Агата Кристи - Пять поросят

– Ни о какой кочерге я не слышала, – без раздумий ответила мисс Уильямс. – Правильный вариант – с пресс-папье.

– От кого вы его услышали?

– Мне рассказала сама Анжела. Причем рассказала по собственной инициативе и едва ли не в самом начале нашего знакомства.

– Что именно она вам поведала?

– Анжела дотронулась до щеки и сказала: «Это сделала Каролина, когда я была ребенком. Бросила в меня пресс-папье. Никогда не упоминайте при ней об этом, потому что она ужасно расстраивается».

– Сама миссис Крейл в разговоре с вами упоминала об этом инциденте?

– Лишь вскользь. Она считала, что я знаю, как все случилось. Помню, однажды миссис Крейл сказала: «Знаю, вы считаете, что я избаловала Анжелу, но, понимаете, я никогда не смогу искупить свою вину перед ней». А в другой раз выразилась так: «Нет бремени тяжелее, чем знать, что ты на всю жизнь изувечил другого человека».

– Спасибо, мисс Уильямс. Это все, что я хотел узнать.

– Я не понимаю вас, месье Пуаро, – резко заметила мисс Уильямс. – Вы показали Карле мой отчет о трагедии?

Детектив кивнул.

– И тем не менее вы… – Она не договорила.

Пуаро кивнул.

– Задумайтесь на минутку. Проходя мимо торговца рыбой и видя лежащие на прилавке двенадцать рыб, вы принимаете их все за настоящие, не так ли? Но одна из них может оказаться муляжом.

– В высшей степени маловероятно, – с жаром возразила мисс Уильямс.

– Да, маловероятно, но не невозможно, поэтому однажды моему другу пришлось сравнивать чучело рыбы с настоящей. И если бы вы увидели вазу с цинниями в гостиной в декабре, то приняли бы их за искусственные, хотя они могли быть настоящими, доставленными из Багдада на самолете.

– К чему весь этот вздор? – строго вопросила мисс Уильямс.

– К тому, чтобы показать вам: по-настоящему видят лишь глаза разума.

Подходя к большому многоквартирному дому, выходящему на Риджентс-парк, Пуаро замедлил шаг. Вообще-то, если подумать как следует, ему вовсе не хотелось расспрашивать о чем-либо Анжелу Уоррен. Что касается единственного вопроса, который он хотел задать, то с ним можно было подождать. Нет, на самом деле его привела сюда неутолимая страсть к симметрии. Пять человек – значит, и вопросов должно быть пять. Так точнее и аккуратнее. Все как бы закругляется.

Ладно, он что-нибудь придумает…

Анжела Уоррен приняла его с живым нетерпением.

– Выяснили что-нибудь? Подвижки есть?

Пуаро медленно кивнул, став похожим на китайского болванчика.

– Продвижение есть… наконец.

– Филипп Блейк? – У нее получилось что-то среднее между утверждением и вопросом.

– В настоящий момент, мадемуазель, я не хочу ничего говорить. Время еще не пришло. А вас я попрошу оказать любезность и приехать в Хэндкросс-Мэнор. Остальные уже согласились.

Мисс Уоррен нахмурилась.

– И что вы предполагаете сделать? Реконструировать события шестнадцатилетней давности?

– Посмотреть на все с другого угла и, может быть, увидеть яснее. Вы приедете?

– Да, приеду, – задумчиво сказала Анжела Уоррен. – Будет интересно увидеть всех снова. Может быть, теперь я посмотрю на них, как вы говорите, яснее, чем тогда…

– Вы захватите с собой письмо, которое показывали мне в прошлый раз?

Она снова нахмурилась.

– Письмо – моя собственность. Вам я показала его потому, что имела на то вескую причину, но позволять читать его чужим и не симпатичным мне людям я не намерена.

– Но вы согласны руководствоваться в этом деле моими рекомендациями?

– Ничего подобного. Я захвачу с собой письмо, но как с ним быть, решу сама в соответствии с моим собственным суждением, которое, позволю себе так думать, не хуже вашего.

Пуаро лишь развел руками в знак согласия и поднялся.

– Разрешите один небольшой вопрос?

– Какой?

– В то время, когда случилась трагедия, вы ведь читали «Луну и грош» Сомерсета Моэма?

Анжела Уоррен растерянно уставилась на него.

– Полагаю… да, совершенно верно, – подтвердила она и взглянула на сыщика с любопытством. – А как вы узнали?

– Хочу показать вам, мадемуазель, что даже в делах малозначительных я немного волшебник. Есть вещи, о которых я знаю, даже если мне о них не говорят.

Послеполуденное солнце заглядывало в лабораторию Хэндкросс-Мэнор. В комнату внесли несколько кресел и небольшой диван, но они не столько добавили уюта, сколько подчеркнули ее унылое запустение.

Немного смущенный Мередит Блейк перебрасывался редкими репликами с Карлой, рассеянно пощипывая усы. Прервав очередную паузу, он сказал:

– Моя дорогая, вы так одновременно похожи и не похожи на вашу мать…

– И чем же я похожа и не похожа? – спросила Карла.

– У вас такой же цвет волос и походка, но вы – как бы это выразиться… намного позитивнее.

Филипп Блейк наморщил лоб и, выглянув из окна, нетерпеливо побарабанил по стеклу.

– Для чего это все затевалось? Какой в этом смысл? Такой чудесный субботний денек…

Успокоить его поспешил Эркюль Пуаро.

– Приношу свои извинения. Я знаю, непростительно расстраивать партию в гольф. Mais voyons[18], мистер Блейк, это ведь дочь вашего лучшего друга. Вы же сделаете исключение ради нее, не правда ли?

– Мисс Уоррен, – объявил дворецкий.

Мередит вышел навстречу гостье.

– Рад, Анжела, что вы смогли выкроить время. Знаю, как вы заняты. – Он подвел ее к окну.

– Здравствуйте, тетя Анжела, – сказала Карла. – Прочла сегодня утром вашу статью в «Таймс». Приятно иметь знаменитую родственницу. – Она жестом указала на высокого молодого человека с квадратным подбородком и серыми глазами. – Это Джон Реттери. Мы с ним… надеемся пожениться.

– О! Я и не знала… – отозвалась Анжела Уоррен.

Мередит отправился встречать очередного прибывшего.

– Мисс Уильямс, давненько не виделись.

Худощавая, хрупкая, но по-прежнему энергичная, пожилая гувернантка вошла в комнату. Несколько секунд она задумчиво смотрела на Пуаро, потом перевела взгляд на высокую, широкоплечую фигуру в ладно скроенном твиде.

Анжела Уоррен с улыбкой шагнула к ней.

– Я как будто снова чувствую себя ученицей.

– Горжусь вами, моя дорогая, – сказала мисс Уильямс. – А это, полагаю, Карла? Она, конечно, меня не помнит. Такая юная…

– Это еще что такое? – недовольно проворчал Филипп Блейк. – Меня никто не предупредил…

– Я называю это… экскурсией в прошлое. Давайте все сядем и подождем последнего гостя. А когда она прибудет, перейдем к нашему делу – попробуем похоронить призраков.

– Какие глупости, – воскликнул Филипп Блейк. – Вы же не собираетесь устроить сеанс спиритизма?

– Нет, нет. Мы всего лишь обсудим некоторые события, случившиеся давным-давно. Обсудим и, возможно, яснее представим их ход. Что же касается призраков, то они не материализуются, но кто скажет, что их здесь нет, в этой комнате, пусть даже сейчас мы их не видим? Кто скажет, что Эмиас и Каролина Крейл не слушают нас?

– Полнейшая чепуха и… – начал было Филипп Блейк, но осекся, потому что дверь снова открылась, и дворецкий объявил о прибытии леди Диттишем.

Эльза вошла в лабораторию с характерным для нее выражением скуки и высокомерного превосходства. Одарив пренебрежительной улыбкой старшего из Блейков, она холодно взглянула на Анжелу и Филиппа, прошествовала к стоящему у окна, чуть поодаль от остальных, креслу и распустила окутывавшие ее шею роскошные, бледных тонов меха. Минуту-другую оглядывала комнату, после чего посмотрела на Карлу.

Девушка тоже смотрела на нее, задумчиво оценивая женщину, чье появление внесло раздор и привело к трагедии в жизни ее родителей. Смотрела с любопытством, без следа враждебности на юном, серьезном лице.

– Извините, если опоздала, месье Пуаро, – сказала Эльза.

– Мадам, я благодарю вас за оказанную любезность.

Сесилия Уильямс едва слышно фыркнула, но Эльза встретила брошенный на нее презрительный взгляд с полным равнодушием.

– Анжела, тебя бы я не узнала, – сказала она. – Сколько не виделись? Шестнадцать лет?

– Да, – воспользовавшись моментом, подхватил Пуаро, – шестнадцать лет отделяют нас от событий, говорить о которых мы будем сегодня. Но прежде позвольте объяснить, почему мы собрались здесь.

Не тратя лишних слов, сыщик рассказал об обращении к нему Карлы Лемаршан и своем согласии на ее предложение. Затем, не обращая внимания на потемневшего от негодования Филиппа и опешившего от такого заявления Мередита, быстро продолжил:

– Я взялся за это дело и приступил к работе с одной целью: отыскать правду.

Слова Пуаро доносились до Карлы Лемаршан, сидевшей в глубоком, с высокой спинкой кресле, словно издалека. Прикрыв ладонью глаза, она тайком изучала пять лиц.

Возможно ли представить, что кто-то из этой пятерки совершил убийство? Прекрасная, как экзотический цветок, Эльза? Раскрасневшийся от возмущения Филипп? Мягкий, добродушный мистер Мередит Блейк? Суровая гувернантка? Собранная, деловитая Анжела Уоррен?

Возможно ли – если постараться как следует – представить кого-то из них убийцей? Да, возможно, но только убийство было бы другим. Филипп Блейк мог бы задушить какую-то женщину в порыве ярости. Мередит Блейк мог бы, грозя револьвером грабителю, случайно спустить курок. Застрелить из револьвера могла бы и Анжела Уоррен, но отнюдь не случайно. Ничего личного – ради безопасности экспедиции! И Эльза, сидя в роскошных шелках на диване в каком-нибудь сказочном замке, могла бы распорядиться сбросить какого-нибудь несчастного с крепостной стены. Но даже в самых буйных фантазиях невозможно было представить в роли убийцы маленькую мисс Уильямс. Еще одна воображаемая сцена: «Вы когда-нибудь убивали, мисс Уильямс?» И в ответ: «Занимайся арифметикой, Карла, и не задавай глупых вопросов. Убить кого-то – это зло».