Агата Кристи - Пуаро знает убийцу. Пуаро расследует. Пуаро спешит на помощь. Сообщники

— Зло в воздухе, — пробормотал Пуаро. — Да, я это чувствую.

Наш ужин прошел в молчании. На полу расположился доктор Тоссвил, вытянувшись во всю длину на египетских древностях. Мы уже собрались расходиться по своим палаткам — готовиться ко сну, как вдруг сэр Гай схватил за руку Пуаро и указал на что-то впереди. Мрачная фигура молча двигалась между палатками. Но это был не человек: я отчетливо разглядел голову собаки. Такую фигуру я видел нарисованной на стенах гробницы. Кровь буквально застыла у меня в жилах.

— Mon Dieu, — пробормотал Пуаро, истово крестясь. — Это Анубис, шакалоголовый бог умерших душ.

— Кто-то разыгрывает нас, — воскликнул доктор Тоссвил, вскакивая на ноги.

— Он отправился в вашу палатку, Харпер, — пробормотал смертельно бледный сэр Гай.

— Нет, — возразил Пуаро, покачав головой. — В палатку доктора Эймса.

Доктор недоверчиво посмотрел на него и затем воскликнул, повторяя слова Тоссвила:

— Кто-то разыгрывает нас! Идемте, поймаем его. — И он устремился в погоню за таинственным призраком. Я последовал за ним. Но мы так никого и не нашли — ни одной живой души.

Мы вернулись обескураженные и обнаружили, что Пуаро уже принял весьма энергичные меры для обеспечения персональной безопасности. Он лихорадочно рисовал на песке вокруг палатки различные знаки и диаграммы. Среди них я узнал пятиконечную звезду, или Пентагон, который повторялся много раз. Верный своей привычке, Пуаро прочел импровизированную лекцию о ведьмах и магии вообще и белой магии как альтернативе черной, ссылаясь при этом на «Книгу мертвых»[198].

Все это вызвало взрыв возмущения у доктора Тоссвила. Он оттащил меня в сторону и сердито воскликнул:

— Чепуха, сэр! Чистая белиберда. Этот человек — самозванец и обманщик. Он не понимает разницы между средневековыми предрассудками и верованиями Древнего Египта. Я никогда раньше не встречал такой невероятной смеси невежества и наивности.

Я успокоил возмущенного эксперта и присоединился к Пуаро, который ушел в палатку. Мой маленький друг сиял.

— Теперь мы можем быть спокойны, — радостно сообщил он. — И я могу немного вздремнуть. У меня дикая головная боль. Нужен хороший настой из трав.

Как будто в ответ на эту просьбу, полог палатки распахнулся, и внутрь вошел Хасан с дымящейся чашкой, которую он предложил Пуаро. Это был настой ромашки, в целебную силу которого мой друг верил безоговорочно. Мы поблагодарили Хасана и отказались от второй чашки настоя для меня, после чего наконец остались одни.

Я разделся и долго стоял у входа в палатку, вглядываясь в пустыню.

— Удивительное место. Замечательная штука археология! А сколько в ней очарования! Жизнь в пустыне, постоянное соприкосновение с тайнами ушедшей цивилизации. В самом деле, Пуаро, не может быть, чтобы вы этого не чувствовали!

Однако ответа на мой взволнованный монолог не последовало. Я повернулся, слегка обеспокоенный. Моя тревога была не напрасна… Пуаро лежал на спине поперек койки, его лицо было искажено страшной гримасой, углы рта подергивались… Рядом валялась пустая чашка. Я подскочил к нему, а затем помчался через весь лагерь к палатке доктора Эймса.

— Доктор Эймс, — закричал я, — идемте скорее!

— Что случилось? — спросил появившийся в пижаме доктор Эймс.

— Мой друг. Он умирает. Это настой ромашки. Задержите Хасана в лагере, — задыхаясь, проговорил я.

В мгновение ока доктор примчался к нашей палатке. Пуаро лежал в том же положении, в каком я его оставил.

— Невероятно! — воскликнул доктор Эймс. — Это похоже на апоплексический удар. Хотя, вы сказали, что он что-то пил? — Он поднял пустую чашку.

— Но только я совсем ничего не пил, — произнес спокойный голос.

Мы в изумлении обернулись. Пуаро сидел на кровати и улыбался.

— Нет, — мягко повторил он, — я не пил этого. Пока мой добрый друг Гастингс размышлял о прелестях пустыни, у меня была возможность незаметно вылить этот настой. Но не в себя, а в бутылочку. И эта бутылочка отправится на анализ в лабораторию.

Доктор сделал резкое движение.

— Нет, нет, доктор, вы ведь разумный человек и понимаете, что насилием здесь ничего не добьешься. Пока Гастингс отсутствовал, у меня было достаточно времени, чтобы спрятать бутылочку в надежное место. Ну-ка, быстро, Гастингс, держите его!

Я не понял опасений Пуаро. Готовый спасти моего друга, я бросился к нему. Но резкое движение доктора имело другой смысл. Он быстро поднес руку ко рту, и в воздухе разлился запах горького миндаля. Он качнулся вперед и упал.

— Еще одна жертва, — мрачно произнес Пуаро. — Но последняя. Возможно, это был лучший выход. На его счету три смерти.

— Доктор Эймс! — вскричал я, потрясенный. — А я-то думал, что вы верите в действие потусторонних сил.

— Вы просто неправильно поняли меня, Гастингс. Я говорил, что верю в страшную власть суеверий. Если однажды происходит ряд смертей, причиной которых, по мнению большинства, является месть разгневанного духа фараона, то вы можете спокойно зарезать человека чуть ли не среди бела дня, и все равно эту смерть тоже припишут сверхъестественным силам. Я с самого начала подозревал, что кто-то пытается играть на этом. Думаю, что эта идея возникла у доктора Эймса после смерти Джона Уильярда, когда немедленно появились кривотолки подобного рода. В смерти сэра Джона не было кому-нибудь выгоды. А вот с мистером Блайнбером ситуация совершенно иная. Он был очень богатым человеком. В сообщении, присланном из Нью-Йорка, было кое-что, наводящее на след. Начнем с того, что у молодого Блайнбера в Египте был приятель, у которого он хотел попросить взаймы. Подразумевалось, что это его дядя. Но мне казалось, что в этом случае он бы так прямо и сказал об этом. Его же слова предполагали существование именно друга. Блайнбер с трудом наскреб денег на поездку в Египет. Дядя не дал ему ни пенни, но тем не менее он смог купить обратный билет до Нью-Йорка. Кто-то одолжил ему деньги.

— Ну, все это не слишком-то весомо, — заметил я.

— Да, но есть еще кое-что, мой дорогой Гастингс. Очень часто фраза, сказанная в переносном смысле, воспринимается буквально. Но ведь иногда бывает и наоборот. Слова, имеющие вполне конкретный смысл, могут принять за метафору. Молодой Блайнбер ясно пишет: «Я — прокаженный». Но почему-то никому не пришло в голову, что он застрелился потому, что не хотел провести остаток своих дней в лепрозории[199].

— Что? — воскликнул я.

— Это было гениальное изобретение дьявольского ума. Молодой Блайнбер страдал от какой-то кожной болезни. Он жил на островах Южного моря, где это обычное дело. Эймс был его старинным другом и известным врачом.

Блайнберу никогда не пришло бы в голову сомневаться в его диагнозе. Доктор сказал: проказа — и он поверил. Когда я здесь появился, то подозревал двоих: Харпера и Эймса. Но очень скоро понял, что только врач мог подготовить и осуществить эти преступления. Кроме того, мне стало известно от Харпера, что доктор был и раньше знаком с молодым Блайнбером. Без сомнения, он когда-то написал завещание или застраховал свою жизнь в пользу доктора Эймса, который усмотрел в этом прекрасную возможность поправить свои дела. Ему было нетрудно внести инфекцию старому мистеру Блайнберу и сообщить о ложном диагнозе молодому. Узнав от доктора Эймса о диагнозе, молодой Блайнбер покончил с собой. Старик Блайнбер, несмотря на свой преклонный возраст, так никому и не оставил завещания. Все его состояние должно было перейти к племяннику, а от него к доктору.

— А мистер Шнайдер?

— Трудно сказать наверняка. Не забывайте, он тоже знал молодого Блайнбера и мог что-то заподозрить. Или, опять же, доктор вполне мог решить, что еще одна немотивированная смерть только укрепит веру окружающих в месть потусторонних сил. Более того, могу сообщить вам, Гастингс, весьма любопытный психологический факт. У каждого убийцы возникает страстное желание повторить удачное преступление, и в какой-то момент он не в силах стоять перед искушением. Потому-то я и боялся за жизнь молодого Уильярда. Роль Анубиса, фигуру которого вы видели сегодня ночью, я попросил сыграть Хасана. Мне хотелось выяснить, можно ли испугать доктора подобным образом. Но, как оказалось, чтобы его испугать, сверхъестественных сил недостаточно. Та маленькая комедия, которую я разыграл перед ним, изображая себя насквозь пронизанным суевериями, его не обманула. У меня были все основания полагать, что следующей жертвой могу стать я. Но, несмотря на la тег mauolite[200], немыслимую жару и вечно досаждающий песок, мои серые клеточки все еще работают.

Как оказалось, Пуаро был абсолютно прав в своих предположениях. Несколько лет назад молодой Рупер Блайнбер, будучи в подпитии, написал шуточное завещание. Оно гласило: «Оставляю моему доброму другу доктору Эймсу мой портсигар, который ему так нравится, и все, чем я буду владеть к моменту смерти, хотя наверняка это будут только долги, за то, что он спас меня, когда я тонул».

И хотя эту историю постарались как можно быстрее замять, до сих пор ходят разговоры о целом ряде таинственных смертей, связанных с вскрытием гробницы фараона Мен-Хен-Ра И по сей день их считают неопровержимым доказательством неотвратимой мести фараонов осквернителям их гробниц. Но это, как объяснил мне Пуаро, совершенно противоречит верованиям и философии древних египтян.

— Пуаро, — сказал я, — вам бы не повредило сменить обстановку.

— Вы полагаете?

— Я в этом совершенно уверен.

— Вот как? — улыбнулся мой друг. — У вас, стало быть, уже все приготовлено?

— Так вы едете со мной?

— А куда вы собираетесь меня везти?