«Родди! Всегда Родди — всегда, с тех самых пор, как она себя помнит… да-да, с тех самых дней в Хантербери — среди кустов малины, наверху, где водились кролики, и внизу — у ручья. Родди — Родди — Родди…»

Есть и другие знакомые лица! Свежая веснушчатая физиономия сестры-сиделки О'Брайн: рот слегка приоткрыт, шея вытянута вперед. У сестры Хопкинс очень чопорный вид — чопорный и неумолимый. Лицо Питера Лорда-Питер Лорд, такой добрый, такой благоразумный, такой… успокаивающий! Но сегодня он выглядит… как бы это выразить… потерянным? Да — именно потерянным! Как он глубоко все это переживает! А ей, главному действующему лицу, абсолютно все равно!

Она совершенно спокойна и холодна, хотя и находится на скамье подсудимых и ее обвиняют в убийстве.

Но вот в ней словно что-то шевельнулось: мгла, окутавшая ее сознание, стала рассеиваться. Она на скамье подсудимых!.. И люди, люди…

Люди… Их горящие глаза пожирают ее, Элинор, их рты приоткрыты. Они с затаенной жестокой радостью слушают, что говорит о ней этот высокий человек с иудейским носом. Да, да, для них это всего лишь щекочущее нервы развлечение.

— Факты в этом деле абсолютно ясны и не вызывают сомнений, — говорил этот человек, — я коротко изложу их вам. С самого начала…

Элинор стала вспоминать: «Начало… Начало? Тот день, когда пришло это ужасное анонимное письмо. Это и было началом…»

Часть первая

Глава 1

1

Анонимное письмо!

Элинор Карлайл стояла, держа в руке распечатанное письмо. Она никогда еще не сталкивалась с подобными вещами. Оно было написано на дешевой розовой бумаге, почерк корявый, куча ошибок.

Какая гадость!

«Это — чтобы предупредить вас. Я не называю имен, но существует Кое-кто присосавшийся к вашей Тетушке, и если вы не позаботитесь, Лишитесь Всего. Девушки очень Хитры и старые леди размякают, когда они к ним подлизываются и льстят им. Что я говорю — это вы лучше приезжайте и увидите сами, что кое-кто собирается обобрать вас… и молодого джентльмена… зацапать то, что Ваше по праву — и Она Очень Хитрая и Старая Леди может Загнуться в любую минуту.

Доброжелатель».

Элинор продолжала с гримасой отвращения вчитываться в корявые строчки, но тут открылась дверь, и горничная объявила: «Мистер Уэлман». Вошел Родди.

Родди! Как всегда, когда она его видела, ее охватывал легкий трепет, внезапное ощущение блаженства, но она знала, что не должна выдавать себя и что ей обязательно нужно сохранять равнодушно-бесстрастный вид. Ведь совершенно ясно, что, хотя Родди и любит ее, его чувство к ней было совсем не таким, какое испытывала она. От одного лишь взгляда на его лицо все в ней переворачивалось, и сердце начинало бешено колотиться, почти болело от счастья. Ей и самой было странно и непонятно, что этот совершенно обыкновенный молодой человек так на нее действовал. При его появлении оживал мир, а звук его голоса вызывал желание… чуть ли не плакать… Но ведь любовь, кажется, должна приносить радость, а вовсе не боль, даже если это такая вот сумасшедшая любовь…

Ясно одно: нужно очень, очень постараться показать свое безразличие или даже пренебрежение. Мужчинам не нравится преданность и обожание. И Родди уж точно этого не любит.

— Привет, Родди! — небрежно бросила она.

— Привет, дорогая! У тебя такой несчастный вид. Счет пришел?

Элинор покачала головой.

— А я думал, это счет, — сказал Родди. — Все-таки середина лета, когда танцуют феи и как из рога изобилия сыплются счета.

— Вообще-то я получила нечто не менее противное, чем счет, — сказала Элинор. — Анонимное письмо.

Родди вскинул брови. Его живое лицо застыло.

— Нет! — воскликнул он с отвращением.

— Да, очень противное… — повторила она и шагнула к стулу. — Пожалуй, лучше его порвать.

Она могла бы сделать это — и почти сделала, — ибо появление Родди не должно быть осквернено этим мерзким письмом. Она могла бы выбросить его и больше о нем не думать. И Родди не стал бы ее останавливать. Его природная деликатность была куда сильнее любопытства.

Однако она, сама не зная почему, решила иначе.

— Может, все-таки прочтешь? — предложила она, — Там насчет тети Лоры.

Родди опять удивленно поднял брови.

— Насчет тети Лоры?

Он взял письмо, прочитал и, брезгливо поморщившись, вернул его Элинор.

— Да, — сказал он. — Немедленно его сожги! Ну и ну! Чего только не напишут…

— Как по-твоему, это кто-нибудь из слуг? — спросила Элинор.

— А кто же еще? — Помешкав, он добавил: — Интересно, кого они имеют в виду?

— Скорее всего, Мэри Джерард. Да, наверное, ее, — задумчиво произнесла Элинор.

Родди нахмурился, силясь вспомнить.

— Мэри Джерард? Кто это?

— Это дочь тех людей, что жили в сторожке. Ты мог видеть ее, когда она была еще ребенком. Тетя Лора всегда очень любила эту девочку и всячески ее опекала. Она платила за ее обучение в школе и, мало того — оплачивала уроки музыки, французского языка и чего-то там еще.

— Ах да, — сказал Родди, — теперь я ее припоминаю, худышка, сплошные руки и ноги, копна растрепанных белесых волос.

Элинор кивнула.

— Ты, наверное, не видел ее после того лета, когда мама и папа уезжали за границу. Ну, конечно, ведь ты бывал в Хантербери не так часто, как я, а она в последнее время жила в Германии — нанялась к кому-то в компаньонки. Но в детстве мы часто играли вместе.

— А какая она сейчас? — поинтересовался Родди.

— Она стала очень привлекательной, — ответила Элинор. — Хорошие манеры и одевается со вкусом. Она ведь получила образование, и ты ни за что бы не признал в ней дочку старого Джерарда.

— Совсем как настоящая леди, а?

— Да. И я думаю, что именно поэтому ей не очень-то уютно теперь в сторожке. Видишь ли, миссис Джерард несколько лет назад умерла, а с отцом Мэри не ладит. Он насмехается над ее образованностью и «господскими выкрутасами», как он это называет.

— Люди и не подозревают, какой вред можно причинить этим самым «образованием»! Их доброта часто оборачивается жестокостью! — в сердцах сказал Родди.

— Да, но, по-моему, она почти все время проводит в хозяйском доме. После того как у тети Лоры был удар, Мэри читает ей вслух, — возразила Элинор.

— А почему ей не может читать сиделка? — спросил Родди.

— У сестры О'Брайен ужасный ирландский акцент, это кого угодно выведет из себя, — улыбнулась Элинор. — Неудивительно, что тетя Лора предпочитает Мэри.

Родди нервно прошелся по комнате и вдруг сказал:

— Знаешь, Элинор, я думаю, нам следует туда поехать.

— Из-за этого письма?.. — снова скорчив брезгливую гримаску, спросила Элинор.

— Нет-нет, вовсе нет. А впрочем, черт возьми, нужно быть честным: да! Оно, бесспорно, мерзкое, однако в нем может быть доля истины. Старушка действительно крепко больна…

— Да, Родди.

Он подкупающе улыбнулся, как бы сожалея о несовершенстве человеческой натуры, и закончил фразу:

— …и деньги для нас действительно важны — и для тебя, и для меня, Элинор.

— Да-да, конечно, — поспешно согласилась она.

— Ты не подумай, что я такой уж алчный, — продолжил Родди. — Но, в конце концов, тетя Лора сама много раз говорила, что мы с тобой ее единственные близкие родственники. Ты — ее родная племянница, а я — племянник ее мужа. Она всегда давала нам понять, что после ее смерти все ее состояние должно перейти к одному из нас, а скорее всего — к нам обоим. И это порядочная сумма, Элинор!

— Да, — задумчиво произнесла она. — Наверное, немалая.

— Содержать Хантербери — дело нешуточное. Дядя Генри, как говорится, совсем не бедствовал, когда встретился с твоей тетей Лорой. Да и она была богатой наследницей. Ей и твоему отцу досталось приличное состояние. Жаль, что он так неудачно играл на бирже и растерял большую часть своего наследства.

Элинор вздохнула.

— У бедного отца никогда не было делового чутья. Незадолго до смерти он был очень удручен состоянием своих дел.

— Да, у твоей тети оказалось гораздо больше сметки. Как только она вышла за дядю Генри, они купили Хантербери. Она мне однажды сказала, что ей всегда везло: она удачно помещала акции и практически никогда не терпела убытков.

— Дядя Генри все завещал ей, да?

Родди кивнул.

— Да. Как жаль, что он так рано умер. А она так больше и не вышла замуж. Сохранила верность дяде. И так всегда нас с тобой баловала. А ко мне относилась так, будто я ее родной племянник. Стоило мне попасть в какую-нибудь неприятную историю, как она сразу же меня выручала. К счастью, таких историй было не слишком много!

— И мне она тоже очень помогала, не жалела денег, — благодарно промолвила Элинор.

— Тетя Лора молодчина, — кивнул Родди. — А знаешь, Элинор, ведь если вдуматься, мы с тобой позволяем себе слишком много дорогих удовольствий — при наших-то весьма скромных достатках!

— Пожалуй, ты прав… — с грустью согласилась Элинор. — Все так дорого стоит — и одежда, и косметика, и всякие глупости вроде кино и вечеринок, и даже граммофонные пластинки!

— Дорогая, ты совсем как одна из тех полевых лилий! Не трудишься, не прядешь![92]

— А ты считаешь, я должна это делать? — спросила Элинор.

Он покачал головой.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть: изящная, сдержанная, ироничная. Я бы совсем не хотел, чтобы ты стала чересчур серьезной. Я просто имел в виду, что, если бы не тетя Лора, тебе, возможно, пришлось бы заниматься какой-нибудь неприятной работой. — Помолчав, он добавил: — То же самое относится и ко мне. Да, у меня вроде бы есть работа. Служу у «Льюиса и Юма». Там не надорвешься, и это меня устраивает. Работаю просто ради уважения к самому себе; но — заметь! — я не беспокоюсь за свое будущее, поскольку возлагаю надежды на наследство от тети Лоры.