— Я с вами не согласен. Имеет значение, и большое. Если нам удастся выяснить, с чего начался пожар, мы, возможно, сумеем предотвратить подобное несчастье в будущем. Потому-то меня и направили сюда. Хьюсон, вы заведовали складом горюче-смазочных материалов и генераторным блоком. У вас есть какие-то соображения?

— Никаких. Наверняка что-то случилось с электропроводкой, но каким образом все произошло, ума не приложу. Возможно, какая-то из бочек дала течь, и в воздухе были пары соляра. В помещении склада были установлены два масляных радиатора для поддержания температуры около нуля градусов по Фаренгейту, чтобы топливо не загустело. Возможно, произошло короткое замыкание и газ вспыхнул. Но это всего лишь предположение.

— А не могли ли причиной пожара стать самовозгорание ветоши или непотушенный окурок?

— Послушайте, мистер, — побагровел Хьюсон. — Я свое дело знаю. Не надо мне говорить насчет самовозгорания ветоши или о непотушенном окурке. Как следить за порядком в своем хозяйстве, мне хорошо известно.

— Нечего лезть в бутылку, — оборвал я его. — Я вовсе не хотел вас обидеть. Я только выполняю порученное мне задание. — Повернувшись к Несби, я спросил его: — Что произошло после того, как вы послали Хьюсона разбудить капитана Фолсома?

— Кинулся в радиорубку. Этот блок находится южнее кухни и западнее барака майора Холлиуэлла...

— Но прежде чем выйти из столовой, вы убедились, что оба техника — Фландерс и Брайс, что ли, — оставили помещение?

— Нет, я этого не сделал. — Понурив голову, Несби уставился в пол. — Они погибли. Из-за меня. Но вы представить себе не можете, что творилось в столовой. Сквозь стенку пробивался огонь, было полно дыма и смрада от горящего соляра. Ничего не было видно, и я чуть не задохнулся. Я хорошенько встряхнул их обоих и крикнул, чтоб поживее сматывались. Кричал я достаточно громко.

— Могу подтвердить его слова, — спокойно проговорил Хьюсон. — Я стоял рядом с ним.

— Ждать я не стал, — продолжал Несби. — Я не о спасении собственной шкуры думал. Просто решил, что Фландерс и Брайс следом за мной выбегут. Я хотел предупредить остальных. Только... Только через несколько минут я заметил, что их нигде не видно. Ну а потом... Потом было поздно.

— Вы бросились в радиорубку. Вы спали в помещении радиостанции, Киннэрд, не так ли?

— Да, именно там, — скривив губы, произнес радист. — Я и мой помощник Грант, паренек, который умер вчера. Доктор Джолли спал в отделенной перегородкой восточной части блока. Там у него была операционная и крохотная лаборатория, в которой он исследовал пробы льда.

— Выходит, пожар должен был начаться с вашего конца? — спросил я у Джолли.

— Наверно, — согласился ирландец. — Признаться, старик, все это мне представляется каким-то кошмарным сном. Я чуть не задохнулся. Первое, что увидел, это лицо Гранта, склонившегося надо мной. Парнишка тряс меня и орал во всю мочь. Что именно, уж и не помню. Наверно, хотел втолковать мне, что барак горит. Не знаю, что я ему сказал, похоже, что ничего. Но явственно помню, как он начал хлестать меня по щекам, причем довольно сильно. Но это помогло. Ей-богу! Я вскочил на ноги, и он потащил меня из моего кабинета в радиорубку. Молодому Гранту я обязан жизнью. Хорошо хоть, что я сообразил захватить с собой медицинскую сумку, она у меня всегда наготове.

— А что же разбудило Гранта?

— Его Несби разбудил, — объяснил Киннэрд. — Кричал, барабанил по двери. Если бы не он, мы с доктором Джолли сыграли бы в ящик. Воздух в радиорубке был отравлен, и, если бы Несби не закричал, мы бы так и не проснулись. Я велел Гранту растолкать доктора, а сам попытался открыть наружную дверь.

— А что, она была заперта?

— Ее заклинило, будь она неладна. Ничего удивительного. Днем, когда обогреватели шпарили вовсю, лед вокруг дверей оттаивал. А ночью, забираясь в свои спальники, мы убавляли напряжение до минимума. Растаявший в щелях лед замерзал, и дверь оказывалась словно запечатанной. Так случалось каждую ночь. Всякий раз утром приходилось попотеть, чтобы выбраться наружу. Но, должен вам сказать, в тот раз выбрались мы без всяких затруднений.

— А что было потом?

— Я выскочил, — отвечал Киннэрд. — Из-за черного дыма и брызг соляра невозможно было ничего разглядеть. Отбежал ярдов на двадцать в южном направлении, чтобы понять, что же происходит. У меня создалось впечатление, будто весь лагерь охвачен огнем. Когда тебя будят в два часа ночи, а ты почти ничего не видишь, не успев проснуться и одурев от дыма, котелок у тебя варит не ахти. Еще слава Богу, что я сообразил, что надо передать «SOS», иначе нам хана. Вот я и вернулся в радиорубку.

— Мы все обязаны жизнью Киннэрду, — произнес молчавший до этого Джереми — рыжеволосый крепыш канадец, занимавший должность старшего техника базы. — А если бы я распустил руки, нам всем была бы крышка.

— Христом Богом прошу, заткнись, приятель, — пробурчал Киннэрд.

— Не заткнусь, — упрямо отвечал Джереми. — Кроме того, доктор Карпентер должен знать все подробности. После капитана Фолсома я первым вышел из жилого барака. Хьюсон уже говорил, что мы попытались сбить огонь с барака майора Холлиуэлла. С самого начала дело было безнадежным, но мы все равно делали свое дело. Мы же знали, что в блоке находятся четыре человека. Только зря теряли время. Капитан Фолсом сказал, что намерен пустить в ход еще один огнетушитель, и велел мне сходить посмотреть, что с радиорубкой. Все здание радиостанции было охвачено огнем. Когда я подошел к двери с западной стороны блока, то увидел, что Несби наклонился над доктором Джолли. Выбравшись на свежий воздух, тот сразу же упал будто скошенный. Он крикнул мне, чтоб я поскорей оттащил доктора от горящего барака. Но тут я увидел, что к нам бежит Киннэрд. Смотрю: он прямо к дверям радиорубки направляется. — Невесело улыбнувшись, Джереми продолжал: — Ну, думаю, у малого крыша поехала. Одним прыжком я загородил ему дорогу. Он крикнул, чтобы я не мешал ему. Я ему говорю: «Не валяй дурака». А он как заорет на меня — иначе из-за рева пламени я б его не услышал — и говорит, что должен вынести портативную рацию. И еще сказал, что горючему хана, что и генераторный блок и пищеблок в огне. Сбив меня с ног, он кинулся в дверь. Оттуда вырывались дым и огонь. Как он остался жив, ума не приложу.

— Тогда-то вы и получили сильные ожоги лица и рук? — спросил Суонсон. Командир субмарины стоял в дальнем углу кают-компании и до сих пор молчал. Однако он не пропустил ни единого слова. Потому-то я и попросил его присутствовать: от внимания Суонсона не ускользнет ничто.

— Пожалуй, что так, сэр.

— За такой подвиг вы заслуживаете приема в Букингемском дворце.

— Чихать я хотел на Букингемский дворец, — сердито выругался Киннэрд. — Кто вернет мне моего товарища? Молодого Джимми Гранта? Пригласят ли его в Букингемский дворец? Черта с два. Не повезло бедняге. Вы знаете, чем он был занят? Когда я вошел в радиорубку, он все еще в ней находился. Сидел за передатчиком, посылал сигнал «SOS» на закрепленной за нами частоте. На нем уже горела одежда. Я стащил его со стула, крикнул, чтобы захватил с собой несколько железно-никелевых батарей и поскорей выметался. Схватив портативную рацию и ящик с элементами питания, я бросился к двери. Думал, что Грант бежит за мной следом. Из-за рева пламени и взрывов бочек с горючим стоял такой гул, что я ничего не слышал. Чтобы понять, что там творилось, надо было все это увидеть собственными глазами. Я отбежал в сторону, чтобы спрятать в безопасное место рацию и аккумуляторы. Потом вернулся. Я спросил у Несби, который пытался привести в чувство доктора Джолли, вышел ли из помещения радиостанции Джимми Грант. Он сказал, что нет. Я кинулся к двери и тут потерял сознание.

— Это я ему врезал, — произнес с мрачным видом Джереми. — Сзади. Другого выхода не было.

— Когда я очухался, я был готов убить тебя, — хмуро заметил Киннэрд. — Но ты, пожалуй, спас мне жизнь.

— Как же иначе, — криво усмехнулся Джереми. — В ту ночь от меня было много пользы. Ведь я бил собственных товарищей. После того как Несби очухался, онпринялся орать: «Где Фландерс и Брайс, где Фландерс и Брайс?» Ведь они оба ночевали в пищеблоке, там же, где и он сам с Хьюсоном. К тому времени к нам подошли еще несколько человек, которые находились в жилом бараке. Через какое-то время мы заметили, что Фландерса, и Брайса среди них нет. Несби побежал к пищеблоку. Кинулся к двери, а двери-то и нет, сгорела. Из помещения языки пламени вырываются. Я его шарахнул, он упал и стукнулся головой о лед. — Посмотрев на Несби, Джереми сказал: — Еще раз извини, Джонни, но ты тогда был точно чокнутый.

— До сих пор чувствую твой кулак, — потер подбородок Несби и улыбнулся. — Но ты был прав.

— Тут появился капитан Фолсом, с ним Дик Фостер, он тоже спал в жилом бараке, — продолжал Джереми. — По словам капитана, ни один огнетушитель не действовал, все замерзли. Услышав, что Грант остался в радиорубке, они с Фостером накинули на себя мокрые одеяла. Я попытался задержать их, но Фолсом приказал мне отойти в сторону, — чуть улыбнулся Джереми. — А когда капитан Фолсом приказывает... Словом, ослушаться его невозможно.

Закрывшись с головой мокрыми одеялами, капитан вместе с Фостером вбежали в радиорубку. Через несколько секунд капитан Фолсом выбежал оттуда, неся на руках Гранта. В жизни своей я не видывал такой картины: оба горели точно живые факелы. Что случилось с Фостером, не знаю, но из помещения радиостанции он так и не выбрался. Крыши барака, в котором жил майор Холлиуэлл, и столовой рухнули. Приблизиться к этим постройкам было невозможно, да и поздно было что-то сделать. К тому времени майор и трое остальных, да и Фландерс с Брайсом, должно быть, были уже мертвы. Доктор Джолли считает, что они почти не мучились, потому что успели задохнуться.

— Что же, — с трудом выдавил я, — перед нами предстает довольно ясная картина этих жутких событий. Неужели не было возможности приблизиться к жилищу майора Холлиуэлла?