей моего пола не оказался достойным вас, — галантно отпарировал Пуаро. — Это одиночество по выбору, а не потому, что вы не можете найти себе мужа.

— И при всем при том я убеждена, что вы, как и все мужчины, втайне считаете, что женщина не может быть по-настоящему счастлива, если не выйдет замуж и не заведет детей.

Эркюль Пуаро пожал плечами.

— Выходить замуж и иметь детей — это обычный удел женщины, но только одна на сто… нет, одна на тысячу женщин может добиться известности и занять такое положение, какое занимаете вы, мадемуазель.

— Однако, несмотря на это, я всего лишь никому не нужная старая дева! — Розамунд Дарнлей улыбнулась. — Во всяком случае, именно это я ощущаю сейчас. Я была бы куда счастливее, имея за душой два пенса, но живя с мужем — пусть даже не слишком умным и лощеным — и в окружении оравы детишек. Разве не так, мосье?

— Не смею вам возражать, мадемуазель, — вежливо ответил Пуаро, но еще раз пожал плечами.

Розамунд рассмеялась, и внезапно к ней вернулось хорошее настроение. Она достала сигарету, закурила.

— Вы, я смотрю, знаете, как обращаться с женщинами. Еще немного — и я начну доказывать, как хорошо быть самостоятельной женщиной. Разумеется, я неплохо устроена и отдаю себе в этом отчет.

— Значит, мадемуазель, у вас во всем тишь да гладь?

— В общем, да.

Пуаро тоже потянулся за портсигаром, в котором лежали его любимые тонкие сигареты. Он закурил и, глядя на клубы дыма, как бы вскользь проговорил:

— Так, значит, мистер… прошу прощения, капитан Маршалл — ваш давний знакомый?

Розамунд Дарнлей настороженно выпрямилась.

— Откуда вы знаете?.. Ах, ну да! Это Кен вам сказал.

— Никто мне ничего не говорил, мадемуазель. Прошу не забывать, что я все-таки детектив и сам могу делать очевидные выводы.