Последнее, что меня смущало, — лестница. Кристина Редферн неоднократно говорила, что не переносит высоты. Но судя по всему, это была еще одна тщательно продуманная заготовка.

Как бы то ни было, все факты, все отдельные фрагменты складывались в четкую картину, где каждый нашел свое место. Но, к сожалению, у меня не хватало конкретных доказательств. Все строилось только на домыслах и догадках. И тут мне в голову пришла одна мысль… Дело в том, что преступление отличалось исключительной продуманностью. Я не сомневался, что Патрик Редферн воспользуется столь удачной схемой и в будущем. Ну а что если он уже пользовался ею? Что если Арлена не первая его жертва…

Способ, каким он совершил преступление, вписывался в психологический портрет убийцы-садиста, движимого не только жаждой денег, но и потребностью получить наслаждение от самого процесса… — продолжал Пуаро. — Если это не первое его убийство, можно с уверенностью утверждать, что он и раньше таким же образом расправлялся со своими жертвами и действовал примерно по тому же сценарию. Поэтому я и попросил инспектора Колгейта составить мне список женщин, убитых посредством удушения за последние три года. Результат обнадежил меня: я понял, что стою на верном пути. Гибель Нелли Парсонс, труп которой обнаружили в глухом лесу, могла и не быть делом рук Патрика Редферна. Здесь на подозрения наводило лишь то, что преступление совершено достаточно близко от прочих указанных в списке мест. Однако картина гибели Элис Корриган дала мне именно то, что я искал: скажем так, «сценарий» оказался идентичным. Жонглирование временем, убийство, совершенное позже, чем показывали свидетели, хотя, как правило, все бывает как раз наоборот. Труп был найден в шестнадцать пятнадцать, а у мужа было алиби до шестнадцати часов двадцати пяти минут.

Что же тогда все-таки произошло? Сообщалось, что Эдвард Корриган приехал в кафе «Пайн-Ридж», затем, обнаружив, что жены еще нет, вышел на улицу немного пройтись. Но это была лишь видимость. На самом деле он во весь дух помчался к роще Цезаря, расположенной, как вы помните, невдалеке, туда, где назначил жене свидание, задушил ее и быстро вернулся в кафе. Молодая женщина, обнаружившая труп, была особой безупречной репутации, преподавательницей физкультуры в престижной школе для девочек, и конечно же никому и в голову не могло прийти, что ее что-то связывало с мужем убитой женщины. Она проделала довольно большой путь до полицейского участка, чтобы сообщить об обнаруженном теле. Полицейский врач увидел труп только без четверти шесть. Как и в нашем случае, время смерти ему пришлось зафиксировать со слов свидетеля, вернее, свидетельницы.

В конце концов я решил провести что-то вроде следственного эксперимента, чтобы удостовериться, что Кристина Редферн — лживая особа. С этой целью была предпринята наша прогулка до Дартмура. Если человек боится высоты, ему очень сложно преодолеть узкий высокий мостик над быстрым потоком. Мисс Брюстер, в действительности страдающая этой боязнью, почувствовала сильное головокружение. Но Кристина Редферн, забывшись, прошла по мосту очень спокойно. Вроде бы мелочь, но очень важная. Этот, вроде бы пустяковый, обман давал мне повод усомниться во всем, что говорили Редферны. Тем временем инспектор Колгейт получил от полиции графства ответ на свой запрос: ему сообщали, что на присланном им групповом фотоснимке обоих Редфернов опознали. Тогда я решил действовать ва-банк: усыпить бдительность Редферна, а затем внезапной атакой заставить его выйти из себя. И он действительно потерял самообладание, когда услышал, что его опознали как Эдварда Корригана.

Эркюль Пуаро осторожно потер шею и с пафосом продолжил:

— Я решился на большой риск, но не жалею об этом! 51 добился успеха! Я рисковал не напрасно!

Некоторое время все молчали. Потом миссис Гарденер глубоко вздохнула и разразилась восхищенным монологом:

— Ах, мосье Пуаро, вы так подробно и интересно рассказали о том, как вам удалось добиться своей цели! Это было просто захватывающе, словно лекция по криминалистике… Впрочем, почему словно! Это и была самая настоящая лекция! Подумать только! Мой клубок шерсти и этот наш самый банальный пляжный разговор сыграли свою роль в этой истории. Это так… так приятно, что просто невозможно выразить словами, и мой муж, мистер Гарденер, тоже чувствует нечто подобное. Ведь ты чувствуешь, правда, Оделл?

— Правда, дорогая, — привычно согласился тот.

— Мистер Гарденер мне тоже помог, — заметил Эркюль Пуаро. — Срочно потребовалось мнение рассудительного человека о миссис Маршалл, и я рискнул обратиться к мистеру Гарденеру.

— Вот как! — сказала миссис Гарденер. — И что же ты сказал, Оделл?

Мистер Гарденер откашлялся.

— Видишь ли, дорогая, она никогда мне особенно не нравилась, — пробормотал он.

— Так мужья всегда говорят своим женам, — сказала миссис Гарденер. — А по-моему, даже мосье Пуаро не смог избежать известной снисходительности. Сказал, что она была обречена быть жертвой. Такой уж у нее был характер. Ну-ну. Я лично всегда говорила, что миссис Маршалл недостает воспитания. И раз уж здесь нет капитана Маршалла, я честно признаюсь, что с самого начала увидела в ней существо ограниченное. И не раз говорила об этом мистеру Гарденеру. Правда, Оделл?

— Правда, дорогая.

2

Линда Маршалл и Эркюль Пуаро сидели на берегу бухты Чаек.

— Конечно, я рада, что все-таки осталась в живых, — сказала девушка. — Но вы понимаете, мосье Пуаро, получается, что я вроде бы как действительно убила ее. Ведь я хотела этого.

— Но это совершенно неверный взгляд! — решительно запротестовал знаменитый детектив. — Хотеть убить и совершить убийство — совсем разные вещи. Если бы у вас в комнате была не восковая фигурка, а связанная безоружная мачеха, а вместо булавки — стилет[216], вы наверняка не причинили бы ей вреда. Внутренний голос сказал бы вам: нет! Нечто подобное происходит и со мной, когда я разозлюсь на какого-нибудь глупца. Я говорю себе: «С удовольствием бы ударил его». И что же? В итоге я пинаю ножку стола. Внушаю себе: «Стол — это он и есть, лучше ударить по столу». Ну и чувствуешь себя лучше, если, разумеется, не слишком ушибешь ногу… ну а столу от этого никакого вреда, как вы понимаете. Но если бы на месте стола оказался мой глупец, я бы его наверняка не ударил. Лепить восковую фигурку, прокалывать ее булавкой — это, конечно, ребячество, но есть в этом и определенная польза. Ненависть покидает вас, дитя мое, и переходит в восковую фигурку. Понимаете? Булавкой и огнем вы убили не мачеху, а свою ненависть к ней. Позже, еще не зная о ее смерти, вы почувствовали, что на душе стало легче, мир уже не казался таким мрачным. Вы словно прошли через какое-то очищение.

— Откуда вы это знаете, мосье Пуаро? — удивилась Линда. — Именно так я себя и чувствовала!

— Поэтому прошу не делать глупостей, — сказал Эркюль Пуаро. — Пожалуйста, крепко-накрепко запретите себе ненавидеть следующую мачеху.

— Вы думаете, мосье Пуаро, что будет следующая? А! Вы говорите о Розамунд. Правда? Мне она даже чем-то симпатична… — После короткого колебания она решительно добавила: — Она — человек благоразумный.

Сам Эркюль Пуаро не рискнул бы утверждать это столь категорично, но он понял, что в глазах Линды это наивысшая похвала.

3

— Розамунд, неужели ты могла вообразить, будто это я убил Арлену? — спросил Кеннет Маршалл.

Мисс Дарнлей посмотрела на него виноватым взглядом.

— Думаю, это было чертовски глупо, — сказала она.

— Правильно думаешь…

— Но, видишь ли, Кен, ты ведь ничего не говоришь, все переживаешь в себе, — сказала Розамунд Дарнлей. — Я и понятия не имела, какие чувства ты испытываешь к Арлене. Не знала, принимаешь ли ты ее такой, какой она была, и просто соблюдаешь приличия, или же слепо веришь ей. Поэтому я и подумала, что если ты ничего не замечаешь, то… то внезапное прозрение могло довести тебя… Я кое-что слышала… Обычно ты такой спокойный, но, говорят, в гневе ты бываешь страшен.

— Значит, ты думала, будто я схватил Арлену за горло и стал душить, и не успокоился до тех пор, пока ее не убил?

— Да… что-то в этом роде. А твое алиби казалось мне не совсем надежным. Вот я и решила тебе помочь, и наспех выдумала эту идиотскую историю — будто я заглядывала в твою комнату и видела тебя за машинкой. Ну, а когда мне сказали, что ты якобы видел меня, я отбросила последние сомнения. Это окончательно убедило меня в том, что именно ты ее убил… Это и еще странное поведение Линды.

Кеннет Маршалл глубоко вздохнул и спросил:

— И ты не поняла, почему я сказал, что видел тебя в зеркале? Я тоже решил помочь тебе, потому что… видишь ли… мне показалось, что эту твою историю нужно обязательно подтвердить.

Розамунд недоумевающе на него взглянула:

— Уж не думал ли ты, что это я убила твою жену?

— Понимаешь, Розамунд… я… — неуверенно начал Кеннет Маршалл. — Черт возьми! Помнишь, как ты поколотила мальчишку, который мучил собаку? Как ты чуть не задушила его?

— Но с тех пор прошло сколько лет!

— Да, конечно… Я знаю…

— Боже мой! И что же, по-твоему, могло толкнуть меня на это преступление? — резко оборвала его Розамунд.

Кеннет Маршалл отвел взгляд и пробормотал что-то невразумительное.

Розамунд воскликнула:

— Кен, ты ужасно самонадеян! Ты вообразил, будто я убила Арлену из чистого альтруизма, чтобы освободить тебя? Не так ли? Или… или ты думал, я убила ее, чтобы занять ее место?

— Нет, нет! — возмутился Кеннет Маршалл. — Скажешь тоже! Но… Понимаешь, однажды ты говорила о Линде и… и., мне показалось, что моя судьба тебе небезразлична.

— Я всегда очень за тебя переживала, — призналась Розамунд.

— Я тебе верю, Розамунд. А теперь послушай… я не красноречив и… и мне нелегко быть откровенным, но… Мне хотелось бы наконец все объяснить. Я не любил Арлену… Может, немного вначале… Но быть вместе с нею изо дня в день — это была такая нервотрепка. Сущий ад! Но мне было ее очень жаль. Она была такой глупой, такой… влюбчивой, она ничего не могла с собой поделать, а эти ее кавалеры вели себя с ней омерзительно. Не мог же я взять и добить ее… Ты понимаешь, я решил, что раз уж я на ней женился, стало быть, обязан теперь заботиться о ней… Она, видимо, сознавала это и в глубине души была мне благодарна. В сущности, она была жалким, трогательным созданием…