Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

Питер Лорд недоуменно сдвинул брови:

— Каким образом?

— Mon cher, надпись на конверте гласила: «Для Мэри. Переслать ей после моей смерти». Но из содержания письма становилось совершенно ясно, что Мэри Джерард не должна узнать правду. Да и слово «переслать» (а не «передать»), написанное на конверте, кое-что проясняло. А именно: письмо предназначалось не Мэри Джерард, а другой Мэри. Элиза Райли хотела сообщить правду своей сестре Мэри Райли, живущей в Новой Зеландии.

Сестра Хопкинс обнаружила это письмо совсем не в сторожке, и совсем не после смерти Мэри Джерард. Оно хранилось у нее уже много лет. Она получила его еще в Новой Зеландии, куда его дослали после смерти сестры. — Он сделал паузу. — Когда видишь истину глазами разума, остальное уже проще. Благодаря скорости современных самолетов в суде появилась свидетельница, которая хорошо знала Мэри Дрейпер в Новой Зеландии.

— Ну а если бы вы ошиблись, и сестра Хопкинс и Мэри Дрейпер не оказались бы одним и тем же лицом, что тогда? — поинтересовался Питер Лорд.

— Я никогда не ошибаюсь! — холодно возразил Пуаро.

Питер Лорд рассмеялся.

— Мой друг, теперь мы кое-что знаем об этой женщине, — продолжил Пуаро. — Итак, Мэри Райли, она же Дрейпер. Полиция Новой Зеландии не смогла собрать достаточно улик для того, чтобы предъявить ей обвинение, но она уже некоторое время находилась под наблюдением, — до того как внезапно покинула страну. У нее в Зеландии была пациентка, старая леди, которая завещала «дорогой сестре Райли» порядочную сумму, и смерть этой леди весьма озадачила ее врача. Муж Мэри Дрейпер застраховал свою жизнь на значительную сумму, которая в случае его смерти была бы выплачена ей, и тоже вскоре умер — совершенно неожиданно. Однако тут ей не повезло: муж действительно выписал чек на страховую компанию, но забыл его отправить. Возможно, на ее совести не только эти известные нам случаи. Вне всякого сомнения, это беспощадная и не брезгующая ничем женщина.

Вы представьте, какую пищу ее предприимчивому уму и какие перспективы давало письмо сестры. Когда земля Новой Зеландии, как говорится, стала гореть у нее под ногами, она вернулась в Англию и нанялась на работу под фамилией Хопкинс (это фамилия одной из ее покойных коллег, с которой она когда-то работала в больнице). Ее конечной целью был Мейденсфорд. Видимо, она собиралась прибегнуть к шантажу. Однако миссис Уэлман была не такой женщиной, которая позволила бы себя шантажировать, и сестра Райли, или Хопкинс, весьма разумно отказалась от этой затеи. Несомненно, она навела справки и обнаружила, что миссис Уэлман очень богатая женщина, а по каким-то обмолвкам старой леди поняла, что та не составила завещания. Так что в тот июньский вечер, когда сестра О'Брайен сообщила своей коллеге, что миссис Уэлман просила пригласить к ней поверенного, Хопкинс действовала без колебаний. Миссис Уэлман должна была умереть, не составив завещания, чтобы ее незаконная дочь могла бы унаследовать все состояние. К тому времени Хопкинс успела подружиться с Мэри Джерард и приобрела довольно большое влияние на девушку. На первом этапе главное было сделано, оставалось лишь убедить Мэри Джерард написать завещание в пользу сестры своей матери; Хопкинс сама тщательно проследила за формулировкой завещания. В нем не было никакого упоминания о том, кем приходится Мэри Джерард Элиза Райли. «Мэри Райли, сестре покойной Элизы Райли», и все. Как только Мэри подписала завещание, она была обречена. Хопкинс выжидала лишь подходящего случая. Полагаю, что она заранее наметила такой способ убийства, в котором важное место отводилось апоморфину — чтобы обеспечить себе алиби. Вероятно, она собиралась каким-то образом залучить Элинор и Мэри в свой коттедж. Когда же Элинор пришла в сторожку и пригласила их обеих на сандвичи, Хопкинс мгновенно сообразила, что ей представилась исключительная возможность. Обстоятельства складывались таким образом, что Элинор должны были неизбежно осудить.

— Не будь вас, ее бы признали виновной, — медленно проговорил Питер Лорд.

— Ничего подобного, мой друг, — быстро сказал Пуаро, — это вас она должна благодарить за свое спасение.

— Меня? Но я же ничего не сделал. Я старался…

Он не договорил. Легкая улыбка тронула губы Пуаро.

— Mais oui[134], вы старались изо всех сил, не так ли? Вы были нетерпеливы, вам казалось, что я топчусь на месте. К тому же вы опасались, что она может все-таки оказаться виновной, и потому осмелились лгать мне, Эркюлю Пуаро! Но, mon cher, вы не слишком преуспели в этом. Мой вам совет: продолжайте лечить корь и коклюш, а расследование преступлений предоставьте другим.

Питер Лорд вспыхнул.

— Вы знали… все это время? — пробормотал он.

— Вы приводите меня за руку к просвету в кустах и помогаете найти спичечный коробок, который сами же только что туда подбросили! C'est l'enfantillage![135]

Питер Лорд растерянно заморгал.

— Не напоминайте мне об этом! — простонал он.

— Вы вступаете в разговор с садовником, — продолжал Пуаро, — и буквально заставляете его сказать, что он видел на дороге вашу машину. И тут же пугаетесь и начинаете уверять, что машина была не ваша. И смотрите на меня выразительным взглядом, пытаясь мне внушить, что в Хантербери в то утро приезжал какой-то неизвестный.

— Я, конечно, жуткий болван!

— Кстати, а что вы делали в Хантербери в то утро?

Питер Лорд опять покраснел.

— Чистейший идиотизм… Я… я услышал, что она приехала, и пошел к дому в надежде ее увидеть. Я не собирался с ней говорить. Я… просто хотел… ну… увидеть ее. С тропинки, обсаженной кустами, я видел, как она в буфетной резала хлеб и мазала его маслом…

— Ну просто Шарлотта и Вертер[136]. Продолжайте, мой друг.

— Мне больше не о чем говорить. Я просто спрятался в кустах и наблюдал за ней, пока она не ушла.

— Вы полюбили Элинор Карлайл с первого взгляда? — мягко спросил Пуаро.

— Думаю, да.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Питер Лорд проговорил:

— Полагаю, у них с Родериком Уэлманом впереди долгая и счастливая жизнь.

— Дорогой мой друг, ничего такого вы не полагаете! — возразил Пуаро.

— Почему нет? Она простит ему историю с Мэри Джерард. В конце концов, это было всего лишь наваждение.

— Нет, тут все не так просто… Иногда между прошлым и будущим разверзается глубокая пропасть. Когда человек, лишь чудом не угодивший в долину смерти, выбирается потом на солнечный свет, для него начинается новая жизнь, mon cher… И прошлое для него уже ничего не стоит… — И, немного помолчав, он повторил: — Новая жизнь… Она начинается теперь для Элинор Карлайл… И именно вы подарили ей эту жизнь.

— Нет.

— Да. Именно ваша решительность, ваша самонадеянная настойчивость побудили меня сделать то, о чем вы просили. Признайтесь, ведь именно вас она благодарила, разве не так?

— Да, она очень благодарна… сейчас. Она просила почаще ее навещать.

— Естественно… вы ей нужны…

— Но не так, как нужен он! — в отчаянии воскликнул Питер Лорд.

Эркюль Пуаро покачал головой.

— Она никогда не нуждалась в Родерике Уэлмане. Она любила его, да, безответно… отчаянно.

Лицо Питера Лорда помрачнело.

— Меня она никогда не будет так любить, — вдруг охрипшим голосом проговорил он.

— Возможно, — согласился Пуаро. — Но она нуждается в вас, друг мой, потому что только с вами она сможет обрести новую жизнь.

Питер Лорд промолчал.

И тогда Эркюль Пуаро мягко добавил:

— Почему бы вам не принимать факты такими, какие они есть? Она любила Родерика Уэлмана. Ну и что? Зато с вами она сможет быть счастливой…

Капитан Роджер Энгмеринг прослыл необыкновенным чудаком, когда в 1782 году построил себе дом на островке, расположенном против поселка Лезекум-Бей. Человеку из столь респектабельной семьи скорее пристало бы обзавестись приличным поместьем среди лугов и обширных пастбищ, испещренных журчащими ручьями.

Но капитан Роджер Энгмеринг был беспредельно влюблен в море. Потому построил себе весьма солидный дом на скалистом мысу, овеваемом ветрами и облюбованном лишь чайками, где каждый высокий прилив отрезал его обиталище от большой суши.

Море было его первой и единственной любовью, ибо он так и не женился, а после его кончины дом вместе с островом перешел во владение его дальнего родственника. Наследник и его потомки не очень-то пеклись о полученном имуществе, и количество акров[137] земли, им принадлежащих, из поколения в поколение постепенно уменьшалось.

В 1822 году, когда обычай отдыхать на морских курортах стал общепринятым, а побережье Девона[138] и Корнуэлла[139]в отличие от прошлых лет перестали считать слишком жарким в летние дни, Артур Энгмеринг понял, что хотя выгодно продать просторный дом, построенный в поздне-георгианском стиле[140], невозможно, зато вполне можно выручить приличную сумму за участок, купленный в свое время влюбленным в море капитаном Роджером.

Старый дом перестроили, и он похорошел; бетонная дамба соединила остров с большой землей; прогулочные аллеи и укромные уголки для отдыха покрыли весь остров. Были построены два теннисных корта; солнечные террасы спускались к небольшому заливу, к трамплинам для прыжков в воду и миниатюрным симпатичным плотикам. Отель «Веселый Роджер»[141] на острове Контрабандистов в заливе Лезекум-Бей вскоре прославился. С июня по сентябрь (и еще в дни пасхальных каникул) отель бывал, как правило, переполнен. В 1934 году здание расширили, столовую сделали просторнее, устроили коктейль-бар и соорудили несколько великолепных ванных комнат. Цены тотчас же подскочили.