Эркюль Пуаро задумчиво кивнул.

— Мистер Уэлман, вы человек умный и крайне восприимчивый. Факты действительно против мисс Карлайл. Но то, что вы о ней говорите — а вы ведь хорошо ее знаете, — никак не вяжется с тем, в чем ее обвиняют. Так что же тогда произошло на самом деле? Что могло случиться?

Родди горестно развел руками.

— В этом-то и загвоздка! Просто какая-то чертовщина! Ведь не могла же это сделать медсестра?

— Она вообще не подходила к блюду с сандвичами — я досконально это проверял, и подсыпать что-то в чай тоже не могла, ведь тогда она и сама бы отравилась. И потом, зачем ей было убивать Мэри?

— Зачем вообще кому-то понадобилось убить Мэри Джерард! — воскликнул Родди.

— Вот тут я пока ничего сказать не могу, — признался Пуаро. — Никто не желал смерти Мэри Джерард. (Мысленно он добавил: «За исключением Элинор Карлайл».) Из чего должен следовать логический вывод: Мэри Джерард никто не мог убить! Но это, увы, не так. Она не просто умерла, она была убита! — И он чуть-чуть напыщенно процитировал:

— Могила домом стала ей,

И свет во мне погас[122].

— Простите?

— Вордсворт, — пояснил Эркюль Пуаро. — Я часто его перечитываю. Быть может, эти строки выражают то, что вы чувствуете?

— Я? — Родди принял гордый и неприступный вид.

— Виноват… вы уж меня простите! — попросил Пуаро. — Очень трудно быть детективом и оставаться при этом истинным сагибом[123]. У вас, у англичан, существует одно очень удачное выражение: «Есть вещи, о которых не говорят». Увы, детективу приходится о них говорить! Он вынужден задавать вопросы, вынужден вмешиваться в личную жизнь людей, в их чувства!

— Неужели это столь необходимо?

— Ну а как иначе прикажете уяснить положение дел? — решительно, но несколько смущенно спросил Пуаро. — Так что давайте быстренько отделаемся от неприятных тем, и тогда можно будет больше к ним не возвращаться. Для многих тут не секрет, мистер Уэлман, что вы были увлечены Мэри Джерард. Вы подтверждаете это?

Родди рывком поднялся и, подойдя к окну, стал теребить кисть шторы.

— Да, — наконец произнес он.

— Вы были в нее влюблены?

— Видимо, да.

— И ее смерть разбила ваше сердце…

— Я… я полагаю… я имею в виду… ну, в самом деле, мосье Пуаро…

Он повернулся — сплошной комок нервов, страшно уязвимое, загнанное существо…

— Если бы вы мне могли рассказать… только чтобы прояснить ситуацию… лучше бы нам сразу покончить с этим.

Родди Уэлман опустился в кресло и, не глядя на Пуаро, заговорил резкими, отрывистыми фразами:

— Это… трудно объяснить. Да и надо ли?

— Ну нельзя же постоянно прятаться от жизни и от — увы! — неизбежных неприятностей! Вы сказали, что «видимо» влюбились в девушку. Вы что, в этом не уверены?

— Я не знаю… Она была так хороша… Как сама мечта, как сон… Да-да, именно мечта! Что-то совсем нереальное! Все это… когда я впервые ее увидел… мое… ну, мое увлечение ею… Это было похоже на какое-то безумие! А теперь… теперь все прошло… Будто ничего такого и не происходило.

— Понимаю… — кивнув, сказал Пуаро и добавил: — Вас ведь не было в Англии, когда она умерла?

— Да, я уехал за границу девятого июля и вернулся первого августа. Телеграмма Элинор следовала за мной из города в город. И как только я ее все-таки получил — сразу помчался домой.

— Это известие, наверное, было для вас большим потрясением. Ведь у вас к этой девушке было серьезное чувство.

— Ну почему так происходит? — В голосе Родди прозвучали горечь и гнев. — Ни с того ни с сего на тебя вдруг такое обрушивается… То, чего ты просто не мог представить!

— Увы, такова жизнь! — изрек Пуаро. — Она не позволяет нам устраиваться так, как нам удобно. Она не позволяет нам укрыться от эмоций и подчиняться исключительно разуму, а не сердцу! Мы не можем приказать себе: «Я буду чувствовать то-то и то-то, и не больше». Жизнь, мистер Уэлман, отнюдь не всегда логична!

— Похоже на то… — тихо согласился Родерик Уэлман.

— Весеннее утро, девичье лицо — и весь твой привычный образ жизни летит к черту. — Родди вздрогнул. А Пуаро уточнил: — Иногда нас привлекает не только лицо, но какое-то внутреннее обаяние. Что вы знали о Мэри Джерард, мистер Уэлман?

— Что я о ней знал? — грустно переспросил Родди. — Не так уж много, теперь я это понимаю. Она была милой и, как мне кажется, нежной… но, в сущности, я ничего о ней не знаю, ничего… Вот почему, наверное, я не ощущаю ее потери…

Его враждебность и настороженность теперь исчезли. Он говорил просто и естественно. Эркюль Пуаро всегда умел мастерски преодолевать недоверие собеседника. Родди, казалось, даже почувствовал некоторое облегчение, получив возможность отвести душу.

— Милая… нежная… не очень умная. По-моему, впечатлительная и добрая. И еще в ней была утонченность, которую не ожидаешь найти у девушки из ее сословия.

— Некоторые девушки, часто сами того не желая, наживают себе врагов? О ней такое можно сказать?

Родди решительно замотал головой.

— Нет-нет! Даже представить невозможно! Я имею в виду, чтобы кто-то настолько ее не любил. Ну разве что могли завидовать — но это совсем другое.

— Завидовать? — оживился Пуаро. — Значит, по-вашему, зависть была?

— Наверное, судя по тому письму, — рассеянно проговорил Родди.

— И что же это за письмо?

— Да так, ничего особенного, — отмахнулся с досадой Родди.

— И все-таки? — настаивал Пуаро.

— Анонимное письмо, — неохотно ответил Родди.

— Когда оно пришло? Кому было адресовано?

Родди пришлось все ему рассказать.

— Весьма любопытно. И могу я взглянуть на это письмо? — спросил Эркюль Пуаро.

— Боюсь, что нет. По правде говоря, я его сжег.

— Ах вот оно что… Но почему вы это сделали, мистер Уэлман?

— По-моему, вполне естественная реакция, — холодно заметил Родди.

— И из-за этого письма вы и мисс Карлайл поспешили в Хантербери?

— Почему поспешили? Просто поехали.

— Но какую-то тревогу вы все-таки испытывали, верно?

— Я бы этого не сказал, — еще более сухо сказал Родди.

— Но почему? — удивился Пуаро. — Ведь наследство, на которое вы так рассчитывали, могло оказаться в чужих руках! Вас не могло не встревожить это известие! Ведь это касалось ваших денег, а это, согласитесь, серьезный повод для беспокойства.

— Ну не настолько уж серьезный, не в деньгах было дело.

— Ваше бескорыстие просто изумляет!

Родди покраснел.

— Нет, конечно, деньги тоже были для нас важны. Но прежде всего мы хотели повидать нашу тетю, чтобы убедиться, что с нею все в порядке.

— Итак, вы и мисс Карлайл поехали к тетушке. Вскоре с ней случился второй удар. И вы снова к ней едете. Тогда она все-таки пожелала написать завещание — чего никак не хотела делать раньше. Однако ночью она умирает — как раз накануне того дня, когда должен был приехать ее поверенный. Умирает, возможно, очень кстати для мисс Карлайл.

— Послушайте, на что вы намекаете? — Лицо Родди полыхало гневом.

Ответ Пуаро напоминал молниеносную массированную атаку:

— Когда речь шла о смерти Мэри Джерард, вы сказали мне, мистер Уэлман, что мотив преступления, приписываемый Элинор Карлайл, абсурден, что она — выше низменных страстей. Но теперь, когда вы рассказали про письмо, возникает совершенно иная интерпретация событий. Ясно, что у Элинор Карлайл было основание опасаться, что ее могут лишить наследства в пользу другого человека. Анонимка ее насторожила, а то, что пыталась сказать ей лишившаяся дара речи миссис Уэлман, лишь подтвердило ее страхи. Внизу, в холле, находился саквояж с лекарствами. Вытащить оттуда трубочку с морфином было совсем несложно. Кроме того, я выяснил, что пока вы с сестрами обедали, она оставалась с больной наедине…

— Боже милосердный, мосье Пуаро, что вы такое говорите? — воскликнул Родди. — Элинор убила тетю Лору?! Что за бредовая идея!

— Вам известно, что сделан запрос на эксгумацию тела миссис Уэлман?

— Да, известно. Но они ничего не обнаружат!

— Вы полагаете?

— Я уверен, — твердо сказал Родди.

Пуаро покачал головой.

— А я совсем не уверен. К тому же, как вы знаете, в тот момент смерть была выгодна лишь одному человеку…

Родди сел. Лицо его побелело, его била мелкая дрожь.

— Я думал… вы на ее стороне… — с трудом выговорил он, глядя в глаза Пуаро.

— На чьей бы стороне я ни был, я не могу пренебрегать фактами! Я полагаю, что вы, мистер Уэлман, слишком долго позволяли себе закрывать глаза на многие неприятные моменты.

— Какой смысл терзать себе душу всякими мерзостями?

— Порою это необходимо… — назидательно сказал Пуаро. — И, помедлив, продолжил: — Существует вероятность того, что ваша тетя отравлена морфином. Что, если это так?

— Не знаю. — Родди беспомощно покачал головой.

— А вы все же постарайтесь подумать. Кто мог дать ей морфин? Вы же не станете отрицать, что наилучшие возможности для этого были у Элинор Карлайл?

— А у медсестер разве их не было?

— Конечно, это могла сделать любая из них. Однако сестра Хопкинс была очень обеспокоена исчезновением трубочки с морфином и сразу же сказала об этом своей напарнице. Зачем ей было привлекать внимание к пропаже морфина, если она была причастна к смерти больной? Ведь свидетельство о смерти было уже подписано. Возможно, она еще понесет наказание за проявленную небрежность. Ну а уж если она сама и ввела миссис Уэлман морфин, то обсуждать с кем-то его пропажу — полное сумасшествие. И потом — какая ей выгода от смерти миссис Уэлман? Равно как и сестре О'Брайен. Она тоже могла ввести морфин миссис Уэлман, похитив его из чемоданчика сестры Хопкинс; но спрашивается — зачем?