Агата Кристи

РАССКАЖИ, КАК ЖИВЕШЬ

Моему мужу Максу Мэллоуэну, полковнику Бампсу, Маку и Гилфорду с любовью посвящаю эту путаную хронику

Предисловие

Усевшись на телль[1](Да простит меня Льюис Кэрролл)

Я вам поведаю о том,

Как средь чужих земель

Я повстречалась с чудаком,

Усевшимся на телль.

«Что ты здесь ищешь столько лет?

Выкладывай, знаток».

И выступил его ответ,

Как кровь меж книжных строк:

«Ищу я древние горшки,

Что были в старину.

И измеряю черепки,

Чтоб знать величину.

Потом пишу подобно вам —

И в этом мы равны, —

Но больший вес моим словам

Присущ за счет длины».

Но я обдумывала путь —

Убить миллионера

И в холодильник запихнуть,

Не портя интерьера.

И вот, смиряя сердца дрожь,

Я крикнула ему:

«Выкладывай, как ты живешь,

На что и почему?»

Ответ был ласков и умен:

«Назад пять тысяч лет —

Из всех известных мне времен

Изысканнее нет!

Отбросьте поздние века

(Всего десятков пять!),

И вот вам сердце и рука,

И едемте копать!»

Но я все думала, как в чай

Подсыпать мышьяка,

И упустила невзначай

Резоны чудака

Но так его был нежен взор

И сам он так пригож,

Что мне пришлось спросить в упор:

«Скажи, как ты живешь?»

Ищу у стойбищ и дорог

Предметы древних дней,

Потом вношу их в каталог

И шлю домой в музей.

Но платят мне не серебром

За мои товар старинный,

Хотя полны моим добром

Музейные витрины.

То неприличный амулет

Отроешь из песка —

С далеких предков спросу нет.

Дремучие века!

Не правда ль, весело живет

На свете археолог?

Пусть не велик его доход —

Но век обычно долог!»

И только он закончил речь,

Мне стало ясно вдруг,

Как труп от порчи уберечь,

Свалив его в тузлук.

«Спасибо, — говорю ему, —

За ум и эрудицию,

Я предложение приму

И еду в экспедицию!»

С тех пор, когда я разолью

На платье реактивы

Или керамику побью

Рукой нетерпеливой,

Или услышу за холмом

Пронзительную трель, —

Вздыхаю только об одном —

Об эрудите молодом,

Чей нежен взгляд, чей слог весом,

Кто, мысля только о былом,

Над каждым трясся черепком,

Чтоб толковать о нем потом

Весьма научным языком;

Чей взор, пылающий огнем,

Испепелял весь грунт кругом;

Кто, восполняя день за днем

Незнанья моего объем,

Внушил мне мысль, что мы пойдем

И раскопаем телль!

Я рассказать тебе бы мог,

Как повстречался мне

Какой-то древний старичок,

Сидящий на стене.

Спросил я: «Старый, старый дед,

Чем ты живешь? На что?»

Но проскочил его ответ

Как пыль сквозь решето:

— Ловлю я бабочек больших

На берегу реки,

Потом я делаю из них

Блины и пирожки

И продаю их морякам —

Три штуки на пятак.

И в общем, с горем пополам,

Справляюсь кое-как.

Но я обдумывал свой план,

Как щеки мазать мелом,

А у лица носить экран,

Чтоб не казаться белым,

И я в раздумье старца тряс,

Держа за воротник:

— Скажи, прошу в последний раз,

Как ты живешь, старик?

И этот милый старичок

Сказал с улыбкой мне:

— Ловлю я воду на крючок

И жгу ее в огне

И добываю из воды

Сыр под названьем бри.

Но получаю за труды

Всего монетки три.

А я раздумывал — как впредь

Питаться манной кашей,

Чтоб ежемесячно полнеть

И становиться краше.

Я все продумал наконец

И, дав ему пинка,

— Как поживаете, отец? —

Спросил я старика.

— В пруду ловлю я окуньков

В глухой полночный час

И пуговки для сюртуков

Я мастерю из глаз.

Но платят мне не серебром,

Хоть мой товар хорош.

За девять штук, и то с трудом,

Дают мне медный грош.

Бывает, выловлю в пруду

Коробочку конфет,

А то — среди холмов найду

Колеса для карет.

Путей немало в мире есть,

Чтоб как-нибудь прожить,

И мне позвольте в вашу честь

Стаканчик пропустить.

И только он закончил речь,

Пришла идея мне:

Как мост от ржавчины сберечь,

Сварив его в вине.

— За все, — сказал я, — старикан,

Тебя благодарю,

А главное — за тот стакан,

Что выпил в честь мою.

С тех пор, когда я тосковал,

Когда мне тяжко было,

Когда я пальцем попадая

Нечаянно в чернила,

Когда не с той ноги башмак

Пытался натянуть,

Когда отчаянье и мрак

Мне наполняли грудь,

Я плакал громко на весь дом

И вспоминался мне

Старик, с которым был знаком

Я некогда в краю родном,

Что был таким говоруном,

Таким умельцем и притом

Незаурядным знатоком —

Он говорил о том о сем,

И взор его пылал огнем.

А кудри мягким серебром

Сияли над плешивым лбом,

Старик, бормочущий с трудом,

Как будто бы с набитым ртом,

Храпящий громко, словно гром,

Сидящий на стене.



Эта книга — ответ. Ответ на вопрос, который задают мне очень часто.

— Так вы ведете раскопки в Сирии?! Ну-ка расскажите!

Как вы живете? В палатках?..

И все в том же духе.

Наши раскопки мало кого интересуют. Это просто удобный повод сменить тему в светской беседе. Но изредка попадаются и такие собеседники, которые действительно хотят больше об этом узнать.

Есть и еще один вопрос, который дотошная Археология задает Прошлому:

«Расскажи мне, как жили наши предки?»

Ответ на этот вопрос приходится искать с помощью кирки и лопаты.


Такими были наши печные горшки. В этой большой яме мы хранили зерно, а этими костяными иглами шили одежду. Здесь были наши дома, здесь — купальни, а вот наша канализация!

Вот в том горшке припрятаны золотые серьги — приданое моей дочери. В этом маленьком кувшинчике я держала свою косметику. А это опять кухонные горшки, вы отыщете таких сотни.

Мы их покупали у горшечника, что жил на углу. Вы, кажется, сказали — Вулворт?[2] Теперь, стало быть, его так зовут?..


Иногда попадаются и царские дворцы или храмы, еще реже — царские усыпальницы. Такие находки уже сенсация. В газетах появляются огромные заголовки, о наших находках читают лекции, показывают фильмы, о них известно каждому! Ну, а для того, кто копает, самое интересное, по-моему, — это повседневная жизнь горшечника, крестьянина, ремесленника, искусного резчика, сделавшего эти печати и амулеты с изображениями животных, и мясника, и плотника, и всякого работника.

И наконец, последнее, чтобы потом не было разочарований. Это не какое-то фундаментальное исследование. В моих записках вы не найдете новых аспектов археологии или красочных описаний, равно как и рассуждений по поводу этносов, рас, экономики и истории. Это, как говорится, «безделка», просто книжка о нашей каждодневной работе и случаях из жизни.

Глава 1

Отъезд в Сирию

Через несколько недель мы отправляемся в Сирию!

Купить вещи для жаркого климата осенью или зимой — задача не из простых. Расчет на то, что сгодится прошлогодняя летняя одежда, оказывается чрезмерно оптимистичным. Во-первых, она — как пишут обычно в объявлениях о продаже старой мебели, — «имеет вмятины, царапины и пятна», а именно выцвела, села или вышла из моды. А во-вторых — увы мне, увы — она стала очень тесной! Итак, вперед, по магазинам…

— О мадам, конечно, сейчас не сезон и таких вещей даже никто не спрашивает! Но у нас, к счастью, есть несколько прелестных костюмчиков — прошлогодняя модель, в темных тонах.

О проклятие прошлогодним моделям! О унижение — носить прошлогодние модели! И унижение двойное, когда тебя с первого же взгляда причисляют к покупательницам прошлогодних моделей!

А ведь были времена длинного черного, очень стройнящего пальто с большим меховым воротником. Когда продавщица позволяла себе только любезно щебетать:

— Но, мадам, вам наверняка в отдел для полных женщин!

Итак, я рассматриваю «прелестные костюмчики» с довольно нелепыми вкраплениями кусочков меха и юбками плиссе. После чего со сдержанной скорбью объясняю, что мне необходим легко стирающийся шелк и хлопок.

— О, тогда мадам нужно пойти в отдел «все для круиза».

Мадам отправляется в этот отдел, хотя уж ни на что не рассчитывает. Круиз — это что-то из области романтики, призрачная Аркадия в морской дымке. В круиз отправляются юные стройные девы, облаченные в несокрушимые льняные штаны, с неимоверным клешем внизу и в плотнейшую обтяжку на бедрах. Это для таких покупательниц предназначены «спортивные костюмы» и «костюмы для игр». Это для них «шорты восемнадцати фасонов»!

Милое создание в отделе «все для круиза» преисполнено желания мне угодить, оно мне сочувствует, но решительно ничем не может помочь.

— Ах, мадам, к несчастью, у нас нет таких больших размеров!

(Вот ужас! С такими размерами — и круиз?! Но где же тогда романтика?) Затем она добавляет безнадежно:

— Это ведь вряд ли подойдет?

Я печально соглашаюсь: да, вряд ли. Но, как оказывается, есть еще один островок надежды: «Наш тропический отдел».

«Наш тропический отдел» почему-то торгует исключительно пробковыми шлемами. Коричневыми и белыми, а также специальными патентованными. Чуть в стороне, видимо, из-за их некоторой фривольности, красуются шляпки с двойной тульей — голубые, розовые и желтые, яркие словно тропические цветы. Здесь же имеется огромная деревянная лошадь и огромное количество галифе для верховой езды.